Страница 4 из 5
Фазовые диаграммы. Расходятся, расходятся, разошлись. Небольшие различия между исходными множествами, но получаешь совсем разные множества, получаешь хаос...
Возьми константу Арнфельзера. Используй ее как «r». Пусть теперь «x» равняется...
Небольшие различия между исходными множествами. Две Фрэн, которые различались совсем ненамного, два Джека, которые...
Возьми уравнение Арнфельзера...
Я почти видел это. Но не совсем. Я недостаточно хорош, чтобы видеть. А он... он хорош.
Выпьем-ка еще.
Меня разбудил стук в дверь. Колотили, как отбойным молотком.
— Уходите! — крикнул я. — Мне не нужна горничная!..
От крика отбойный молоток перебрался мне в голову, но стучать в дверь перестали. Зато начали ковыряться в замке.
Я лежал на кровати и ждал, постепенно приходя в ярость. Дверь была на цепочке. Замок поддался, дверь приоткрылась на длину цепочки, и в щель просунулась рука с кусачками. С двумя парами кусачек — реальной и идеальной. Две руки. Я не пошевелился. Если владелец мотеля желает меня заполучить, на здоровье. Или грабитель. Я достиг последнего знака после запятой, плевать мне на все.
Дешевая тонкая цепочка лопнула, дверь распахнулась. Вошла Майя.
— О Господи... Видел бы ты себя, Джек!
Джек валялся поперек кровати, а обе Майи, принюхиваясь, морщили носы.
Я сказал, имея в виду совсем другое:
— Как ты сюда попала, черт побери?
— А ты разве не видел, как я сюда попала?
Она подошла вплотную, все еще рассматривая меня. Что-то шевельнулось в ее лице.
— Майя, уходи.
— Когда захочу, тогда и уйду. Господи, взгляни на себя!
Я попробовал сесть, не смог и закрыл глаза.
— Не думала, что ты на такое способен, — сказала она.
Тон у нее был дурацкий — смесь неведения и тупой женской идеализации этих придурков, «лихих мужчин», — и я снова открыл глаза. Она улыбалась.
— Уйди... отсюда... сейчас же!
— Не уйду, пока не расскажешь, в чем дело. Это из-за доктора Шредер? Я слышала, вы дружили.
Фрэн... Боль возникла снова. И числа.
— Это верно, Джек? Она была твоим другом, а не только руководителем...
Я смог выговорить:
— Она была единственным человеком... кого я знал... таким, каким ему полагалось быть.
— Да? Тогда я тебе сочувствую. Я не такая, какой мне полагается быть, знаю. И ты не такой. Хотя, понимаешь... сейчас ты больше похож на него, чем в университете. Более... настоящий.
Я не мог выставить ее за дверь или заставить умолкнуть; не мог пошевелиться, зная, что от малейшего движения меня вывернет наизнанку. Медленно, очень медленно я поднял руку и закрыл глаза ладонью.
— Джек, не плачь. Пожалуйста, не плачь.
— Я не...
— Не слушай меня, лучше зареви. Почему бы нет, к чертям собачьим? У тебя умер друг. Давай, плачь, если хочется.
И она встала на колени рядом со мной, хоть от меня несло, как от помойки, обвила меня руками, а я плакал, ненавидя себя за это. Потом оттолкнул ее, собрался в кулак, выдрал свое тело из постели и погнал в ванную. Живот пучило, обе комнаты ходили ходуном. К душу я пробрался, упираясь руками в стену.
Вода обрушилась на меня — твердая, холодная, жалящая. Я стоял под душем, пока не началась дрожь, и только тогда понял, что не снял трусы. Согнулся, чтобы их снять, — сущая пытка. Зубная щетка обдирала рот, царапала нервы где-то в голове. Голышом приковылял в комнату; мне было плевать, что Майя еще там. Она вдруг сказала:
— Тело у тебя больше похоже на него, чем лицо.
— Убирайся отсюда.
— Уйду, когда пожелаю. Джек, таких, как мы, больше нет. Во всяком случае, я их не видела. И ты не видел.
Я полез в дорожную сумку, к которой не прикасался четверо суток. За чистым бельем. Майя казалась иной, чем тогда, в столовой: более мягкой, менее колючей... Мне было все равно.
