Страница 50 из 59
— Ласса — его дочь?
— Или твоя.
Девочка выпустила материнскую юбку и взяла Ридриха за руку. Тонкие розовые пальчики облепили шершавую ладонь воина. Эрлайл неуверенно погладил пушистую макушку, но глянуть в черные омуты глаз Лассы не решился.
— Я буду заботиться о ней как о собственном ребенке, — промямлил он, и тут же сам почувствовал фальшь этих слов. — В конце концов, мы в родстве с Игморами… и… ну, в общем, в любом случае…
Ианна поглядела на него с интересом.
— Да, — припомнила она, — ты же Эрлайл. В родстве. Я знаю.
— Мой предок женился на баронессе Игмор, с тех пор в нашем роду иногда случается так, что человек болеет… вот как ты теперь. Да, верно! — И с жаром добавил: — Мой отец хворал, не мог ни есть, ни пить вволю, но жил как подобает воину и дворянину. И умер отнюдь не в собственной постели.
— Как он умер?
— Пал с мечом в руке, защищая замок от многочисленных врагов. Поверь, они дорого заплатили. А тем, кто уцелел, отомстил я.
— Отомстил, — неожиданно четко произнесла Ласса. Это было первое слово, сказанное девочкой вслух в присутствии Ридриха.
Ридрих сам купил еды. Ианна не возражала, глядела равнодушно, как нежданный гость тратит деньги. Потом привела в убогий домик на окраине, у самой городской стены. Путь к жилищу лютнистки проходил по кривому узкому переулку. Здесь улицы не были вымощены камнем, как в центре, а дома — убогие развалюхи. Здесь было темно, поскольку верхние этажи сходились теснее, почти скрывая небо, здесь пахло мочой и гнилью. Здесь двери были распахнуты, там и сям на пороге сидели старухи с черными морщинистыми руками и бледными одутловатыми лицами. Они провожали чужака настороженными взглядами. Ианна прибавила шагу, будто торопилась миновать переулок и скрыться от старух. Ласса по-прежнему цеплялась за Ридрихову руку…
Домик вдовы оказался самым убогим в этом переулке — низенькое строеньице с облупившейся темной краской на стенах, зажатое между соседними зданиями. Отпирая замок, Ианна снова закашлялась, уронила ключ… Ридрих видел, что она торопится и от этого волнуется, не может попасть в скважину.
Наконец они вошли. Ианна, захлопнув дверь, привалилась к ней всем телом — будто хотела надежнее отгородиться от мира с противными запахами окраины и цепкими взглядами старух. Ласса пробежала через единственную комнату, топоча твердыми круглыми пятками, и забилась в угол между стеной и растрескавшимся сундуком. Ридрих догадался, что это обычное убежище девочки, должно быть, малышка постоянно укрывается в закутке. Однако когда гость стал выгружать снедь, Ласса выбралась из угла и медленно приблизилась к столу, не сводя огромных глаз с растущей горы вкуснятины.
Ридрих подхватил ребенка и, усадив на стул, придвинул к еде. Девочка оглянулась — мать не обращала на нее внимания, копалась в старом сундуке, шуршала рваным тряпьем… Ласса вцепилась в снедь.
Ианна выпрямилась — в руках была книга в простом черном переплете, «История Игморов». Подошла к столу и вдруг, закашлявшись, пошатнулась. Гость подхватил ее, а другой рукой поймал книгу, едва не вывалившуюся из ослабевших пальцев. Их ладони встретились. Ридрих осторожно перехватил «Историю Игморов», положил рядом с продуктами и снова прикоснулся к изящной кисти лютнистки… Ианна придвинулась к нему и поглядела в глаза — снизу вверх. Девочка уплетала свинину, косясь из-под нависшей челки то на мать, то на пришельца.
Вдова погладила дочь и тихо произнесла:
— Ласса, тебе нельзя столько мяса сразу, животик заболит.
