Страница 83 из 101
огда умер от ран император Александр II, его сын и наследник не проронил ни одной слезы, как бы тяжело ему это ни далось. Воздавая должное своему отцу, он отдавал распоряжения по приготовлению к погребению убитого царя, одновременно выслушивал поздравления от двора, министров и послов по случаю вступления на российский престол, принимал всевозможные рапорты. Его натура, с одной стороны, жаждала власти, а с другой, он был потрясен расправой над своим бедным отцом и клялся отомстить, и отомстить жестоко, его убийцам. Как только государь закрыл глаза, его наследник, получив наконец право приказывать, отдал распоряжение досконально обыскать весь Петербург, чтобы все подозрительные лица были немедленно арестованы. Нового императора Романова обуревало не столько горе по покойному отцу, сколько жажда мести.
Царь-Освободитель пал от руки, террористов-заговорщиков, мнивших себя исполнителями воли интеллигентной и политически развитой части народа. Некоторые приписывали это либеральному правлению царя, говорили, что своими реформами он распустил Россию, и именно в этом видели причину столь ужасного события. В состоянии шока от злодейского покушения и мученической смерти отца, Александр III вступил на престол. И как только он был провозглашен императором, ему стали поступать письма с угрозами расправы, если он велит казнить убийц царя. Александр находил их на своем письменном столе, в гардеробной, в карманах платья своих детей — вероятно, заговорщики имели сообщников даже в самых высших кругах петербургской знати, а может, и среди приближенных семьи его императорского величества.
Но казнь была свершена, а для охраны своей особы Александр III создал новое учреждение, названное им Императорской главной квартирой: командующий, его помощники, большая свита, врачи и даже придворные духовники входили в ее огромный штат. К ней относилась и канцелярия с большим количеством служащих. Самого же императора окружили неприступной «китайской стеной» охраны.
Преследование подозрительных лиц росло с каждым днем. Новые тюрьмы появлялись словно грибы после дождя. Вступивший на престол сын убитого царя решил «кровью и железом» искоренить все, что могло сокрушить незыблемость самодержавия в России. Он счел своей задачей — единолично властвовать над телами и душами своего стомиллионного народа. Одним из первых распоряжений нового императора было уничтожение самостоятельности Министерства почт и телеграфов и присоединение его к Министерству внутренних дел. Все письма отныне стали вскрываться и прочитываться специально назначенными цензорами.
Что же это был за человек, начавший свое царствование не с милостей, как это делали большинство царей Романовых, а с кнута и палки, как когда-то начинал его дед Николай? Вступил Александр HI на престол в тридцать шесть лет, будучи уже отцом. Внешне это был богатырь. После Петра Великого самая крупная — в прямом смысле слова — фигура на русском троне. Высокого роста, крепкого телосложения, физически очень сильный, он мог шутя согнуть подкову или серебряную тарелку. Один из министров так писал о нем в своих воспоминаниях: «…он не был красив, по манерам был скорее более или менее медвежатый; был очень большого роста, причем при всей своей комплекции он не был особенно силен или мускулист, а скорее был несколько толст и жирен, но тем не менее, если бы не знали, что он император, все бы обратили внимание на эту фигуру, он производил впечатление своей импозантностью, спокойствием своих манер и, с одной стороны, крайней твердостью, а с другой стороны — благодушием в лице…»
Наследником Александр III Романов был объявлен лишь в двадцать лет, после смерти своего старшего брата, скончавшегося от туберкулезного менингита. Поэтому того образования, которое считалось необходимым для наследника престола, он не получил. Основное внимание родителей было направлено на его старшего брата, которому, как наследнику, старались дать должное воспитание и образование. А когда после смерти брата молодого человека засадили за книги, он говорил своим учителям: «К чему мне все это? У меня будут министры. Пусть они и решают сложные вопросы».
