Страница 13 из 57
Получив разрешение Торреса начать наступление, Боливар, не теряя времени, двинулся из Кукуты в глубь Венесуэлы. В пограничном селении Сан-Антонио каракасец огласил перед своей небольшой армией новый манифест.
— Солдаты армии Картахены и Новогранадского союза! Вы пронесли свое освободительное оружие до границ Венесуэлы, одно из ее селений уже находится под вашей великодушной защитой. Не прошло и двух месяцев, как вы совершили два похода и начинаете здесь третий. Он должен закончиться в стране, где я впервые увидел свет. Вы, верные республиканцы, идете освобождать колыбель колумбийской независимости, как крестоносцы освобождали Иерусалим — колыбель христианства. Я имел честь сражаться вместе с вами и знаю, что вы воодушевлены благородными чувствами по отношению к вашим порабощенным братьям… Бесстрашные солдаты Картахены и Новогранадского союза! Вся Америка ждет от вас свободы и спасения. Нет, ее надежды не напрасны. Венесуэла вскоре увидит, как вы водрузите свои знамена над крепостями Пуэрто-Кабельо и Ла-Гуайра. Спешите же покрыться славой, заслужив великое звание освободителей Венесуэлы!
Боливар приказал Кастильо взять селение Ла-Грита, с тем чтобы воспрепятствовать намечавшемуся объединению испанских отрядов. Кастильо выполнил приказ, но отказался продолжать наступление, считая его обреченным на провал. Когда правительство Новой Гранады поддержало Боливара, Кастильо и некоторые другие новогранадские офицеры подали в отставку.
Во главе отряда Кастильо оказался двадцатилетний новогранадский майор Франсиско де Паула Сантандер, отличившийся при взятии Ла-Гриты. Сантандеру суждено было занять одно из первых мест в освободительном движении. Восемнадцатилетним студентом, изучавшим право, он вступил добровольцем в патриотическую армию, в рядах которой своими знаниями и смелостью быстро завоевал влияние и авторитет.
Сантандер, как и Кастильо, поначалу отказался выполнить приказ Боливара о наступлении. Боливар приехал в Ла-Гриту, где застал Сантандера ораторствующим перед своим отрядом.
— Немедленно выступайте! — приказал Боливар.
— Мы не двинемся с места, — ответил Сантандер.
— В таком случае или я вас расстреляю, или вы меня. Выбирайте!
Сантандер подчинился.
Солдаты Боливара начали поход и вскоре освободили венесуэльские города Мериду и Трухильо. Несмотря на эти успехи, положение каракасца было далеко не прочным. Войсковая казна пуста, бойцам не платили жалованья. Бои шли в бедных районах, где трудно было раздобыть провиант. Безденежье, голодуха отрицательно сказывались на дисциплине. Многие новогранадцы покидали армию и возвращались к себе на родину.
Местное население относилось к патриотам настороженно. Видя оборванных, голодных, плохо вооруженных солдат Боливара, креолы гадали, удастся ли им освободить Венесуэлу от испанцев и не подведет ли себя тот, кто окажет им помощь. Люди были напуганы зверствами прислужников Монтеверде. Очевидцы рассказывали Боливару. как испанцы сдирали у пленных со ступней ног кожу и заставляли их танцевать на битом стекле, как они сшивали спинами свои жертвы, обрезали им уши, носы, выкалывали глаза, отсекали ноги и руки. Сведения о жестокостях испанцев поступали и из других областей Америки. В манифесте, помеченном 8 июня, Боливар указывал на факты расправ с патриотами не только в Венесуэле и Новой Гранаде, но и в Кито, Ла-Пасе, Мексике.
