Собиратель зла

— Заедем в деревню, там захватим свидетелей, — бросил рыцарь.

— Есть свидетели нападения? — ловчий удивился.

— Нет, те, кто первым нашел мертвецов.

Брат Дорчик обратился к пожилому крестьянину, тот без особой охоты согласился проводить господ охотников. За деревней начался лес, но не дремучая чаща, а светлый, прорезанный солнечными лучами молодой лесок. В таком не то что дичи — и грибов осталось немного, должно быть. Неподалеку от жилья лес бедный и не страшный.

Дорога шла через заросли, здесь-то и подстерег запоздалых путников оборотень. Место отмечало сломанное тележное колесо, подвешенное у обочины на сук. Между спицами торчали связки увядших цветов — оставили родичи убитых, когда забирали тела. Жертвой стал богатый селянин, который промышлял кое-какой торговлишкой. Возил в Раамперль на рынок овощи, там закупал разнообразную мелочь, скобяной товар, свечи, ткани — это продавал землякам. В дальние поселения купцы не заглядывают, так что есть возможность подзаработать местным, кто половчей. Волк прикончил торговца и работника.

Крестьянин принялся рассказывать, тыча корявым черным пальцем в кусты и на дорогу:

— Здесь вот они и стояли. Должно быть, собирался купец до города к ночи добраться, да малость припозднился. Телега вон в тех кустах застряла, упряжь порвана, а лошадка с перепугу умчалась. Потом нашли лошадку-то, родным покойного в целости передали. Хорошая лошадка… Так я говорю, вон там телега…

Старик говорил и говорил, но Бремек уже не нуждался в пояснениях. Он видел раздавленные, изломанные кусты, различал колеи, оставленные телегой. Опытному охотнику все было ясно, картина нападения сама собой вставала перед глазами. Вот здесь началось — волк прыгнул из кустов, обрушился на возницу, лошадь ошалела со страху, волк с купцом свалились на дорогу, телега влетела в заросли, упряжь разорвалась, а второй ездок вылетел из повозки. Вряд ли он успел встать, волк прыгнул ему на спину.

Бремек, пригнувшись, скользнул вдоль дороги, присел, подцепил слипшийся ком грязи, растер между пальцев — точно, кровь. Здесь погиб возница. Потом ловчий метнулся к кустам, где зверь загрыз того, кто вылетел после рывка. Конечно, не один прыжок… два, пожалуй. Матерый зверь, но движется легко. Охотник побежал к кустам, откуда выпрыгнул оборотень. Точно, остались следы, даже серые волоски на колючках. Старик-свидетель смолк, с удивлением разглядывая странного чужака. Бремек прошелся еще раз по месту побоища, потом резко развернулся и остановился перед крестьянином:

— Недели не прошло, так?

— Пять дней, господин…

— А дорогу уже изъездили… Как выглядели мертвецы? Сильно их зверь разделал?

— Страх глядеть, в куски разорваны. Того, второго, из кустов по частям и выволок проклятый.

— Это не простой волк, — кивнул Бремек. — Собак по следу пускали?

— Пробовали, — понурился старик, — боятся собаки. Был бы волк или даже медведь, не боялись бы.

— Точно, оборотень.

— Конечно, оборотень, — подтвердил Дорчик, — пропал кошелек, нож с ножнами, кое-какие мелочи.

— Нож? Хороший нож был?

— Рукоять и ножны серебром украшены. Родные перечислили, чего на месте нет… Серебро низкой пробы, но все-таки ценность… Да в этот раз добычу невеликую взял, бывало оборотень кого побогаче убивал, там сразу было видно — обобраны мертвецы.

Крестьянин стал неторопливо объяснять, что они чужого не возьмут, грех это. Он, дескать, головой готов поручиться: когда нашел телегу, серебро уже исчезло.

Бремек махнул рукой — мол, верю, потом снова прошелся по дороге, еще раз осмотрел место, где оборотень поджидал в засаде, наконец разрешил крестьянину проваливать.

— Что скажете? — осведомился Дорчик, когда старик ушел.

— Он разделся не здесь. Где-то рядом у оборотня тайник, там он превращается в зверя и бежит на охоту. Становится у дороги и ждет одинокого путника. Он не боится, просто не хочет, чтобы остались свидетели. Если на дороге людно, кто-то может успеть скрыться. А наш волк — матерый, опытный, действует продуманно, бьет наверняка. Он прыгнул из тех кустов, а там сидел довольно долго. На ветках и сейчас шерсть можно отыскать.

