Страница 20 из 67
Услышав, как резко изменился его тон, Эмелин сразу поняла, в чем дело, и немного отстранилась, чтобы взглянуть в его лицо.
— Похоже, у тебя появился план. В чем же он состоит?
— Я пока еще сам не додумал его до конца, — неопределенно ответил Энтони, явно не желая пробуждать в ней напрасные надежды. — Он потребует весьма хитроумной стратегии. Нужно действовать крайне осторожно, но это может оказаться неплохим способом ускорить нашу свадьбу.
Эмелин, терзаемая волнением и любопытством, решила настоять на своем.
— Ты должен сказать мне!
— Нет! Ни за что! Пока не пойму, может ли он сработать.
— Это уж слишком! Вы испытываете мое терпение, сэр!
Она схватила его за лацканы фрака и попыталась встряхнуть. Энтони не пошевелился, но выглядел при этом радостно-оживленным. Его рука легла на ее ладонь.
— Не ты одна сгораешь от нетерпения, любимая. Иногда по ночам я боюсь, что сойду с ума от ожидания.
— Понимаю, — прошептала она и, неохотно отпустив его, разгладила смятые лацканы. — Все это ужасно странно, правда? Можно бы предположить, что несколько поцелуев в укромных уголках снимут напряжение. Но по какой-то причине чем чаще мы обнимаемся, тем больше мне этого хочется.
Энтони улыбнулся лукавой, чувственной улыбкой.
— По правде говоря, я тоже заметил это непонятное явление, — кивнул он, прикусывая мочку ее уха.
— Может, будет лучше, если мы станем воздерживаться от подобных вещей, — пробормотала она.
— Никаких поцелуев? — возмутился Энтони, вскидывая голову. — Благодарю, я уж лучше предпочту сойти с ума.
Она попыталась рассмеяться, но он накрыл ее рот своим, и вместо этого из ее горла вырвался тихий стон. Кажется, Энтони прав. Лучше безумие, чем отказ от его поцелуев.
Его рука скользнула к ее талии. Он с силой прижался к ней бедрами, и Эмелин ощутила жесткие неподатливые изгибы его возбужденного тела. Его поцелуй стал еще крепче.
Из чувственного тумана их вывел громкий стук на крыльце, сопровождаемый скрежетом вставляемого в скважину ключа. Энтони замер и попытался отступить. Но дверь широко распахнулась, прежде чем они сумели разнять сплетенные руки.
Эмелин изумленно уставилась на Лавинию, вихрем ворвавшуюся в небольшую прихожую. За ней по пятам следовал Тобиас в сопровождении кучера с большим сундуком.
— Наконец-то дома! — воскликнула Лавиния, срывая с головы желтый соломенный капор и швыряя его на ближайший стол. — Тот, кто утверждал, будто деревенская жизнь — целебный успокаивающий бальзам для расстроенных нервов, очевидно, сам не знал, что говорит.
Глава 9
Миссис Чилтон просеменила в дом как раз в тот момент, когда Тобиас отсылал кучера. Экономка едва тащила корзину, доверху загруженную овощами, но при виде собравшихся в прихожей удивленно вскинула брови:
— Что-то случилось? Мы ожидали вас только завтра, мэм.
— Планы изменились, миссис Чилтон, — сообщила Лавиния. — Это длинная история. А пока позвольте сказать, что мы с мистером Марчем умираем от голода. Еда на постоялом дворе, где мы останавливались днем, ниже всякой критики. Впрочем, все это еще один штрих ко всей злосчастной поездке.
— Миссис Лейк права, — кивнул Тобиас. — Еда действительно была ужасной, и я тоже не прочь бы поужинать.
Миссис Чилтон презрительно фыркнула:
— Уж в этом я ни секунды не сомневалась. Так и быть, приготовлю холодные закуски.
— Спасибо, — вежливо улыбнулся Тобиас. — У вас, случайно, не осталось ваших превосходных пирожных со смородиной? Я мечтал о них с той минуты, когда мы остановились на постоялом дворе.
Пуговичные глазки миссис Чилтон неодобрительно блеснули.
— Поразительно, как это у вас хватает энергии на пирожные со смородиной, сэр, после такого утомительного путешествия и тому подобное.
— У экипажа Вейла такие тугие рессоры, что я смог немного отдохнуть.
