Меняла

По пути на нас напал какой-то местный рыцарь, я даже имени его не запомнил. Этот горе-разбойник не смог и засаду толком устроить, он не придумал ничего лучшего, чем просто налететь на наш обоз с тремя своими латниками, вопя и размахивая оружием. Признаться, сам я растерялся, но вердельцам, отряженным с обозом, подобные схватки, скорее всего, были не в новинку. Те, что были на первом возу, довольно ловко развернули его поперек дороги и преградили путь атакующим нас всадникам. Налетчики, оказавшись перед таким препятствием, придержали коней – так что их атака оказалась неудачной с самого начала. Затем мы – я и другие наемники – пришли в себя и подоспели на помощь вердельцам. Нас, вместе с городскими, было больше двух десятков, мы окружили всадников, бестолково топчущихся на дороге, и принялись колотить их своими железяками. В этой свалке нам удалось достать одного из латников и стащить с коня его господина. На этом драка закончилась, остальные всадники удрали. Наш командир едва смог удержать моих новобранцев и заставить их отступить от поверженного рыцаря. Это все-таки была добыча. Во-первых, доспехи побежденного дворянина, хотя были плохонькие и изрядно помятые в бою, но тем не менее представляли собой известную ценность. Во-вторых, сам добрый сэр – за него можно было потребовать выкуп. Однако и здесь ничего не вышло – оказалось, что пленник Верделя нищ, его замок заложен дважды и отчаянное нападение на наш обоз этот незадачливый вояка устроил как раз потому, что ему больше ничего не оставалось. Его афера с дважды заложенной землей вот-вот должна была открыться.

Одним словом – ерундовая схватка и ерундовая добыча. Тем не менее, и в ней погибли шестеро наших… Неопытные, почти безоружные – у них на поле боя было слишком мало шансов. Меня пару раз задел меч латника, но меня-то защитили трофейные доспехи…

Вот в таких приключениях прошло мое первое лето в Геве. Лето, стоившее жизни почти что сотне новобранцев из Ренприста. Я не приобрел большого опыта, не завел знакомств среди завсегдатаев «Очень старого солдата», не обогатился добычей и трофеями. Я даже не мог похвалиться, что участвовал в хоть сколько-нибудь знаменитой схватке. Ничего такого, о чем мечтают романтики, ежегодно сотнями спешащие в Ренприст. Но я выжил, я приобрел некоторый опыт, я заработал достаточно, чтобы перезимовать в «Солдате» и дождаться очередного периода активной вербовки. Я существенно увеличил свой колдовской арсенал. И, что очень важно, я перестал считаться новичком. Когда из сотни человек в «Очень старый солдат» возвращаются четверо, никто не решится назвать их новобранцами. Теперь я по праву занимал место за столом, стоящим гораздо ближе к камину, чем столы новичков. Я начал делать карьеру в Ренпристе…

Тут нашу беседу прервал шум в воротах. Любопытный Эрствин сунулся поглядеть, что происходит на въезде в город, я тоже вышел следом за ним. В город въехал всадник – очень странный, можно сказать. В нем с первого взгляда чувствовалось что-то чуждое и неестественное, хотя как будто ничего необычного в его облике не было. Пришелец был с головы до ног закутан в черное, причем тканью плаща была тонкой и явно дорогой. Лицо его было скрыто капюшоном не хуже, чем у меня, под складками шелка на груди поблескивала серебром массивная цепь. Вороной конь был под ним, насколько я мог судить, породистый и, конечно, тоже очень дорогой. Сбруя, украшенная серебром, подвешенный к седлу длинный меч в черных, опять-таки украшенных серебром, ножнах – да все в его снаряжении было явно очень дорогим и изысканным. Сразу видно чужестранца. У нас в Ливде есть люди достаточно богатые, чтобы позволить себе такой наряд, но ряд ли кто из наших смог бы носить его с подобным изяществом. К тому же наши предпочитают более пестрые цвета, нежели черный… Когда я вслед за Эрствином выглянул из лавки, путник неподвижно, словно каменное изваяние, восседал на своем прекрасном коне перед сержантом стражи. Стражник, неловко топчась перед ним, сбивчиво и путано объяснял, глядя в сторону:

