Страница 7 из 91
Но вместе с тем ни одна профессия, ни одна должность не накладывает на человека такого бремени ответственности. Прежде всего, капитан — это штурман высшего класса, и он лично отвечает за безопасность судовождения. Как только возникает трудная ситуация: нужно проходить канал, шлюз, узкий проход, произвести швартовку, разойтись с близко идущим судном — капитан обязан находиться на мостике и лично руководить маневром. В любое время дня и ночи его помощники обязаны поднять капитана и пригласить его в ходовую рубку, если возникает хоть малейшая угроза безопасности судна. На чьей бы вахте ни произошла авария, кто бы ни был в ней виновен — ответственность в первую очередь несет капитан, и с него всегда взыскивают строже, чем с других.
Но капитан — это не только штурман. Капитан рыболовного судна — это опытный рыбак, который лично руководит промысловой работой траулера или сейнера. Мы с вами уже немного видели, как работает капитан во время замета. Ведь это настоящий главнокомандующий на поле боя, держащий в своих руках все нити боевых операций. Матросы и командный состав, определяясь на то или иное судно, прежде всего интересуются, кто капитан. Попадешь к хорошему капитану — значит, будет богатый улов, хороший заработок, слава и почет.
Капитан утверждает расстановку людей по вахтам, по тревогам, отвечает за техническую исправность судна, за его пожарную безопасность, чистоту, порядок, за бытовые условия моряков… Одним словом, за все. За границей капитан является полпредом своей Родины, которому страна доверила представлять и защищать ее интересы.
Но и это еще не все. Любое советское рыбопромысловое судно — это социалистическое предприятие, которое должно быть рентабельным и приносить государству доход. Значит, капитан, являясь директором этого своеобразного предприятия (кстати, на крупных рыбопромысловых судах высшая должность так и называется «капитан-директор»), обязан хорошо разбираться в вопросах хозяйственной деятельности, иметь основательную экономическую подготовку.
Итак, капитан нашего времени — это высокоэрудированный специалист, превосходно знающий штурманское, а на рыболовных судах — и промысловое дело; хорошо разбирающийся в технических вопросах — теории и устройстве корабля, радиотехнике, электронике; имеющий основательную подготовку в юридических, экономических и хозяйственных вопросах. И кроме того, унаследовавший от капитанов старинных парусников такие замечательные качества, как мужество, решительность, чувство высокой ответственности, умение подчинить своей воле большой и очень самобытный коллектив моряков, повести его за собой.
Так уж получилось, что за время долгого рейса я очень сдружился с капитаном нашего траулера, потому что даже среди других капитанов (а я повидал их немало в своих частых рыбацких рейсах) он показался мне личностью необыкновенной. И поэтому я с особенным интересом наблюдал, как он работает, как ведет себя в самых разнообразных ситуациях: и во время промысла, и на отдыхе, и в иностранных портах, и т. д.
Сразу после утреннего чая Данилыч спешил на верхний мостик и, вооружась мощным биноклем, принимался самым тщательным образом осматривать горизонт.
— А ну, ребята, у вас глаза получше, — льстил он наблюдателям. — Посмотрите-ка справа по борту 15°. Мне кажется, там чайки кружат.
Бинокли обратились в указанном направлении, а в следующую минуту судно уже шло на чаек, и по траулеру рокотал усиленный современной радиотехникой громовой бас Данилыча:
— Команде к замету приготовиться! Спустить бот! Быстрее, быстрее, ребята!
— Я считаю, — поделился со мной Данилыч, наблюдая, как матросы хорошо отработанными движениями спускают бот и заканчивают последние приготовления к замету, — что поиск и промысел нужно вести очень активно, прямо-таки агрессивно. Чем больше людей участвует в поиске, тем лучше. И капитан должен почаще в бинокль поглядывать: во-первых, лишняя пара глаз, а во-вторых, личный пример — все видят, что капитан сам заинтересован, сам ищет. Капитан должен быть больше всех заинтересован, чтобы поиск велся хорошо. Я даже приз установил: кто первый обнаружит десять косяков, тому кок торт печет.
Тем временем судно подошло к большому косяку, который ослепительно сверкал на солнце. Бурлящее, клокочущее пятно медленно перемещалось по застывшей глади удивительно спокойного океана. Данилыч весь напрягся, ушел в себя, словно охотник перед решающим выстрелом или командир ракетной установки за мгновение до команды «Огонь!».
