Страница 41 из 128
Tank должен обладать определенной универсальностью, чтобы убедить Ставку в
правомочности своего существования. И я хочу знать, какие шаги предприняты в данном
направлении.
Фольмер указал на чертеж.
— Мы сосредоточились на разработке универсального шасси. Собственно, уже
пятнадцатого ноября было сформулировано основное требование к гусеничному
самоходному шасси: чтобы оно было пригодно для использования как для танка, так и
трактора. Или грузовика. Предполагается, что машина будет развивать скорость до
двенадцати километров в час, преодолевать рвы шириной в полтора метра и подъемы
крутизной до тридцати градусов.
— Недурно, — кивнул фельдмаршал.
— Прошу. — Фольмер аккуратно выложил перед Гинденбургом новую схему. — Наша
последняя разработка.
— Надеюсь, мы не напрасно заставили концерны вложить деньги в проект, — проворчал
Гинденбург.
— В основу компоновочной схемы машины легла симметрия в продольной и поперечной
плоскостях, — начал объяснять Фольмер. — Это видно даже по дверям. Строгая
симметрия везде. В центре машины — двигательный отсек, закрытый капотом. Над ним
— площадка с местами механика-водителя и командира. Точнее, два места водителя,
повернутые в противоположные стороны, для переднего и заднего хода. Мы полагаем, что
идея «челнока» принесет хорошие плоды.
— Гусеницы, я вижу, прямо под днищем корпуса? — Фельдмаршал внимательно
рассматривал чертеж.
— Это позволяет увеличить полезный объем.
— Пушки?
— Две. 77 и 20 миллиметров.
— Продолжайте, — приказал фельдмаршал. — Какую скорость будет развивать этот
танк?
— Десять километров в час. — Фольмер знал, что изначально планировалось двенадцать,
но... В этой работе вообще было довольно много всяких «но», как, собственно, и
следовало ожидать от новаторского проекта.
— Предполагаемая масса?
— От двадцати пяти до тридцати тонн. Что потребует двигателя мощностью около
двухсот лошадиных сил. Такие моторы в Германии имеются, — прибавил Фольмер,
впрочем, без особой надежды. — К примеру, их используют для дирижаблей жесткой
схемы «Цеппелин».
— Забудьте, — лаконично бросил фельдмаршал. — Авиамоторы вам никто не отдаст.
Другой выход есть?
— Разумеется. Фирма «Даймлер» могла бы поставить двигатели мощностью в сто
лошадиных сил и снабжать ими строящиеся... Извините, танки. Поэтому будем применять
двухдвигательную установку с работой каждого мотора на гусеницу одного борта.
Фельдмаршал и руководитель работ долго еще разбирали чертежи, и ни один, ни другой
не знали, что спустя годы название танка — А7V — будет истолковано по-иному: буква
«V» в этой аббревиатуре расшифруется как «Vollmer»...
14 мая 1917 года, Майнц, Ставка Главного командования
Эрих Людендорф с интересом наблюдал совместное детище германской промышленности
и военного ведомства Второго Рейха. Ставка со свойственным ей скептицизмом не
ожидала слишком впечатляющих результатов.
Однако, демонстрация прототипа танка произвела определенный эффект. Комиссия
показала рабочее шасси с макетом бронекорпуса, а для большего правдоподобия машину
загрузили балластом массой в десять тонн.
— Недурно, — бросил наконец Людендорф. Он, как и Гинденбург, отличался в своих
речениях лаконичностью. Но каждое слово ценилось на вес золота, и это «недурно»,
сказанное вроде бы небрежным тоном, имело серьезные последствия.
Германии определенно следовало поторопиться с этим проектом. Уже 16 апреля 1917 года
в бою на реке Эн у Шмен-де-Дам участвовали французские танки — вторая держава
Антанты начала производство собственной бронетехники.
