Страница 3 из 3
— Бедные твари! — вздыхала бабушка Теодолинда. — Как жаль, что у меня больше нет сил.
Она ужасно мрачнела, и я вместе с ней: ведь, судя по ее словам, мясник делал с курами нечто ужасное. К тому времени дедушка уже не успевал лазить со мной на вишню, зато я научился сам забираться на мамины качели и раскачиваться. Поэтому, когда он возился в огороде, я был рядом. Через некоторое время он говорил:
— Пойди к бабушке, не оставляй ее одну.
Завидев меня, бабушка улыбалась, а когда я подходил, обнимала изо всех сил — мне даже казалось, что я могу задохнуться.
Потом наступила зима, и стало очень холодно. Я несколько раз болел и не ездил к бабушке с дедушкой. Когда мы наконец приехали, я увидел, что бабушка лежит в кровати. С тех пор она уже не вставала.
В марте у Альфонсины вылупились очень красивые гусята, и бабушка захотела на них посмотреть. Гусята ее очень обрадовали, и дедушка стал ненадолго приносить их бабушке, оставляя около кровати. Бабушка брала их по очереди и медленно поглаживала, а потом клала обратно в корзину. Иногда она, казалось, засыпала, прижав к груди гусенка. Так они оба дремали в духоте комнаты, а Альфонсина на них смотрела. Она совсем не ревновала.
Это мое последнее воспоминание о бабушке Теодолинде. Однажды, вернувшись из сада, я не обнаружил ни папы, ни мамы. Дома были только дедушка Луиджи и бабушка Антониэтта. С очень серьезными лицами они сообщили мне, что бабушка Теодолинда уехала в далекое путешествие и что я ее больше не увижу.
— Как это уехала?! — закричал я. — А почему она мне ничего не сказала, почему не попрощалась со мной?! И что же теперь будет с Альфонсиной?
У меня было такое чувство, будто меня предали. От этого и от обиды на бабушку я заплакал. Тогда бабушка Антониэтта взяла меня на руки и стала говорить о путешествии бабушки на небо, куда я не могу попасть вместе с ней.
— На самолете? — сразу же спросил я. Потому что однажды мы с мамой и папой летали на самолете, и мне очень понравилось.
— Нет, не на самолете. Бабушка Теодолинда умерла.
Так я узнал, что умереть значит совершить длинное путешествие на небо без самолета и что там нет места ни для гусей, ни для детей.
В день похорон все еще больше запуталось. Кто-то сказал, что в деревянном ящике, украшенном цветами, лежит бабушка Теодолинда и что ее везут на кладбище. Но если она там, внутри, значит, она никак не может быть на небе и кто-то мне солгал. Я завопил:
— Я вам не верю! Вы все врете! Я хочу увидеть бабушку! — так громко, что все испугались — и никто не мог меня успокоить.
Потом ко мне подошел дедушка Оттавиано и сказал:
— Бабушку Линду нельзя увидеть, но, знаешь, она не совсем ушла. Она сказала мне, что оставляет вместо себя Альфонсину, и велела очень о ней заботиться — как мы заботились бы о ней самой.
Я посмотрел на дедушку, и мне стало намного лучше.
— Она действительно так сказала?
Дедушка кивнул. Он был очень элегантен в своем темном свадебном костюме и красиво причесан, но очень сутулился и казался сильно постаревшим.
— Да, и еще она просила попрощаться с тобой и поцеловать тебя.
— А когда она вернется?
Дедушка пожал плечами и пошел прочь. Когда он вернулся, на руках у него была Альфонсина. Вместе с ней он шел за гробом до самого кладбища.
Все смотрели на него, но дедушка ни на кого не смотрел. Он держал меня за руку, все время наклонялся к Альфонсине и шептал ей что-то, а она кивала головой, будто с ним соглашаясь.
Я уверен, что в этот момент дедушка говорил с бабушкой Теодолиндой.
Огород
После смерти бабушки дедушка Оттавиано по-прежнему жил в своем доме и работал в саду. Но курами он больше не занимался: однажды взял их, положил в корзины и отвез в деревню — тому самому мяснику. Остались только Альфонсина и гусята, которые к тому времени уже выросли. Мы приезжали к нему раз в неделю. Почти всегда дедушка был во дворе, в доме или в огороде в окружении Альфонсины и ее выводка. Стоило ее позвать, гусыня бежала мне навстречу, но только дедушка уходил, как она разворачивалась и неслась вслед за ним, шумно хлопая крыльями. Ее дети тоже спешили вдогонку. В общем, если я хотел быть с ними, мне нужно было становиться в строй и гуськом идти в огород.
У дедушки был очень большой огород. Потому что по профессии он был огородник, как его отец Винченцо и дед Джованни. Огород начинался за домом от ограды курятника и доходил с одной стороны до реки, а с другой — до дороги, которая вела в город. Огород у дедушки был очень красивый, ухоженный и даже скорее напоминал сад. Со стороны реки росли яблони, а в глубине находился маленький виноградник. Вся остальная земля была разделена на ровные грядки; между ними пролегали канавки с водой.
Каждая грядка обрабатывалась по-разному, в зависимости от времени года. В огороде росли морковка, салат, капуста, картошка, лук. Одним словом, все что угодно. С одной стороны дедушка сеял и поливал, с другой — собирал урожай. И так круглый год. Огород никогда не пустовал, но особенно красиво там было весной — яблони цвели, овощи только всходили, а Феличе вся покрывалась белыми цветами.
Вишня росла между дорогой и двором, поэтому ее было видно отовсюду. Оставшись один, дедушка часами сидел под ней. Раньше он часто лазил на дерево вместе со мной. Потом поставил под вишней бабушкино кресло и, когда не было работы в огороде и хотелось отдохнуть, подолгу сидел там. Рядом устраивались Альфонсина и гусята, дедушка закрывал глаза и замирал.
Однажды я удивил его, спросив:
— Дедушка, ты умер?
Тогда он приоткрыл один глаз, совсем как бабушкины куры, и велел мне подойти поближе.
— Залезай, — сказал он и подвинулся, чтобы я мог пристроиться рядышком. Я уселся, он обнял меня за плечи и закрыл мне глаза рукой.
— Теперь скажи, что ты видишь, — прошептал он.
Я ответил, что вижу только темноту, а он мне сказал:
— Слушай. Тогда я прислушался и услышал тихий писк, а потом шелест листвы.
— Это гнездо синички. Видишь, как мама приносит еду своим птенцам?
Видеть-то я ничего не видел, но зато слышал хлопанье крыльев и гомон птенцов. С ума сойти, как же они пищали!
— Она их кормит, — пояснил дедушка. — А теперь слушай дальше.
Я услышал сильное жужжание.
— Это пчелы, которые летят в улей. Они насосались нектара и теперь возвращаются домой с набитым брюхом. Видишь их?
Я прислушался еще, и мне показалось, будто я действительно вижу этих несчастных пчел; и пузо у них такое толстое, что они с трудом летают.
Тогда дедушка убрал руку с моих глаз и спросил:
— Ты понял? Если слушаешь внимательно, то можешь увидеть столько вещей, как будто твои глаза открыты. А теперь слушай, как дышит вишня.
Я снова закрыл глаза, почувствовал легкое дуновение, которое касалось моего лица, и услышал тихий шелест листвы.
— И правда, дедушка, Феличе дышит, — сказал я. Дедушка погладил меня по голове и еще некоторое время сидел неподвижно. Я посмотрел на него и увидел, что он улыбается. Когда я думаю о дедушке Оттавиано, мне всегда вспоминается тот день, когда он научил меня слушать дыхание деревьев.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.