В Мериде Боливару сообщили о кровавой расправе, учиненной испанским подполковником Тискаром над патриотами в льяносах. Тискар казнил молодого адвоката Антонио Брисеньо, поклонника Дантона, пытавшегося взбунтовать рабов, обещая им от имени республики свободу. Это новое преступление вызвало волну возмущения среди патриотов, бойцы требовали мести и ответных репрессий. 15 июня 1813 года Боливар издал в Трухильо свой знаменитый декрет о «Войне насмерть», в котором писал:
«Венесуэльцы! Братская армия, посланная суверенным конгрессом Новой Гранады, пришла освободить вас, она уже изгнала угнетателей из провинций Мериды и Трухильо. Мы явились, чтобы уничтожить испанцев, защитить американцев, восстановить республиканские власти Венесуэльской конфедерации. Тронутые вашими бедами, мы не могли безучастно наблюдать, как варвары испанцы грабили и истребляли вас, как они попирали священные права человека, нарушали торжественно взятые на себя обязательства и договоры и, наконец, как совершали всяческие преступления, вызывая в республике Венесуэла всеобщую разруху. Итак, справедливость требует возмездия, и обстоятельства вынуждают нас настаивать на нем. Пусть навсегда исчезнут с лица колумбийской земли чудовища, осквернившие ее и покрывшие кровью; да постигнет их наказание, равное их вероломству. Таким образом будет смыто пятно нашего позора и доказано народам всего мира, что нельзя безнаказанно глумиться над детьми Америки.
Несмотря на наше справедливое негодование против коварных испанцев, наше великодушное сердце готово открыть им в последний раз путь к примирению и дружбе. Мы приглашаем их жить мирно среди нас, если они, проявив отвращение к своим преступлениям и по-честному изменив свои взгляды, будут сотрудничать с нами в борьбе с испанским правительством и в возрождении Венесуэльской республики. Всякий испанец, который не борется самым энергичным и действенным образом за правое дело, станет считатьея врагом и будет наказан как предатель родины, а следовательно, неминуемо расстрелян. Тех же, кто перейдет в наши ряды с оружием или без оного, кто будет помогать добрым гражданам в их усилиях сбросить гнет тирании, тех ждет полное помилование. Останутся на своих местах и в своих должностях строевые офицеры и чиновники, высказавшиеся за правительство Венесуэлы и присоединившиеся к нам. Одним словом, те из испанцев, которые окажут существенную помощь государству, будут считаться американцами, и к ним будут относиться как к таковым.
Я обращаюсь к тем американцам, которые по ошибке или сознательно сошли с пути справедливости, — знайте: ваши братья вас прощают и чистосердечно сожалеют о ваших заблуждениях, будучи глубоко убежденными, что не вы ответственны за них, а только слепота и невежество, в которых вас держали до сих пор, подлинные вдохновители ваших преступлений. Не страшитесь меча, пришедшего отомстить за вас и рассечь позорные узы, связывающие вас с вашими палачами. Для нас ваша честь, жизнь и собственность неприкосновенны. Гарантией безопасности служит вам звание американцев. Наше оружие будет защищать вас, оно никогда не обернется против братьев. Эта амнистия распространяется даже на предателей, которые в самое последнее время могли совершить вероломные акты, и будет свято соблюдаться. Ничто не сможет заставить нас отказаться от этого решения, даже если ваше враждебное поведение будет толкать нас на это.
Испанцы и канарцы! Вас ждет смерть, даже если вы будете нейтральными. Вы можете спастись, только активно способствуя свободе Америки. Американцы! Рассчитывайте на жизнь, даже если будете виновны».
Этот вызов бросал человек, который командовал всего лишь горсткой солдат, в то время как его враги господствовали почти во всей Южной Америке.
Своим декретом Боливар стремился превратить борьбу за независимость во всенародную войну американцев против испанцев и помешать испанцам использовать низшие касты против высших. Отвечая террором на террор противника, Боливар не только мстил им за всевозможные преступления и надругательства над населением Венесуэлы, но и создавал непроходимую пропасть между местными уроженцами и испанцами. После этого декрета судьбу Венесуэлы могла решить только вооруженная борьба.
Провозглашение войны насмерть было встречено с одобрением населением, декрет Боливара привлек на его сторону многих венесуэльцев, мобилизованных испанцами.
В течение июля 1813 года освободительная армия, двигаясь форсированным маршем, разбила испанские отряды, преграждавшие ей путь на Каракас. Чем дальше продвигались патриоты, писал К. Маркс в своей статье о Симоне Боливаре, тем больше росли их ресурсы; свирепые эксцессы испанцев повсюду играли роль вербовщика рекрутов для армии борцов за независимость. «Сила сопротивления испанцев, — по словам К. Маркса, — была сломлена, отчасти вследствие того обстоятельства, что их армия на три четверти состояла из местных жителей, которые в каждой стычке перебегали на сторону противника, отчасти вследствие трусости таких генералов, как Тискар, Кахигаль и Фьерро…»[13].
13
К. Mаркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 14, с. 228.