В детстве к Александру были приставлены русские учителя. По их отзывам, мальчик отличался тихим нравом, простотой, прямодушием и исключительной добросовестностью. Особую склонность он питал к военному делу, а проходя военные науки, которым молодой человек отдавался с большим увлечением, чем каким-либо другим, он попал в офицерскую среду, и в его характере появилось некое солдафонство: беспрекословное повиновение стало для него высшим критерием в отношениях между подчиненным и начальником. Этим, да еще любовью к порядку и твердостью воли, он походил на своего строгого деда Николая. Вот только внешне он походил не на своих предков, а скорее, на простого русского мужика с рыжеватой окладистой бородой и густыми бровями. Рано появившаяся лысина и высокий лоб делали его лицо очень серьезным и волевым.
Александр II держал своего уже взрослого сына — человека обыкновенного ума и обыкновенных способностей, на некоторой дистанции от управления государством и вообще от государственных дел. Придя к власти, семнадцатый царь Романов медлил с манифестом о своем восшествии на престол. Манифест был издан лишь через восемь недель после смерти отца, причем составлен он был без предварительного совета с министрами убитого императора. В документе провозглашалась незыблемость единой царской власти. Новый царь заявлял, что будет править «с верой в силу и справедливость самодержавия». И это несмотря на подпись, которую он, будучи наследником, поставил под конституционными изменениями в России. Граф Лорис-Меликов, обиженный и рассерженный, спустя пять дней вышел в отставку. За ним последовали и другие сторонники конституции, а дядя нового императора, великий князь Константин, также ранее подписавший манифест, устранился от дел двора.
Воспитателем Александра III был сторонник самодержавия обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев, другими словами, управляющий русской православной церкви, или «министр религии», как его еще называли. Он-то и составлял манифест, а после восшествия своего воспитанника на престол стал самым влиятельным лицом в правительстве. Министром внутренних дел был назначен граф Игнатьев, любимцем же императора стал немец Бунге, получивший пост министра финансов, а затем и председателя Кабинета министров. Бунге происходил из дворянской семьи врачей и ученых, проживающей в Киеве. Закончив университет, он написал ряд работ по торговому праву и кредитному делу, получил звание профессора финансового права, а затем был назначен ректором Киевского университета. Трудолюбивый, положительный во всех отношениях человек, он вошел в доверие императора настолько, что тот определил его преподавателем к своему сыну Николаю по политической экономии и финансам.
Еще один немец получил министерский портфель — им оказался Гире, возглавивший Министерство иностранных дел. Он был родом из немецкой семьи, поселившейся в начале столетия в одной из западных областей России. По окончании знаменитого лицея в Царском Селе, молодой Гире поступил на службу в Министерство иностранных дел и сделал блестящую карьеру на дипломатическом поприще. От лютеранской веры он не отказался и, оставаясь другом Германии, делал все, что было в его силах, чтобы устранять возникавшее порой напряжение в отношениях между Германией и Россией. Будучи министром иностранных дел, Гире пользовался неограниченным доверием царя. Осторожный дипломат, прекрасный человек, уравновешенный и спокойный, он, со своей стороны, проявлял к Александру III чисто человеческую любовь и был ему безгранично предан.
Портфель министра путей сообщения был передан тоже иностранцу. Им стал некто Гюббенет, вошедший в доверие царя. Однако в течение всего правления Александра III среди министров было немало перетасовок и перемен. Назначая на ответственные посты новых людей, император заменял их в случае малейшего своего недовольства. Держать в страхе высших сановников и князей, привыкших к тому, что для них законы не писаны, — таков был метод его правления. Некоторые из тех государственных деятелей, которые оставались за бортом, став непригодными на активной работе в силу своего возраста или деловых качеств, направлялись царем в Государственный совет, чтобы почетное назначение и высокий оклад смягчили их отставку. В отношении же наград царь был очень скуп, особенно если это касалось его приближенных. Да и у него самого не было стремления к внешнему проявлению честолюбия.