— К пятнадцатому июля мне необходимы первые пять готовых A7V, — подытожил
Людендорф. Это прозвучало так, будто танки необходимы ему лично, для собственного
поместья. И, как ни странно, произвело более сильное впечатление, нежели официальный
приказ.
Впрочем, и официальные бумаги не замедлили. Середина июля — первые пять, первое
августа — следующие пять и сорок небронированных шасси, а первого сентября —
последние сорок девять шасси.
Но... Обстоятельства. Германский гений постоянно сталкивался в своем полете с этими
самыми низменными обстоятельствами. Спешка при разработке привела к необходимости
доделывать на ходу.
Весна и лето семнадцатого года проходили в испытаниях A7V. То одно, то другое.
Недостатки в системе охлаждения двигателей, в трансмиссии, в направляющих
гусеничного хода. Каждое исправление затягивало работы.
Поспешишь — людей насмешишь. Хорошо, что Уинстон Черчилль не видит этого ужаса,
думал в иные минуты Фольмер. А может, и видит, приходила следующая мысль, от
которой бросало в дрожь. Фольмер ненавидел английский юмор.
Конец октября 1917 года, Мариенфельд
Постройка первого серийного тяжелого германского танка А7V завершили только к концу
октября 1917 года. Обошелся он крайне недешево: стоимость постройки в ценах 1917 года
составляла 250 тысяч рейхсмарок, из них чуть менее половины приходилось на
бронирование.
А с броней уже в полевых условиях возникали все новые проблемы, о которых в
конструкторских бюро пока не знали. Бронирование ходовой части и подвешенные под
днищем спереди и сзади наклонные бронелисты мешали машине двигаться. Танк
уверенно ехал по рыхлому грунту, но только если местность была открытая, без бугров,
глубоких рытвин и воронок.
Высоко расположенный центр тяжести приводил к тому, что машина легко
опрокидывалась при боковом крене, при проходе через проволочные заграждения
колючая проволока просто затягивалась гусеницами и запутывалась в них.
На серийных танках были установлены бронированные экраны, закрывавшие ходовую
часть, однако экипажи попросту снимали их, открывая ходовые тележки. В противном
случае грязь с верхних ветвей гусениц забивалась в ходовую часть.
«Вот так стараешься защитить солдат, а они просто игнорируют наши усилия», — думал
Фольмер, когда ему докладывали об этом.
И все-таки дело пошло. Завод фирмы «Даймлер» в Мариенфельде стал основным
производителем A7V. До сентября 1918 года было собрано двадцать A7V.
Кайзеру показали танк в Мариенфельде.
— Конструкция А7V воплощает в себе идею «подвижного форта», ваше величество, —
докладывал разработчик. — Этот танк более приспособленного для круговой обороны,
нежели для прорыва обороны противника и поддержки пехоты.
Кайзер остался доволен.
В отличие от своих солдат.
Ноябрь 1917 года, Восточный фронт
— Смотрите-ка, тяжелая походная кухня пожаловала!
По полю медленно ползло громоздкое сооружение, дымя двумя трубами. Оно и впрямь,
особенно издалека, было похоже на полевую кухню. Очень тяжелую. Управляемую
экипажем из восемнадцати человек. Большая часть которых сейчас сидела на крыше. И
только механик-водитель обливался потом внутри.
— Вентиляция паршивая, — ворчал он. — Дышать нечем.
Командир оставался с ним — из чистого упрямства.
— Говорят, у французов в танках еще хуже. И у англичан тоже не сладко.
— Мне-то что? Тут пекло, а вылезешь — ветром продувает... Помрем все.
— Я этого не слышал, — предупредил командир.
Но претензии к танку имелись не только по части вентиляции. Трудности были и со
связью. Указатель на цель крепился на крыше корпуса над артиллерийской установкой и
поворачивался командиром танка с помощью троса. Расчет орудия смотрел на панель с
белой и красной лампочками: их сочетания означали команды: «Заряжай», «Внимание» и
«Огонь».
Но реально все команды подавались просто голосом — на крик. Между танками