Страница 12 из 74
Туман становился до того густым и непроницаемым, до того причудливым в своих очертаниях, что многие суеверные и боязливые пассажиры, руководствуясь всевозможными приметами, пророчили всякие беды и несчастья. Ведь умы были до того возбуждены, что скажи кто-нибудь в этот темный туманный вечер, что образ мифического адмирала Ван-дер-Дикена пронесся мимо на своем судне, плывущем в воздухе килем вверх и верхушками мачт в воде, наверное, никто не усомнился бы в истине этого видения.
В каюте сидели Бенно и господин Винкельман и говорили о Бразилии, о новых колониях в самом сердце страны, о трудностях переправить туда всех этих переселенцев, как вдруг с моря донесся странный звук.
— Собака! — воскликнул Бенно, — это собака залаяла!
— Да, как будто собака! Но ведь здесь нет собаки!
— Здесь на судне нет, но звук этот донесся как будто с моря!
— Да, с моря, и как близко!
— Вахтенный! — крикнул, вскочив со своего места, старший штурман, — ты ничего не видишь со стороны правого борта?
— Ничего, сэр!
— Смотри зорко, слышишь!
— Есть! — отозвался вахтенный матрос.
Старший штурман взял подзорную трубу и стал смотреть в том направлении, откуда продолжал слышаться лай. Но даже и его привычный, зоркий глаз не мог ничего различить в густом тумане. Тревожно постучал он в дверь капитанской каюты и нервным, торопливым голосом произнес: «На пару слов, господин капитан!»
Спустя минуту капитан вышел на палубу.
— Ну, что? Ветер-то, как видно, окончательно стих, и мы совсем ни с места!
Штурман объяснил капитану в двух словах, в чем дело, и лицо последнего заметно омрачилось.
— Дайте сюда скорей рупор! — крикнул он властным голосом.
Через минуту явился, точно вырос из-под земли, проворный матрос с большим медным рупором в руках, капитан взял его и приложил ко рту. Протяжные громкие металлические звуки «Туут! Туут!» огласили воздух, разносясь далеко-далеко в ночной тишине, и произвели переполох среди спящих пассажиров. Многие выбежали наверх; впереди всех мчался, точно обезумевший, Михаил.
— Собака! Где собака? Я слышу, она лает!
— Молчите! Что за крик?! — грозно крикнул капитан.
Все на мгновение смолкли, и среди всеобщей тишины снова послышался совершенно явственный громкий жалобный лай, на этот раз уже совершенно близко.
— Слышите? Слышите?! Это — смерть! — крикнул Михаил и, заломив руки за голову, готов был кинуться через шканцы, если бы Рамиро вовремя не схватил его.
Взглянув в лицо перуанца, несчастный громко вскрикнул от ужаса.
— Пусти! Пусти меня! Где же весло? Ты хочешь меня убить!
— Михаил! Опомнись! Приди в себя!
— Нет! Нет! Бедная собака, как она лает! Она хочет спасти своего господина!
— Вы видите, это помешанный, господа! — обратился Рамиро.
— Нет, нет, я не помешанный! Я — Юзеффо! — Юзеффо!..
Вдруг Рамиро быстрым движением закрыл ему рот, его сильные руки схватили тщедушного юношу и увлекли того в помещение между деками. Оттуда послышались звуки ударов и жалобные вопли бедного Михаила.
Все это было делом нескольких секунд. Звуки из рупора огласили воздух, но и на этот раз не последовало никакого ответного сигнала, не показалось огней, только собака продолжала лаять все громче и громче под самым штирбортом.
Кто-то дал несколько холостых выстрелов в направлении лая, выпустили несколько ракет, но все осталось без ответа.
— Это не может быть ничего, кроме покинутого судна, на котором лает собака! — сказал наконец капитан.
— Но в таком случае почему же вас так пугает эта собака и это покинутое судно? — спросил Бенно.
— В такой туман столкновение в открытом море — страшное дело, молодой человек, — ответил за капитана старший штурман. — Впрочем, через несколько часов мы ожидаем рассвета, и тогда эта таинственная загадка сама собой разъяснится!
И все с напряженным чувством стали ждать рассвета. Вот уже два, три часа, теперь уже недолго, и восток озарится первыми лучами раннего утра.