Девочка послушно оставила недоеденный кусок со следами маленьких зубов, осторожно сползла со стула и поплелась в свой угол. Ианна прижалась к Ридриху, он ощутил страшную худобу женщины, почувствовал через несколько слоев ткани, как часто стучит ее сердце и тяжело поднимается упругая грудь… Потом она отстранилась и пододвинула «Историю Игморов» поближе к гостю:
— Почитай.
Ридрих послушно сел за стол, повернулся к мутному окну и раскрыл книгу. Ианна присела рядом. Ласса выгребла из-под сундука груду тряпочек и щепок — немудреные игрушки. Эрлайл стал читать — сперва древние легенды, больше похожие на детские выдумки, чем на предания. Смысл было тяжело разобрать из-за обилия архаических терминов и давно вышедших из употребления оборотов речи. Потом начались переводы римских хроник, изобилующие латинскими фразами…
Стемнело, Ианна встала, чтобы взять свечу. Ридрих поглядел в угол — там девочка подняла повыше раздвоенный сучок, наряженный в лохмотья. Мужская фигурка. В другой руке у ребенка была острая щепка, похожая на кинжал. Малышка стала наносить «мужчине» удары щепкой, перехватила взгляд Ридриха и очень серьезным тоном пояснила:
— Отомстил.
Ианна поставила на стол медный подсвечник, Ридрих продолжил чтение. Потом заметил, что Ласса уснула в углу. Он встал, поднял невесомое тельце и перенес девочку в кровать — за занавеску, разгораживающую единственную комнату убогого дома. Затем возвратился к столу и снова взял книгу. Ианна придвинулась к гостю, положила тонкие пальцы на его ладонь. Ридрих отложил книгу и обернулся к женщине.
— Отомстил, — вдруг донеслось из-за занавески.
— Она иногда разговаривает во сне, — прошептала Ианна.
Ридрих осторожно прикоснулся губами к ее губам — бледным, потрескавшимся. Стул под увеличившейся ношей скрипнул, когда Эрлайл медленно, не прерывая поцелуя, посадил Ианну себе на колени…
«И стали они жить-поживать да добра наживать…» — все сказки, которые Ридрих рассказывал Лассе, заканчивались одинаково, но девочка слушала внимательно, как будто не догадывалась, что ожидает героев в финале, а затем удалялась в угол разыгрывать новые истории с самодельными куклами. Ее мистерии также заканчивались одним и тем же: «Отомстил». Ридрих сперва удивлялся, потом решил, что лучше попробовать научить ребенка танцу — может, позабудет прежние игры. Он попросил Ианну, чтобы показала, как играют на лютне. Женщина неохотно расставалась с инструментом и ревниво следила, как твердые пальцы Ридриха прижимают струны — сперва неумело, потом все увереннее.
Ученик освоил несколько простеньких мелодий, и на этом уроки закончились. Так прошло три недели. Деньги у Ридриха были, даже хватало на хорошее вино для Ианны. Он надеялся, что небольшие порции пойдут больной на пользу. Quem medicamenta non sanat, natura sanat.[84] Женщина в самом деле почувствовала себя немного лучше — может, вино помогло, а может… может, то, что Ридрих не решался назвать любовью…
Потом монеты были истрачены, Ианна снова собралась на рынок — играть. Ридрих осторожно отговорил — хотел попробовать сам. Прошло еще несколько дней…
Однажды, набравшись смелости, Ридрих попросил у Ианны инструмент, та улыбнулась бледным ртом и заявила:
— Нет, пойдем вместе. Лютню тебе не доверю, еще сломаешь. И потом, мне тоже хочется послушать.
Так что на рынок отправились втроем. Ианна заняла обычное место на тумбе у въезда в торговые ряды, она быстро уставала, не могла подолгу стоять. Ридрих взял лютню и отошел в сторону, где было местечко попросторнее. Девочка увязалась за ним.
Откашлявшись, Ридрих запел:
Вокруг певца стали собираться люди. Как всегда в подобных случаях, столпившиеся зеваки привлекали внимание прохожих, и чем больше людей останавливались вокруг лютниста, тем скорее к ним присоединялись новые слушатели.
84
Кого не излечивают лекарства, того излечивает природа (лат.).