Страница 7 из 8
Позвонил Мостовской начальнику местной ГАИ Штайну.
– Штайн, а Штайн, – сладким голосом говорит Мостовской. – Карьерный рост интересует тебя? Хочешь задержание на себя записать? Тут у меня пятнадцать корейцев, нелегалов. Давай оформи на себя арест и доложи по начальству…
Штайн как обрадовался, как стал дырочки ковырять для новых звездочек и для ордена. Шутка ли, в нашем-то спокойном районе – и целых пятнадцать иностранных шпионов. Правда, не крупных – предупредил Мостовской.
Совсем Штайн от радости забылся, пригнал автобус на таможню, загрузил драгоценных для карьерного роста корейцев, повез к себе в отделение, оформил на них всякие бумаги… А что с ними дальше делать, задумался только глубокой ночью. А они вопросительно на него смотрят – мол, дядя, мы ж пленные, нас же кормить надо. И спать мы хотим давно, утомились мы в дороге.
А в нашей ГАИ – это знают все – большое хозяйство: административные здания, гаражи, мастерские, даже баня-сауна. И есть небольшой зверинец. У нас же горы вокруг, леса. Инспекторы ГАИ часто находят на дороге звериных детенышей, замаялись их пристраивать, вот и соорудили свой зверинец. Там у них есть два медведя – Шуба и Шапка. Ну так сложилось, что чьи-то планы, связанные с этими медвежатами, не осуществились, но имена остались. Потом козочка пятнистая лесная Ляля, волчонок Шайтан, рысь Маруся (ребята из капкана ее вытащили) и особая страсть завхоза ГАИ прапорщика Козубчика – очень много разнообразных голубей в специальном теплом здании на случай холодной зимы и с высоченной голубятней для тренировок и полетов.
Так вот, решил Штайн, пока не найдут управу на корейцев, пока он благодарность от начальства не получит в выковырянные дырочки на кителе, поселить их в зверинце, в зимнем помещении для голубей.
Правда, тут запротестовал Козубчик: мол, ты что?! Они ж всеядные, эти корейцы. Они же лучшие экземпляры голубей моих съедят. А голубь – это же… Это же знаешь что? Это же птица мира!
– А мои корейцы, – возражал Штайн, – они что, войны хотят?! Это ж наши, можно сказать, братья! Они мирные, работу приехали искать.
– Работу?! Завтра получат они работу! – мстительно потер руки Козубчик.
Но голубей пересчитал и предупредил через переводчика, что голубей всех в лицо знает, и если хоть один пропадет, он самолично всех корейцев расстреляет. За баней.
Перспектива погибнуть так позорно, не на поле брани за великую идею чучхе (это такой марксизм-ленинизм – по версии Северной Кореи), а где-то на задворках черновицкой ГАИ, за баней, несколько поумерила гастрономические фантазии маленьких корейских шпионов, тем более из соседнего турецкого ресторана им привезли ужин за счет заведения.
Недаром мой сын, когда был маленьким и наивным, рассказывал, что милиционер – это такой дядя, который забирает еду у богатых и отдает ее бедным. Не знаю, как все милиционеры, но прапорщик Козубчик очень даже соответствовал этому определению.
На следующее утро в ГАИ закрутилось: весна, предвыборная кампания, пробки, ДТП – и стало не до корейцев. Как-то все, включая карьериста Штайна, о них позабыли, только вот Козубчик взял на себя ответственность, поскольку они жили во вверенном ему зверинце. Каждый день с утра, добывая корм для животных, он заботился и о том, чтобы корейцы тоже были сыты. Весна была холодная, и тогда он выпросил для своих маленьких братьев куртки с надписью «Вневедомственная охрана».
Корейцы милиционеров не различали – милиционеры ведь все на одно лицо и на одну толщину. (Я, между прочим, тоже милиционеров не различаю. Разве только по количеству звездочек на погонах.) А вот Козубчика корейцы знали в лицо и любили. За его о них заботу они строили вокруг ГАИ стену. Очень трудолюбивые оказались шпионы, бегали как муравьи и за два дня возвели высоченный забор, который у нас и доныне называется Великой Корейской Стеной.