А собака все продолжала то громко лаять, то жалобно выть. Быть может, она была единственным живым существом на этом покинутом невидимом судне?
— Туман расходится! Смотрите, там на востоке зажигается заря!
Подул легкий предрассветный ветерок, и на людей пахнуло свежестью утра.
— Вахтенный! Видишь ты что-нибудь?
— Вижу, ваша милость, какой-то темный предмет у самого судна!
— Спустить шлюпку! — скомандовал капитан.
Приказание было немедленно исполнено с обычным проворством и ловкостью, но когда стали вызывать охотников, чтобы отправиться с капитаном на покинутое судно, никого не нашлось. Вызвались только Бенно и сеньор Рамиро.
— Предупреждаю вас, господа, что на покинутом судне, вероятно, свирепствовала какая-нибудь повальная болезнь, быть может, даже желтая лихорадка! — сказал опытный капитан.
— Я не боюсь этого! — сказал Бенно, а цирковой наездник только презрительно улыбнулся.
— Вызвать мне немедленно четырех человек, боцман! — повелительно приказал капитан.
И вот шлюпка готова. Матросы с мрачными лицами сели на весла, их просто заставили, так как по своей охоте не шел ни один. Бенно, Рамиро, капитан и старший штурман вошли в шлюпку и в несколько ударов весел пристали к покинутому судну, на котором продолжала нетерпеливо лаять собака.
Судно это называлось «Конкордия» и в том виде, каким оно было, со сломанными мачтами, снесенными и сорванными парусами и жалкими остатками снастей, с поломанным рулем, представляло собой остов судна, который увлекало течением.
С помощью багров первым взобрался на судно Рамиро и сбросил оттуда веревочную лестницу, по которой без труда взобрались и остальные.
— Мертвец и миллионы крыс! Вот все, что я здесь вижу! — крикнул он с судна.
Действительно, среди палубы лежало тело молодого человека, над которым стояла, как бы охраняя его, великолепная серая борзая. Громадные крысы смело бегали по палубе, по сломанным реям, исчезали в люках и снова появлялись целыми стаями.
— Он не более двух дней, как умер, — продолжал Рамиро, склонившись над покойником, — а вот там, на гротмачте, прибита записка, прочтите ее!
Капитан сорвал эту записку, она была написана по-испански, содержание ее гласило:
«Именем Господа Иисуса, прошу доставить по адресу письмо, которое лежит в боковом кармане моей куртки, и тем избавить от смертельной муки бедную человеческую душу!»
Прочитав вслух эти слова, Рамиро обратился к капитану:
— Прикажете поискать это письмо?
Тот утвердительно кивнул головой.
Рамиро ощупал указанный в записке карман, но там были только мелкие кусочки бумаги, совершенно изглоданные крысами в труху, похожую на пыль.
— Какая жалость! Ах, какая жалость! — воскликнул Бенно с непритворной душевной скорбью.
При этом громадная борзая взглянула на мальчика умными, печальными глазами и стала лизать его руку. Бенно ласково взял обеими руками голову собаки и прижал ее к своей груди, и вдруг ему вспомнилось, что его дядя питал особое странное пристрастие к этим борзым.
Между тем капитан разыскал ключи от шкафа капитанской каюты и достал судовой журнал, который, очевидно, аккуратно велся день за днем, вплоть до последней недели.
Судно «Конкордия» с капитаном Геннаро отправлялось из Рио-де-Жанейро в Гамбург с грузом сахара и риса. По пути на судне появилась желтая лихорадка и в первые же дни унесла в могилу более половины экипажа. «Я с остальными людьми едва в состоянии справиться с бесчисленными крысами, перебравшимися на "Конкордию", надо полагать, еще в гавани с палубы другого судна. Спаси Бог от непогоды, а то мы неминуемо должны будем погибнуть».
Далее следовало: «Теперь и остальные 6 человек захворали; на посту я один да еще марсовый матрос!»
Затем на отдельном клочке бумаги, вложенном в книгу, было написано той же рукой, что и записка на обломке гротмачты: «Все умерли, даже капитан. В страшную бурю я вынужден был спустить за борт все тела без торжественности, но с молитвой за каждую бедную христианскую душу. Теперь и я заболел; ни капли воды; вся разлилась — бочонки снесло в море… Я один, только Плутон еще со мной»…