Свет в полумраке

– Мотивы? – спросил Итан.

– Он убил его, чтобы получить полный контроль над компанией «Клиленд Кейдж инк.». Компанию основал дед Престона, двоюродный дед Форреста. Престон не очень активно занимался делами компании, он любил преподавательскую работу, но ему принадлежал контрольный пакет акций, и он чувствовал свою ответственность перед фирмой и перед семьей Клиленд.

– А что ты можешь сказать о Форресте?

– Форрест сейчас главный администратор. Они с Престоном не очень-то ладили, незадолго до смерти Престона они даже серьезно поссорились. Форрест хотел сделать от имени компании крупное приобретение, получив на это одобрение совета директоров, а Престон был против. Он считал, что идея Форреста ставит под угрозу будущее компании. Престон собирался воспользоваться своим контрольным пакетом, чтобы блокировать проект. Форрест был в бешенстве.

«Да, определенно нужно настроиться на деловой лад». Итан достал, из кармана рубашки блокнот и ручку и положил их на стол.

– Ты думаешь, Форрест Клиленд убил твоего мужа потому, что тот ему мешал, имея контрольный пакет акций?

– Да, – бесстрастно ответила Зоя. – Именно так я и думаю. План Форреста сработал бы блестяще, если бы не одна мелочь. Незадолго до смерти Престон внес существенные изменения в свое завещание. Он завещал весь пакет акций мне.

Итан постучал уголком блокнота по столу.

– Так теперь ты владеешь контрольным пакетом?

– Не совсем так. Это долгая история, попытаюсь объяснить все коротко. Думаю, Престон в какой-то момент стал подозревать, что Форрест опасен. Он завещал акции мне с условием, что в случае моей смерти акции передаются в другой трастовый фонд и поступают в управление банка, независимо от обстоятельств моей смерти.

– Кто получает прибыль от этого фонда?

– О-о, целая куча народу. Каждый член семьи Клиленд, которому на момент моей кончины будет меньше десяти лет. – Казалось, ситуация несколько забавляла Зою. – Клиленды – это очень обширный клан, например, на сегодняшний день наберется довольно много детей, которым еще не исполнилось десяти, их как минимум человек пятнадцать – двадцать. И никто из них или их родителей не может получить доступ к фонду до тех пор, пока отпрыску не исполнится тридцать.

С минуту Итан мысленно просеивал полученную информацию через мелкое сито, потом кивнул, удовлетворенный.

– Нарушить условия завещания не так уж сложно, но распотрошить грамотно выстроенный доверительный фонд почти нереально.

– Да, Престон знал, что делал. Он пытался меня защитить.

– Попробую подытожить. Суть в том, что, если с тобой что-то случится, не только Форрест, но и никто из членов семьи не сможет прибрать твои акции к рукам. Что ж, очень умное решение.

Аркадия неловко заерзала на месте.

– Как выяснилось, не такое уж умное.

Итан покосился на нее и снова перевел взгляд на Зою.

– Не хочешь объяснить поподробнее?

– Завещание Престона оставило одну лазейку, которой он не заметил, – тихо сказала Зоя. – Действительно, если я умру, принадлежавшие мне акции выходят из-под контроля Форреста, но адвокаты убедили моего мужа оставить распоряжения относительно управления бизнесом в случае каких-то временных непредвиденных обстоятельств.

– Каких, например?

– Ну, скажем, – Зоя сопроводила свои слова легким взмахом руки, – скажем, я на какое-то время окажусь нетрудоспособной, например, попаду в аварию или меня положат в больницу на операцию. Следовательно, я некоторое время буду неспособна управлять делами лично. Престон не хотел, чтобы в такой ситуации мои акции окончательно и бесповоротно отошли в трастовый фонд для детей, потому что в этом случае я бы никогда не смогла получить их обратно.

– И так уж случилось, – вставила Аркадия, – что примерно через полгода после убийства Престона Клиленда возникла как раз такая ситуация.

Итану очень хотелось развить эту тему, но профессиональное чутье и опыт подсказывали ему, что сейчас лучше не отвлекаться.

– Как именно действует механизм, разработанный на случай твоей временной нетрудоспособности?

