Страница 8 из 13
Но, как известно, человек предполагает, а Гили располагает… Вышло же, что если не Морской царь, так уж точно Гага злой послал проклятых пиратов (чтоб им, козьему дерьму, утонуть вместе с их драккаром вонючим и т. д.). Тяжело груженная бочонками с вином «Листа» никак не могла оторваться от северян — пришлось выкинуть за борт и груз, и все надежды…
И вот теперь Проныре нужно отдавать и долги и часть несостоявшегося барыша — они ведь условились именно так… Вот, кстати, яркий пример непоследовательности и легкомыслия островитян — пока Проныра не заявился на Малую Ругану лично — Рунгач и не думал горевать…
— М-да, Рунгач, и впрямь плохо дело… Что ж делать-то будешь?
Тут старик, и раньше на меня не глядевший, вовсе опустил глаза:
— Да есть один способ… Проныра предложил…
— И какой же такой способ? — прищурился Ингви.
— Да вот, Проныра говорит… Говорит — ты сам был великий царь, там, на севере… И первейший воин и чародей, говорит…
— Та-ак… Дальше.
— Еще говорит, что один ты сможешь моему великому царю Лучичу помочь. Можешь Большой Эману от злодеев отстоять…
— Ага, и ты, значит, должен меня убедить за это взяться. А тебе что взамен?
— Четверть долга простит. Остальное на год отложит. Платить, значит, остальные три четверти через год… Так ведь и тебя великий царь Большого Длинного Эману вознаградит. Он щедрый, наш царь Алгано Лучич! Страсть какой щедрый! А уж ты постарайся, а? — тут Рунгач впервые поднял глаза на своего гостя, во взгляде была мольба.
— Послушай, Рунгач, а ты не замечал, что все советы твоего Проныры плохо заканчиваются? Да и как же я по-твоему справлюсь с оравой головорезов?
— Проныра говорит, что ты самого великого Императора севера одолел…
— Проныра говорит… А чего я, по-вашему, здесь тайно скрываюсь, если всех победил? Этого твой Проныра тебе не говорил?
— Ой, чужеземец, не знаю я… Он говорит — ты сможешь! Ты уже раз меня спас — тогда в море, спаси уж и второй раз…
Ингви задумался — Рунгача было жалко. И просил он так трогательно…
— Ну вот что… Постой, а самому Проныре какой с этого интерес?
— Не знаю…
— Ты, Рунгач, ему ведь много задолжал?
— Ой, много! Страсть, как много!
— И даже четверть от этого — уже деньги немалые. А этот прохвост их так вот простит? Не верю! Интересно, сколько он с твоего великого царя под это дело слупит? Вот что, старик — сам я такого решить не могу. Сперва с друзьями посоветуюсь. Постой-ка здесь и подожди.
Затем Ингви вкратце передал содержание беседы своим спутникам:
— Что скажете? Давайте решать, а то я и так Рунгача попросил прямо здесь подождать — боюсь, иначе он кинется всех своих подданных собирать — всем вместе нам в ноги кидаться…
Все молчали. Первым высказался, как ни странно, Сарнак:
— Я «за». Плывем на Большой Эману.
— Ну, вообще-то, Рунгача жалко, — подхватила Ннаонна, — но вот разбойники…
— Сразиться с морскими разбойниками — это большое дело, конечно, — встрял Кендаг, — но ведь и сами люди этого острова в стороне не останутся, так ведь? Ну будем биться с ними вместе… Не в первый раз нам…
Филька промолчал — похоже, эльфу было все равно…
— Ладно, значит я понимаю так, что никто не против? Правильно? — подвел итог демон, — м-да… Ну не нравится мне, откровенно говоря, этот Проныра… И советы его, и все другое… Как-то подозрительно… Но с другой стороны, если я откажу — так Рунгача его старший царь все равно на подмогу позовет… Рунгач на «Листе» со своими мужиками отправится, а мы здесь останемся ждать неизвестно чего… Неудобно как-то, нехорошо… И вот еще что — мы, значит, останемся здесь — и у нас ни корабля путного под рукой не будет, ни моряков знающих. Словом, застрянем здесь… Надо соглашаться, что ли?
Похоже было, что демон сам старательно подыскивает предлог, чтобы оправдать свое согласие — как будто ему было неловко признать тот факт, что он просто хочет помочь Рунгачу. Он вновь обвел взглядом друзей — все опять замолчали. И снова заговорил Сарнак:
— Значит, плывем на Большой Эману.
— Ну что ж, — кивнул демон, — в таком случае я пошел. Соглашаться. Но говорить буду теперь не с Рунгачем, а с этим франтом, Пронырой. Посмотрим, что я из него смогу вытянуть… Ведь он неспроста так старается, ох неспроста!