— Мы нужны друг другу, — сказала Майя, и теперь в ее голосе звучала нотка растерянности.
Я не обернулся.
— Джек, ну хоть выслушай меня. Посмотри на меня!
— Вижу я тебя... Вижу. Уходи.
Я натянул одежду; сжав зубы, надел ботинки — завязать не сумел. Заставил себя подойти к Майе.
Она стояла точно в центре комнаты, беспомощно опустив руки, с уродливо перекошенным лицом. За ней грациозно стояла другая Майя, ее поникшее тело выражало глубокую печаль. Но смотрела на меня только одна — реальная.
Я замер.
Раньше они обе смотрели на меня. Со всеми так было: с Дайаной, Майей, Фрэн, деканом, моими студентами. Куда смотрит человек, туда смотрит и его идеальное отражение. Иначе не бывало.
Майя смиренно заговорила; раньше у нее не было такого тона:
— Пожалуйста, не оставляй меня наедине с этим Джеком. Мне... мне нужен ты.
Та, другая, смотрела в сторону, не на меня и не на него. Так на кого же?!
При мало различающихся исходных множествах после повторных итераций получаем резко различающиеся множества. Расхождение, расхождение, хаос... и где-то внутри — странный аттрактор. Способ придать всему этому смысл...
Я увидел пространственные фазовые диаграммы. И уравнения.
— Джек, что с тобой? Джек!
— Погоди, я только... запишу...
Но забыть их я никак не мог. Они были здесь, внятные, отчетливые и совершенные — именно те, что мы с Фрэн отыскивали.
Майя плакала и повторяла:
— Ты не можешь взять и уйти! Нас только двое на всем свете!
Я написал все уравнения и выпрямился. Голова раскалывалась, из желудка поднималась рвота, кишечник сводили спазмы. Глаза так распухли, что я почти ничего не мог рассмотреть. Но видел Майю — она смотрела на меня с испугом и показной отвагой, и видел другую — та на меня вовсе не смотрела. Майя была права: нас только двое на всем свете, соединенных в собственную хаотическую систему. И уравнения, которые я мог видеть, расходились.
— Нет. Не двое, — выдавил я из себя по пути в ванную. — Скоро... из вас двоих останется одна.
Она таращилась на меня, как на сумасшедшего. А что делал другой Джек, один Бог знает. Мне было все равно.
Я пока не публиковал уравнения.
Конечно, в будущем опубликую. Они слишком важны, их нельзя прятать — они подтверждают, что любая физическая система, демонстрирующая весьма сильную зависимость от исходных данных, должна иметь странный аттрактор, скрытый в ее структуре. Эти уравнения позволяют разобраться в хаосе. Но опубликовать такое открытие нелегко, если ты больше не работаешь в приличном университете. Даже если имя Фрэн будет стоять первым.
Можно попросту ввести это в Интернет. Без предисловия коллеги, без охраны авторских прав и комментариев. Ввести в бесструктурную, разбухающую реальность Сети. В конце концов, мне не нужно формального признания. В самом деле, я его не хочу.
Я получил то, чего желал: освобождение. Облики людей, комнат, домов и садов, эти вторые облики оставили меня. Ловлю уголком глаза намеки на них — уменьшенных в размере, на расстоянии, и они постоянно становятся все меньше. Расходятся в направлении своих странных аттракторов.
Майя видит мир по-другому. Когда в мотеле «Утренняя сторона» она говорила, что я, небритый и опухший, больше похож на идеального Джека, это не было комплиментом. Для нее пространственные фазовые диаграммы сходятся. Теперь она едва ли может отличить идеальный образ от реального, так близки эти состояния. И всем улыбается. Людей она притягивает, как магнит, и относится к ним, будто их реальные «я» равны идеальным.
На сегодняшний день.
Ведь ключевая характеристика хаотических систем — то, что они изменяются непредсказуемо. Не так непредсказуемо, как в «уравнениях Шредер», но вполне заметно. Если вы достигаете области над числом Файгенбаума, множества сходятся или расходятся хаотически. Возможно, завтра Майя увидит что-то иное. Или я увижу.
Представления не имею, на что тогда глядела идеальная Майя — в мотеле, когда она смотрела в сторону, не на меня и не на идеального Джека. Если ты не тень на стене пещеры, а подлинный идеал, то каким будет твое следующее состояние?