Болотный заповедник

Основано не на ДНК. Чужая.

Со звезд.

После первоначального воодушевления пошли вопросы. Животное основано не на ДНК, однако питается основанными на ДНК растениями. Лиза видела одну из змей (хитроумное имя дал ей Пол) в громадной клетке, с удовольствием хрустящую побегами осоки. Как же она переваривает растительную пищу, для которой эволюция ее не готовила? И как такие полностью сформировавшиеся животные — теплокровные, многожелудочные, с громадной, если не сказать еще сильнее, мозговой тканью — пережили путешествие в космосе? Должно быть, они находились в некоего рода холодном сне — гибернации; Лиза не видела внутреннюю часть их небольшого корабля. Такого маленького! Сколько их участвовало в путешествии?

Они могли находиться здесь, самое вероятное, не более нескольких лет. Иначе их кто-нибудь уже заметил бы. Предполагалось, что Кентонский заповедник в двадцать квадратных миль находится вне досягаемости охотников и наблюдателей за птицами, но в действительности те и другие просачивались туда все время, по крайней мере через обширные приграничные болота.

Совместный отчет CDC и Гарварда говорил, что генетический материал, по-видимому, не сконцентрировал в ядре клетки, а скорее рассеян по всему ее объему. Это присуще очень простым организмам, наподобие прокариотов, но отнюдь не сложным. Сами клетки изобиловали структурами. Некоторые уже были описаны, по крайней мере предварительно, в качестве аналогов рибосом, митохондрий или рецепторов. Они расщепляют молекулы для добычи энергии, они утилизируют кислород, они получают химические сигналы от других клеток. Некоторые структуры оставались полной загадкой.

Лиза прочитала отчет раз и другой. Потом подошла посмотреть на клетку со змеями, которая представляла собой мини-экологию двенадцать на пять футов, снабженную зоной болота, прудом, сухим пригорком, кустами осоки и камыша, водными растениями, камнями и насекомыми. Две из трех пойманных змей скрылись в зарослях. Третья подняла голову и посмотрела в ответ боковым глазом. Лиза долго стояла и разглядывала ее.

«Лиза?», позвала Стефани. «Мы сегодня хотим на лодке обследовать очередной сектор. Хочешь поехать?» «Да!» Заповедник годами так серьезно не обследовался, как сейчас, когда все хотели знать, сколько чужих созданий существует здесь. Похоже, целая тьма. Они быстро размножаются. Лиза отправилась, чтобы как можно быстрее покончить со своими пробами воды и успеть на лодку.

Когда в конце концов она добралась до дома, вся в изнеможении и в грязи, пахнущей болотом, там был Данило.

«Как ты попал сюда? Дверь заперта.» «Влез в открытое окно», сказал он со своим певучим филиппинским акцентом. «Это не трудно. Боже, Лиззи, ты выглядишь, как утопшая крыса!» Лиззи. Так он ее называл. И, черт побери, у него нет больше права так ее называть. Он расположился за столом в ее кухне, которая одновременно была и гостиной и обеденной комнатами, уплетая изюмный пирог и английскую сдобу. Она ядовито сказала: «Тебе следует быть осторожным. Еда, вероятно, содержит генетически измененные компоненты. Ты можешь запятнать свою идеологическую чистоту.» «Все та же старая Лиззи.» Он сел прямее и блеск белых зубов исчез с его загорелого лица. Несмотря на жару, он был в джинсах и тяжелых башмаках — своей всегдашней униформе. На полу валялся рюкзак. Его подтянутое тело казалось спортивным и здоровым, что раздражало ее еще больше. Она уже так давно не высыпалась по ночам. Всегда полно работы.

Данило тихо сказал: «Я хочу увидеть его.» «У тебя нет прав.» «Я знаю. Но все равно хочу. Карло — мой сын,» «Только биологически. Гиена была бы лучшим отцом, чем ты», сказала Лиззи, и они снова покатили по все той же заезженной колее, но которой становилось тошно еще до начала.