— Отдать невод!
И снова, уже в который раз, я не смог не залюбоваться этим прекрасным, захватывающим зрелищем, когда по синей поверхности океана на твоих глазах выстеливается огромный овал из белых поплавков невода, обрамляющий стремительный косяк тунцов.
Некоторые специалисты, проработавшие много лет на лове скумбрии и других рыб, держащихся на глубине, пренебрежительно относятся к тунцовому промыслу: подумаешь, рыбалка, весь косяк на поверхности. — ума особого не надо. А сделать, круг около косяка вполне можно и медведя научить, не только штурмана. Вот на скумбрии — это другое дело, все по приборам или по наводке с самолета. Тут уж соображать надо!
О вкусах, конечно, трудно спорить, но, на мой взгляд, гораздо увлекательнее и драматичнее выглядит именно такая рыбалка, когда ты собственными глазами видишь «дичь» — быструю, осторожную, мчишься ей наперерез, делаешь головокружительные маневры, чтобы сбить ее с толку, закружить, запутать. Промысел этот требует очень высокой квалификации, железной выдержки, крепких нервов, но зато какое удовлетворение получает команда, когда поединок с косяком оканчивается в пользу человека, и результатом его является каскад серебристых рыб, льющихся из невода на палубу. Ради таких минут стоит жить, стоит ходить в шестимесячные рейсы, стоит рыбачить!
Замет оказался на редкость удачным. Пойманной рыбе не было конца. Мелкие тунцы с черными продольными полосками около брюшка, за что их называют полосатыми тунцами или ласково полосатиками, сыпались на палубу. И Данилыч был тут же, на палубе, среди матросов. Забыв про свой высокий пост и неотложные капитанские дела, он самозабвенно занимался обработкой улова, придирчиво следя, чтобы от этой грязной работы не отлынивали «интеллигенты», как он шутливо называл штурманов, начальника радиостанции, рефмеханика.
Капитаны бывают разные. Одни по своей натуре замкнутые, суровые, из своей каюты выходят только «по производственной необходимости». Данилыч же все свободное время проводит среди команды. То, вооружась наждаком и напильником, обрабатывает какую-нибудь замысловатую раковину, то шлифует зуб кашалота, то забивает с моряками «козла» или же ведет шахматную баталию. Когда Данилыч впервые пригласил меня сыграть с ним партию в шахматы, я начал разыгрывать дебют, так сказать, несколько снисходительно, полагая, что сильные шахматисты в море встречаются довольно редко. И только с треском проиграв партию, а за ней и еще две, я понял, как жестоко ошибался.
Я очень любил проводить вечера в его каюте. И чего там только не было! Диковинные раковины, кораллы, кокосовые орехи, мастерски обработанные искусными руками капитана, клинок с рукояткой из зуба кашалота. А еще капитан пел, аккомпанируя себе на гитаре, и это было чудесно. Голос у Данилыча могучий и очень сильный, но пел он тихо, бережно, обращаясь с песней словно с хрупкой девичьей ладошкой, вложенной в его геркулесовы ручищи.
Однажды, когда капитан отмечал день своего рождения, он открыл себя с еще одной, совершенно неожиданной стороны. Где-то часа в три утра, когда мы пили холодное сухое вино и закусывали кокосовыми плодами, Данилыч вдруг достал из письменного стола большую общую тетрадь в красной обложке, долго и задумчиво листал ее и вдруг нерешительно пробасил:
— Хотите, я вам свои стихи почитаю?
Стихи были нескладные, но настолько самобытные, искренние и мудрые, что мы слушали затаив дыхание. Да, капитан-поэт — это, пожалуй, встречается не так часто…
И все-таки это не высшая доблесть капитана — мастерски шлифовать кокосовые скорлупки, играть на гитаре и даже писать стихи. Самое главное, что я искал и нашел в Данилыче, — это удивительная способность создавать из моряков отлично сыгранный ансамбль, в котором каждый с полуслова и полужеста понимает дирижера и превосходно знает свою партию. За Данилычем закрепилась репутация «везучего». Да, действительно Данилыч никогда не был «в пролове», всегда его траулер возвращался домой с полными трюмами, даже когда другие суда приходили в порт с мизерными уловами. Что это? Везение? Повезти может один раз, два, а дальше это уже называется не везением, а высоким профессиональным мастерством в сочетании с каким-то сверхъестественным чутьем на рыбу и слаженностью команды.