– Прошу прощения, добрый сэр… То есть ваша светлость… Однако я всего лишь должен выполнить свою обязанность… Не взыщите, сударь, то есть ваша светлость, я хочу сказать. Однако всякий путник благородного сословия платит в воротах два гроша… Воротная пошлина, ваша милость, то есть, ваша светлость, я хочу сказать…

Тот, кто знает наших стражников так же хорошо, как я, тот поймет мое удивление – чтобы смутить ливдинского сержанта и заставить его так запинаться и извиняться нужно нечто исключительное. Здесь одним черным плащом не обойтись, в этом пришельце определенно было что-то сверхъестественное. А стражник даже взгляд боялся поднять.

Пока я обдумывал все это, загадочный незнакомец извлек правую руку из складок просторного черного плаща и протянул что-то сержанту в ладони. Ладонь также была затянута в перчатку – черную, разумеется. Сержант смутился еще больше и забормотал вполголоса, косясь в мою сторону и разводя руками. Затем сержант, то и дело оглядываясь на незнакомца и продолжая что-то бубнить, бочком направился к моей лавке. Его безмолвный собеседник не сказал ни слова, более того – ни поводьями, ни, скажем, коленом не дал своему коню приказа – тем не менее, вороной зашагал, неспешно переставляя копыта, за сержантом. Цок-цок-цок да глухое бормотание сержанта… Я, словно завороженный, следил за приближением незнакомца. Когда его конь остановился перед входом в лавочку, я тоже почувствовал то, что напугало стражника – некое ощущение холода и зловещего спокойного равнодушия, исходящее от всадника. Это не было магией в обычном понимании, уж магию я бы как-нибудь узнал… Нет – это было воздействие другого рода, что-то потустороннее, зловещее и грозное, струилось в воздухе… Из-под крыльца моей лавки с писком вылетела крыса и затрусила по улице прочь от зловещего всадника. Крысы очень чувствительны к магии и всяким таким штукам, я давно заметил… Я машинально проследил взглядом за удаляющимся зверьком, к действительности меня вернули слова сержанта, произнесенные тихим голосом, почти что шепотом.

– Глянь, Хромой, что за монета. Я ему говорю – мол, два гроша. Я говорю, въезд в Ливду для благородных персон… А он, ни слова не сказав… Глянь, что за монета такая чудная? Золото, что ли?

– Похоже, что золото… – так же шепотом ответил я и добавил громче, – Подождите, ваша светлость, минуту, я сейчас соберу местные деньги для обмена, – мне тоже передались ощущения сержанта – я хромая и, пожалуй, излишне суетясь, нырнул в лавку.

Так же поспешно я наскоро проделал все обычные операции, какие позволяют определить истинную цену монеты, торопливо отсчитал серебро и медь и выскочил на улицу мимо замершего на пороге Эрствина. Мальчик уж точно ничего не понимал в происходящем и удивленно взирал на мою суету. Но он тоже не мог не почувствовать зловещую ауру пришельца…

– Пожалуйста, господин… – я ссыпал деньги в подставленную черную ладонь и затем, не глядя, протянул сержанту его два гроша.

Сержант торопливо принял монеты и чуть ли не бегом бросился к воротам. Он явно был рад, что для него эта история закончена. Пришелец все так же неторопливо, как он проделывал все до этого, сунул руку с монетами под плащ, затем выпростал ее… Конь, невозмутимый и спокойный, как и его хозяин, медленно зашагал по улице… Черная фигура легко покачивалась в седле в такт цоканью копыт…

Я поднял руку и вытер со лба обильную испарину.

– Хромой, – окликнул меня Эрствин, – слышишь, Хромой, а что это было?

– Не знаю, друг мой. Не знаю, но хотел бы узнать. Все это очень странно…

– Что странно? Что у проезжего нет мелкой монеты? Может, это очень богатый человек? Ну, такой, что не заботится о монете, о мелкой монете… Ведь есть же настолько богатые, а?..

– Да? Очень богатый? Такие богачи не ездят в одиночку. И потом его деньги… Это была не просто монета.

– А что же в ней такого особенного?

– Это монета из Семи Башен! Новенькая золотая крона из Семи Башен!