За два с лишним часа переговоров «вытянуть» удалось немало. К концу разговора Рунгач, глядевший на Ингви с видом преданнейшей собаки, уже получал прощение трех четвертей долга, а на остальное — отсрочку в два года, да и демон тоже выговорил себе кое-какое вознаграждение в звонкой монете лично от Проныры (помимо того, что несомненно отвалит Лучич). Правда, Проныра пояснил, что великий царь Алгано Лучич ждет от чужеземцев, что они управятся сами — без вмешательства ополчения Большого Длинного Эману… Услышав это, Ингви пробормотал что-то неприличное на демонском языке, но тем не менее, отказываться не стал — высокие договаривающиеся стороны ударили по рукам.
На Большой Длинный Эману отправились следующим же утром. Ингви решил с друзьями плыть на «Листе», а не на паруснике Проныры, хотя тот и приглашал их весьма усердно, суля уют чистой каюты. Кстати, забавная деталь — судно толстяка носило гордое имя «Фельпют», то есть «Проныра». Толстяк назвал свой кораблик собственным довольно обидным прозвищем. Что это — ирония, некий вызов?.. В таком случае — достойно уважения, но плыть все же следует на судне Рунгача. Рассудил демон так: если спаситель прибудет на «Проныре» — Проныра же и заработает очко в глазах жителей Эману и их царя, а Рунгач, пришедший на «Листе» следом — вроде как останется не при чем. Так пусть лучше именно Рунгач вернет на остров надежду — привезет на борту своей старой посудины… Правда, в случае неудачи пришельцев ему же, Рунгачу, все и припомнят. Всеми этими рассуждениями Ингви поделился со стариком — тот в ответ лишь пожал плечами, мол, семь бед — один ответ…
На Большом Длинном гостей ожидали — словно великий царь Алгано Лучич был заранее уверен в успешном завершении миссии Проныры. Едва лишь «Листа» и «Фельпют» ткнулись носами в берег — тут же к ним на пляж вышли несколько человек, до того сидевшие в жиденькой тени чахлых акаций. «Комитет по встрече» состоял из полудюжины крепких мужчин с копьями в руках, предводительствуемых колоритным дядей — бритоголовым здоровяком, увешанным ножами так, что каждый его шаг сопровождался мелодичным позвякиванием. Перед тем, как спрыгнуть с борта «Листы», Ингви обратился к Кендагу, кивнув в сторону бритого:
— А что, лорд, у него-то клинков побольше, чем у тебя, а? Ты бы сосчитал… — и довольно неловко спрыгнул вниз, так что набежавшая волна окатила его брызгами.
— Ингви шутит, — пробурчал лорд, прыгая следом.
— Кендаг, считай ножи! — тут же засмеялся Филька, всегда обожавший подобные незамысловатые шутки.
Тем временем Проныра вновь переправился с судна на берег, благоразумно пользуясь плечами своих слуг. Подойдя к лысому, он поклонился (примерно на четверть от «моего» поклона, — прикинул Ингви) и объявил:
— Как и было обещано великому царю, я доставил на ваш остров единственного, кому под силу совладать с ужасом северных морей — страх наводящего и могущественного колдуна. Его нечеловеческая сила и коварство спасет Большой Длинный Эману от ярости варваров! Веди же нас во дворец Алганов, могучий Липич! — и затем пояснил гостям на общем, — это Липич, тамейон царя Лучича, по-вашему капитан стражи.
Тамейон скептически оглядел «нечеловечески сильного и страх наводящего колдуна» с головы до ног — тот явно не произвел на воина впечатления, но, не промолвив ни слова, повернулся и пошел вверх по пологому склону — в сторону города. Собственно говоря, город начинался метрах в пятидесяти от кромки берега лачугами местных голодранцев. Достаток жителей Эману возрастал вместе с подъемом в гору. Чем выше по склону — тем дома были больше, чище и богаче. Венчал эту своеобразную пирамиду обнесенный стенами каменный царский дворец, оседлавший холм. Вслед за тамейоном зашагали и гости — впереди Ингви с Пронырой, за ними — остальные чужеземцы. Следом плелся Рунгач, втягивая голову в плечи и стараясь стать незаметным. Завершали процессию копейщики. По мере того, как гости и стража поднимались на холм, между домов стали собираться люди. Островитяне, как обычно, галдели, смеялись и показывали на чужеземцев пальцами, громко обсуждая внешность пришельцев. На них совершенно не лежала печать обреченности — веселые и жизнерадостные обитатели Эману не тяготились нависшей над островом смертельной угрозой… Их легкомысленная готовность веселиться без причины напоминала бы, пожалуй, нрав эльфов, но Ингви уже знал — достаточно малейшего повода и эти неимоверно радостные люди так же неимоверно загрустят. И точно так же целиком отдадутся тоске и унынию, на что эльфы, разумеется, не способны.