Но терпение не безгранично. Ну что это такое – в зверинце живут медведи, коза, рысь, волчонок, голуби и… пятнадцать корейцев. Не по-человечески. Козубчик всем надоел просьбами о своих корейцах: то им холодно, то у них вдруг животы у всех разболелись, то праздник национальный корейский, то экскурсию им надо организовать…
А они две недели шныряют по территории за Козубчиком и работу просят. Слова выучили: «Козупцик, давайработа, давайработа, давайработа». А вечерами сидят у себя в голубятнике и поют свои национальные жизнеутверждающие корейские песни про великого, многоуважаемого и горячо любимого вождя Ким Чен Ира.
И в сауну так просто теперь уставшим гаишникам не сунуться – там корейцы хозяйничают, стирают, моются. И во дворе ГАИ они шмыгают туда-сюда с метлами и совками, убирают. И в гараже они же машины моют. И, главное, ошибиться невозможно, они все пятнадцать всего на три имени откликаются: если не Ли, то Пак, если не Пак, то Ким. Все. Других имен в Корее просто нет.
Тут уже слух пошел – и дошел до киевского начальства. И пришел приказ немедленно навести порядок и гнать корейцев, хоть и дружественных, но без документов, из нашей страны в три шеи.
Легко сказать – гнать. А куда?..
Стали думать, куда их девать без документов. Уголовный розыск не берет. Таможня назад не принимает. Посольство Северной Кореи молчит. Ну куда их?!
А начальство кричит каждый день по телефону, угрожает. Тут не то что повышение – как бы с работы не сняли! Испугался Штайн.
Словом, вывезли их, бедных, на другую таможню, на границе с Молдавией. Тихонько ночью выпихнули на нейтральную полосу, они еще сопротивлялись, идти не хотели, прощальные лозунги кричали хором во славу горячо любимого многоуважаемого корейского вождя прапорщика Козубчика.
Но потом пошли гурьбой в своих куртках вневедомственной охраны куда глаза глядят, размахивая торбами с сухим пайком, на дорожку Козубчиком приготовленным.
Недавно знакомые музыканты звонили нам из Молдавии. Говорят, что там у них наконец жизнь налаживается, такое бурное строительство началось, чистота на улицах, порядок, деревья сажают. Красота.
Не обошлось тут, думаю я, без знакомых корейских шпионов, это точно они. Они трудяги хоть куда. Трудятся, заметьте, не ради славы. А просто ради жизни.
Да. Не понять нам корейцев. Не понять.
Вообще, говорят же, Восток – дело тонкое…
Утренняя прогулка
Хорошие стихи пишутся утром. А как писать утром, когда Дину – покормить и в школу, а Генку не кормить, хитростью дотащить до садика, отцепить от себя, зацепить за воспитательницу и удрать под оглушительный Генкин ор. После таких испытаний любой гений надевает драную шаль, стоптанные шлепанцы, сворачивается калачиком где-то в пятках и помирает. До следующего утра.
Если б не Генка, стихи можно писать везде: в очереди, в автобусе, да где придется. И когда у Генки новая игрушка или просто хорошее настроение, тогда рождается… Вот сегодня, например: и погода, и Генка – ангел, тьфу-тьфу-тьфу! Внутри закипело, стукнуло мягко в затылок… «Ограды твои в мое сердце впились…»
Так и брел Зигмунд, большой человек с доверчивым лицом. Такие лица раздражают обычно продавцов, номенклатуру и жен. И наоборот, нравятся всем другим людям по эту сторону. Таких, как Зигмунд, часто просят помочь, подержать, поднести. Вот и сейчас кто-то потрогал его за рукав:
– Молодой человек, переведите меня через улицу, я плохо вижу.
Зигмунд, одержимый оградами, даже не посмотрел на Маленькую Старую Даму. Продолжая бормотать, он привычно уместил крохотную сухую ладошку в своей большой уютной лапе и побрел через дорогу, не видя красного света, не слыша визга тормозов и не чувствуя, что Маленькая Старая Дама бьется в его руке, как увядший букет, и попискивает от страха.
Ограды… Ограды… Он, конечно, забыл, что держит кого-то за руку, уже на второй секунде совместного марша. Маленькая Старая Дама попыталась вывернуть ладошку из его руки на другой стороне улицы, но он крепко и удобно подхватил ее, и так они пошагали дальше по каким-то делам. По делам Зигмунда. Он топал, медленно переваливаясь с ноги на ногу, большими шагами, что-то бормоча. А Маленькая Старая Дама тихонько семенила рядом. Время от времени они останавливались, и Зигмунд говорил, вздыхая: