Потому что

— Вам не следует больше пить, — заметила она, когда я одним махом осушил стакан. — Убитый был вашим другом?

— Пожалуйста, не надо, — услышал я собственный лепет.

Вскоре последовали две паузы: одна — чтобы выпить, вторая — расслабиться. Я ткнулся лбом в ключицу Беатриче и коснулся щекой шеи. Неужели это я так рыдал?

— Все будет в порядке, — успокаивала меня она.

Все вокруг завертелось, а затем погрузилось в темноту. Позднее, когда я открыл глаза, в зале никого не было, а стулья стояли на столах. Музыка смолкла.

В следующий раз меня разбудил ее голос:

— Так, значит, в Бразилию?

Мы находились на улице, было прохладно. Беатриче поддерживала меня.

— Значит, в Бразилию? — Она засмеялась.

Я обнял и поцеловал ее. В мечтах или на самом деле?

А потом мое тело валялось на охряно-желтом диване. Рядом на стеклянном столике стоял кувшин с водой. Для меня или для цветов? Нет, все-таки для меня. Моя мука продолжалась. На сей раз я вовлек в круговорот своих страданий юную официантку.

— Ну, воскресший из мертвых, как дела? — крикнула она из соседней комнаты.

У нее был сладкий голос. «Сладкий» — слово, которое можно произносить только мысленно. Сказанное вслух, оно всегда истолковывается неправильно и не воспринимается всерьез. А я относился к сладкоголосой Беатриче гораздо серьезнее, чем к себе.

Очевидно, я находился в ее квартире. В моих планах этого не предусматривалось. Я не имел ни малейшего понятия, как здесь оказался. Подобное могло бы случиться с каждым, только не со мной.

— Чертовски неприятная история, — прохрипел я.

При этом моя черепная коробка окончательно развалилась на мелкие части, и я ощутил адскую боль.

— Вы всегда так напиваетесь? — поинтересовалась Беатриче.

Теперь она находилась где-то рядом.

— Я не хотел вам навязываться…

— А вы и не навязывались. Вы были без сознания.

Она присела на край дивана, положила ногу на ногу и направила на меня острую коленку — жест, в котором мне почудился упрек. Я собрался с последними силами и принял сидячее положение.

— Я не могла оставить вас на улице в четыре часа утра, — произнесла Беатриче.

Я не знал, как мне извиниться за свое пьяное поведение, и в то же время так часто это делал, что Беатриче устала меня слушать.

— Вы помните, что говорили мне? — спросила она.

Из сладкого ее голос стал полусладким. Теперь Беатриче смотрела на меня подозрительно-испытующе, что совсем не сочеталось с ее легкомысленным обликом.

— Ничего не помню, — оправдывался я.

И это должно было означать: «Я ничего не хочу знать, оставьте меня в покое».

— Речь шла об убийстве, — произнесла она.

Ее строгие глаза моргали, будто фотографировали меня.

— Об убийстве?

Как я мог об этом забыть?

— О том человеке в красной куртке, — продолжила Беатриче уже с горечью.

«В красной куртке»? Это были мои слова, почему она их говорила? Я боялся и думать обо всем этом.

— У вас нет таблеток от головной боли? — простонал я.

И это должно было означать: «Я сдаюсь». Беатриче оказалась скромной и отзывчивой победительницей.

— Хорошо, я принесу вам одну, — кивнула она.

Но я попросил две.

Люди всегда относились ко мне по-доброму. Вдобавок ко всему, что произошло, я попросил у нее разрешения принять душ. Она повесила на ручку двери ванной комнаты чистое нижнее белье. Я не стал интересоваться, чье оно. Похоже, его владелец был моложе меня лет на двадцать. Вне всяких сомнений, он занимался серфингом и сноубордом.

— Ну, и что вы теперь собираетесь делать? — поинтересовалась Беатриче.

Она налила мне кофе, который вдохнул в меня жизнь.

— Бразилия? — усмехнулась Беатриче.

Ее голос снова зазвучал сладко, даже очень. «Да, Бразилия, — хотелось ответить мне. — Поедешь со мной?» У меня было два шанса против девяноста восьми, что она согласится: «Да, а почему нет?» В детективных романах молодые легкомысленные женщины часто отправлялись за границу с незнакомыми убийцами.