Дорчик глубокомысленно кивнул.

— Лошадь понесла, второй человек выпал из телеги, — теперь пришел черед Бремека тыкать пальцем. — Оборотень настиг его в два прыжка, а лошадь вырвалась. Но лошадь его не интересовала. Пока он в волчьем облике, животное ему не дастся, к тому же лошадь рискованно сбывать, могут узнать.

— Это верно, — вставил Дорчик, чтобы поучаствовать в разговоре, продемонстрировать внимание.

— А волк сперва наелся… надо сказать, на охоту тварь всегда идет голодной, с пустым брюхом. Так сподручней нападать. Так вот, сперва нажрался человечины, потом частично обернулся, чтобы появились руки. Собрал добычу… я думаю, увязал как-то в мешок, что ли, чтоб не мешала. Мешок — на спину. А ушел снова волком. Собаки потому и боялись, что к волчьему запаху примешивается другой, это собак всегда пугает. Следа я сейчас не найду, время упущено, но, полагаю, уходил он через ручей. Есть здесь ручей поблизости? Конечно. Вошел в ручей волком, вышел человеком — и наверняка поблизости от тайника. Там переоделся… вот и все. Я думаю, таких тайников у него по всей округе немало приготовлено. Но настоящее логово не в лесу. Он уже слишком человек…

— Да в Раамперле он живет, — бросил Дорчик. — Это мы и сами понимаем.

— В самом городе? Как узнали?

— Мы наносили на карту точки, где нападал зверь, — пояснил рыцарь. — Получился круг. На всех дорогах, что ведут к Раамперлю, случались убийства, и расстояние от города примерно одинаковое. Мы уж и с купцами говорили, не встречалось ли чего из добычи душегуба. Спрашивали наших, местных, кого давно здесь знают.

— Это правильно, что местных. Оборотень может и купцом оказаться, но, конечно, из пришлых.

— Не совсем так, — решился возразить Дорчик, — убийства без перерыва случаются. Выходит, надолго тварь не отлучается, все время поблизости.

— Тоже правильно, — признал ловчий. — Еще поблизости есть что поглядеть?

— Хутор имеется неподалеку, там волк семью вырезал, — вздохнул рыцарь. — Дверь вышиб, засов толстенный пополам переломлен…

— Ладно, показывайте хутор. Потом вернемся в город, и я погляжу на карту с отметками… хочу увидеть, какой у вас круг около Раамперля вышел.

На заброшенном хуторе ловчий не обнаружил ничего неожиданного. Ну, сломанный засов — толстенный дубовый брус… ну, давно засохшие, впитавшиеся в древесину бурые россыпи брызг на потолке… ну, страшные рассказы о людях, разорванных в клочья. Конечно, зверь прикончил всех, даже ребенка. А почему «даже»? Ребенка убить легче, чем взрослого, а жалости для оборотня не существует. Какая жалость к добыче? Бремек слушал вполуха, а сам катал в голове мысли — за что зацепиться, где искать кончик путеводной нити, которая приведет к логову зверя?

Оборотень — не зверь, и не человек, и даже не нечто промежуточное. Эта порода совмещает черты тех и других, причем вбирает в себя самое пакостное, что есть в волках и людях. Он ловок, свиреп, жалости не знает, потому что убивает не свою породу. Он отчаянно жесток… хотя сам о том не задумывается, он уверен, что ведет себя естественно, — он знает, что и с ним обойдутся не лучше, если изобличат. Притом волк-оборотень нечеловечески осторожен, потому что всегда один, он неизменно держится настороже…

Людей он презирает и, когда принимает человеческий облик, цинично пользуется ловко подмеченными слабостями тех, среди которых проводит большую часть времени. Он по-человечески расчетлив, когда волк, и безжалостен, как дикая тварь, когда живет среди людей. Если он прикидывается купцом — то может быть льстивым, жестким или холодно отстраненным, но наверняка удачлив в торговле. Купец — тот же волк. Дурак стал бы искать волка среди охотников, наемных солдат или еще каких людей, чья профессия связана с убийствами. Нет, для оборотня это опасно — при виде крови он может не сдержаться и выдать себя. Зверя, конечно, следует искать среди купцов, самое волчье ремесло.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.