«Только потому, что у меня более срочное дело», сказал Данило, очевидно желая еще раз пройтись по всей колее. Лиза этого не хотела. Он сделал свой выбор, и в то время Лиза даже понимала, почему он его сделал, или думала, что понимала. Судьба планеты важнее судьбы единственного ребенка, когда сама человеческая раса поставлена на карту, глобальное потепление, истощение океанов, опасные генетически измененные организмы, выпущенные в окружающую среду, уничтожение лесов, загрязнение среды, ядерная радиация, бла, бла, бла. Или, что еще хуже, не бла, бла, бла; она сама ведет дело к такому концу, занимаясь научной экологией. Но все это смотрится как-то иначе, когда вот этот настоящий ребенок находится с тобой день и ночь, нуждается в твоей заботе, прерывает твой сон и с криком требует твоей любви. Тогда понимаешь, что более срочной работы нет.

Невозможно сказать это Данило, невозможно, чтобы он это расслышал. Лиза сказала только: «Я схожу за Карло. Он у соседки, она следит за ним, пока я на работе.» «Она... она...» «У нее есть опыт обращения с детьми-инвалидами.» И добавила с яростью: «Она обходится мне в большую часть гранта и, конечно, всю стипендию, вместе с детским садом и физической терапией. Ничего не остается, чтобы пожертвовать на добрые дела.» Данило не ответил. Лиза пошла к соседке за Карло.

Сегодня был один из его хороших дней. Он засмеялся и потянулся к ней, а она припала на колени у кресла на колесиках и обняла его. Расстегнуть всю сбрую, что удерживала его, было главным предприятием. «Мама! Я нарисовал картинку!» «Да, Лиза, погляди», сказала миссис Биллинг и показала детский рисунок голубого дерева, зеленого солнца и некой красной структуры, которая одинаково могла быть домиком или кошкой. «У него по-настоящему хорошо получается правой ногой, правда, Карло?» «Да, получается», ответил Карло с такой невинной грандиозностью, что Лизе захотелось заплакать. Ему почти пять. На следующий год он должен пойти в школу. Как долго он сохранит эту гордость среди других людей, гораздо менее сердечных, чем миссис Биллинг или коллеги Лизы? Карло был умен, счастлив и тяжело деформирован. Обе ручки культяшками висели по бокам, лишенные всяких нервов для передачи импульсов мускулам. Голова скособочилась на сторону. Он никогда не сможет ходить. Его сияющая улыбка по ночам наполняла ее страхом за его будущее.

Данило бросил ее, сначала присоединившись к «Студентам против токсинов», а потом к «Гринпис», в тот самый день, когда родился Карло. Отец Карло возлагал вину за состояние ребенка на загрязненные почвенные воды того фабричного городка, где выросла Лиза. Вероятно, он был прав. Лиза впала в шок, что Данило покинул ее тогда, оставив с деформированным младенцем, оставив незамужней, оставив на первом курсе колледжа, разве что не в совершенно полном крахе. Эгоизм!, кричала она на него. Необходимость, отвечал он, чтобы не рождались другие такие, как Карло, все больше и больше. Это она эгоистка, что не видит этого. Он все равно что уходит на войну. Он просто разочарован, что она этого не понимает.

Ужас был в том, что она-то понимала. Но ведь именно она оставалась с Карло. Кого теперь она не променяла бы ни на что на Земле.

«Карло», сказала она, сначала сильно расточив хвалы его рисунку, «дядя Данило пришел.» Ее единственное и непременное условие, при котором вообще позволено ребенку видеть Данило: он дядя, а не отец. Отцовство — это нечто такое, что делаешь, а Данило не делал этого никогда.

«Дядя Данило?» Ребенок нахмурился, пытаясь вспомнить. Прошло больше года с последнего тоже внезапного появления Данило.

«Да, твой дядя Данило. Ты вспомнишь его, когда увидишь. Пойдем, маленький.» «До свидания, миссис Биллинг!», крикнул Карло. «До завтра!» Лиза увидела, что Данило вздрогнул, когда она вкатила Карло. Отвращение или вина? Она надеялась, что вина. «Карло, это дядя Данило.» «Хай, Карло.» «Хай! Мама, у него бырда!»

«Борода, маленький. У него борода.» «Мне можно потрогать бороду?» Данило склонился над креслом Карло. Лиза отодвинулась, не желая стоять так близко к Данило. Но в теплом воздухе она все равно уловила его запах, вызвавший такой прилив висцеральной памяти, что она резко отвернулась. Боже, как давно это было с ней... и никогда так, как с Данило.