Лавиния чуть подняла брови, услышав столь откровенную ложь. Тобиас глаз не сомкнул в дороге. Большую часть времени оба строили планы и обсуждали возможные аспекты нового дела.
Но миссис Чилтон прищелкнула языком и покачала головой:
— Ну… может, осталось одно или два пирожных от той партии, что я напекла вам в поездку.
— Буду крайне обязан, миссис Чилтон, — поблагодарил Тобиас немного чересчур смиренно.
Лавиния не спускала глаз с парочки. Ей уже не впервые казалось, что эти двое знают какой-то недоступный ей секрет. Впрочем, не только они как-то подозрительно веселились. Энтони слишком пристально рассматривал пол, причем уголки его рта подергивались. Эмелин почему-то отвернулась, невероятно долго вешая желтую шляпку на крючок.
Лавиния посчитала, что с нее достаточно, и, вызывающе подбоченившись, обратила грозный взор на Тобиаса:
— Опять пирожные со смородиной? Позвольте сказать, сэр, что в последнее время вы буквально помешались на смородине. Чего стоят ваши непрерывные требования испечь пирожки или сварить варенье! Бедная миссис Чилтон, как только она это терпит?! Клянусь, этим самым джемом, пирожными и пирогами можно накормить целую армию!
— Вероятно, в моем организме чего-то не хватает, и я восполняю это смородиной, — оправдывался Тобиас.
— Я принесу поднос в библиотеку, — поспешно пообещала миссис Чилтон, бегом направляясь к кухне.
Лавиния неохотно оставила в покое смородину: на уме у нее были дела поважнее.
Она открыла дверь кабинета, бросила вынутый из ридикюля блокнот на маленький столик и прямиком зашагала к шкафчику с шерри.
— Мы все вам расскажем, — заверила она Энтони и Эмелин. — Но прежде всего мы с Тобиасом нуждаемся в подкреплении.
— Не стану спорить, — согласился Тобиас, усаживаясь в самое большое кресло и ставя ногу на табурет. За последнее время у него появилась привычка устраиваться здесь как в собственном доме.
Лавиния все еще не знала, как относиться к легкости, с которой он внедрялся в ее повседневную жизнь. Это происходило постепенно, в течение нескольких месяцев. У Тобиаса имелся собственный прекрасный дом в нескольких кварталах отсюда, на Слейт-стрит, но он, похоже, проводил там все меньше времени и стал являться к ней, когда только вздумает.
Лавиния часто ворчала на Эмелин и миссис Чилтон за его манеру возникать как раз перед завтраком. Он без всяких колебаний занимал место за столом и придвигал к себе кофейник и яйца. У него также оказался необычайный талант стучать в ее двери, как только она оставалась одна. Он словно знал заранее, когда миссис Чилтон и Эмелин не будет дома, и пользовался этой возможностью, чтобы любить Лавинию, наспех, но с неизменной страстью.
Сама она во всеуслышание объявляла, как раздражает ее постоянное присутствие Тобиаса, но, честно говоря, уже привыкла видеть его каждый день.
И сознание того, что в глубине души ей это даже нравилось, тревожило и мучило ее.
Десять лет назад, когда она вышла замуж за Джона, подобные чувства ее не беспокоили. Она была влюблена в своего возвышенного поэта и мужа, и брак казался логической кульминацией их романтических отношений.
Но их союз перестал существовать всего восемнадцать месяцев спустя, когда Джона поразила легочная лихорадка. Четыре года она пыталась идти своим собственным путем в этом мире. А потом появилась Эмелин. Лавиния прекрасно сознавала, что необходимость заботиться о себе и племяннице во многом ее изменила.
Она уже не та женщина, которой была когда-то. Теперь она не только стала старше и опытнее, но и научилась ценить свободу, которую дало ей вдовье положение. В отличие от Эмелин она больше не подчинялась строгим правилам приличий, предписанным молодым незамужним девушкам. Все, что теперь от нее требовалось, — благоразумие и осмотрительность. Она твердила себе, что вдовы наслаждаются лучшими сторонами обоих миров: черпают из источника страсти и все же сохраняют независимость и контроль над собственной жизнью.
Она не помнила, в какой момент пришла к заключению, что больше не выйдет замуж, и была вполне довольна такой перспективой.