Но я сказал совсем другое:

— Поеду домой и прилягу.

— Хорошая идея, — кивнула она не без горечи в голосе.

С вероятностью пятьдесят на пятьдесят Беатриче могла бы предложить мне остаться у нее еще на пару часов. Как жаль! Я поблагодарил свою спасительницу, запечатлев на ее щеке легкомысленный поцелуй. Она зажмурилась и вздохнула, что означало: «всего хорошего!»

Я не смог удержаться от последнего вопроса:

— А почему вы не позвонили в полицию?

— В полицию?

И это был ответ.

Я нашел свою машину через три переулка. Город окутал густой туман; и я видел вокруг лишь клубящуюся бездну. Коллеги из «Культурвельт» уже сидят в редакции и выжимают из этого затхлого октябрьского дня последние соки, пока от него не останутся одни заголовки. Я взял отпуск на неделю, чтобы побыть свободным. Удивлялся собственной дерзости. Поэтому сейчас ничто не мешало мне поехать домой.

Ключи отворили дверь в мое прошлое, в бесполезное и отягощенное собственной бессмысленностью десятилетие жизни. На полу лежала кипа макулатуры, предлагавшая по самой выгодной цене мясо с брюшной части. На вешалке болтал рукавами старый черный пиджак. Он мечтал о более мощных плечах, чем мои. Возле окна в кухне стояла в кадке моя мужественная спармания — единственное, что здесь еще было живо. Она опустила листья, чтобы я почувствовал себя виноватым. Я дал ей трехдневную порцию воды, дальше пусть заботится о себе сама. Жизнь с каждым днем все сложнее. Мимо притихших стенных часов я проскользнул в спальню и упал на кровать, ткнувшись носом в подушку. Рядом стоял телефон — что-то вроде почетного караула у гроба.

Звонок, которого я ждал, раздался лишь поздно вечером.

— Это инспектор Томек. — Его голос дрожал от напряжения, как я того и желал. — Не мог бы ты подъехать к нам в комиссариат, Ян? У нас есть к тебе несколько важных вопросов. Ты должен кое-что нам объяснить. Речь пойдет…

— Я выезжаю немедленно!

Время побеждать и время проигрывать… Я бросил прощальный взгляд в сторону спармании и наступил на рекламную листовку с предложением мяса с брюшной части. Захлопнул за собой дверь, оставив ключ внутри.

Томек сухо поздоровался со мной. Он раскраснелся, как рак. Не от гнева, от смущения. А оно заразительно, поэтому мне тоже стало стыдно за нас обоих. Двое откомандированных полицейских, лица которых показались мне знакомыми, помогали инспектору подбирать нужные слова. Они сообщили мне, что только что получили результаты обследования моего оружия. Криминалистическая рутина.

— К нашему сожалению, установлено…

Томек теребил кончиками пальцев свои усы.

— Это орудие убийства, — сообщил полицейский, что был выше ростом.

— С большой долей вероятности, — уточнил Томек и добавил: — Разумеется, мы должны проверить еще раз.

Он выдохнул воздух, издав при этом шипящий звук, будто обжег себе язык.

— Получили мы и результаты обследования отпечатков пальцев, — продолжил второй полицейский, низенький и круглый.

Остальные тревожно переглянулись. Вероятно, это было что-то вроде считалочки: кому сообщить мне следующую новость. Жребий пал на высокого.

— Мы нашли там только ваши отпечатки пальцев, — произнес он.

— Разумеется, Ян, это еще ни о чем не свидетельствует, — заверил Томек.

Я высвободил плечо из-под его руки.

— Могу я попросить у вас стакан воды?

Все трое бросились исполнять мое пожелание. Толстяк оказался проворнее остальных.

— Где ты взял этот пистолет, Ян? — поинтересовался Томек.

Он попросил меня на сей раз обойтись без «этих ваших журналистских штучек» и «рассказать все как есть», ведь речь идет об убийстве, и тот, кто скрывает информацию от полиции, становится соучастником.

— Итак, где ты его нашел?

— Я не нашел его, он всегда находился при мне, в этой перчатке, — ответил я. — А перчатка лежала в кармане куртки. Черт возьми, это моя перчатка, моя куртка, мое оружие, и убийца — я.