Зоя стала объяснять:

– Если я на какое-то время становлюсь недееспособной, мои акции передаются во временное доверительное управление, что позволяет совету директоров «Клиленд Кейдж» действовать от моего имени. Эта временная опека действует до тех пор, пока я сама не отменю ее письменным распоряжением. Сейчас дело обстоит так, что руководит советом директоров, следовательно, распоряжается моими акциями Форрест.

– Потому что ты признана недееспособной?

Зоя пожала плечами:

– Так мне было сказано.

– Но на мой взгляд, ты совершенно здорова. В чем конкретно заключается твоя болезнь?

Зоя посмотрела на Итана непроницаемым взглядом.

– Они объявили меня сумасшедшей.

В кабинке повисло молчание, в темноте над залом плыли звуки джаза.

– Ты хочешь, чтобы я провел собственное расследование? – мягко спросил Итан.

Зоя сжала и разжала пальцы.

– Кузен моего мужа сумел упрятать меня в сумасшедший дом на принудительное лечение.

– Упрятать в сумасшедший дом, – с расстановкой повторил Итан.

– Да.

Осторожно подбирая слова, он проговорил:

– Признаться, я не большой знаток законодательства в этой области, но у меня такое впечатление, что в наше время не так-то легко поместить человека в сумасшедший дом против его воли.

Лицо Зои стало напряженным, Итан понял, что она стиснула зубы. Наверное, пытается понять, поверил ли он ей. И ее сомнение не было беспричинным, поскольку он и сам пока это не знал.

– С юридической стороной дела и оформлением соответствующих документов Форресту помогли, – пояснила Зоя.

– Кто?

– Доктор Йен Харпер, директор частной психиатрической клиники «Кэндл-Лейк-Мэнор», это в Калифорнии. Понятия не имею, сколько Форрест ему платил за то, чтобы меня держали там взаперти, одурманенной лекарствами и ни на что не способной, но я уверена, что деньги были немалые.

Итан напомнил себе, что удивляться он не должен, у него с самого начала было предчувствие, что его ждет нечто необычное.

– Если меня не обманывает зрение, ты сейчас не в клинике «Кэндл-Лейк-Мэнор». Ты сидишь в джаз-клубе в Уисперинг-Спрингз.

– Я живу здесь под другим именем. – Зоя смотрела на Итана с выражением мрачной решимости, но он чувствовал, что она близка к отчаянию. – Ты видишь перед собой реальную пациентку, сбежавшую из реального сумасшедшего дома.

– Однако ты не похожа на сумасшедшую.

Зоя положила ладонь на стол.

– Хочешь, объясню, как все произошло?

– Да, не помешало бы.

– Моя участь была предрешена в тот день, когда я обнаружила тело Престона. Я знала, что Престона убили, и сказала полицейским, что подозреваю Форреста. Они решили, что у меня истерика, и против этого я не могу возразить.

– На твоем месте почти любой бы впал в истерику, – сказал Итан.

– Ты прав. Но беда в том, что я была уверена в своей правоте. Я официально дала показания, вернулась домой и стала ждать, когда завертятся колеса правосудия. К сожалению, никаких улик, подтверждающих причастность Форреста к преступлению, обнаружено не было. Никто не был арестован. Вора, промышлявшего в загородных коттеджах, в конце концов схватили, но он так и не признал себя виновным в этом убийстве. В результате через три месяца я поняла, что убийца Престона останется безнаказанным.

– И что же ты сделана?

– Я не знала, как быть. Я даже стала подумывать, что, возможно, правы полицейские, а я ошибаюсь. Все это время мне приходилось бороться со скорбью и эмоциональной травмой, но нужно было думать и о делах. Из-за всего этого только через три месяца я почувствовала, что ко мне вернулась способность мыслить ясно.

– И что ты предприняла?

– Я снова побывала в коттедже.

– Чтобы собрать вещи мужа?

– Да. – Зоя отвела взгляд и стала смотреть на музыкантов. – Чтобы собрать его вещи. После того дня, когда я обнаружила тело Престона, это был мой первый приезд в коттедж. Я долго сидела на диване, вспоминала, как там все выглядело после убийства – разбросанные цветы, разбитые вазы. Вспомнила про разбитый фотоаппарат. Чем больше я обо всем этом думала, тем больше укреплялась в мысли, что картина разрушения выглядит не так, как должна была бы выглядеть, если бы этот разгром убийца учинил со злости, когда не нашел в коттедже больших денег.