Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 15



Я предложил, чтобы главнокомандующий сухопутными силами и начальник Генерального штаба были вызваны для получения приказов непосредственно от самого Гитлера. Я отлично понимал, что иначе Бек просто отвергнет все это как совершенно невыполнимое, а я никогда не смогу доложить об этом фюреру. Браухич был в командировке, поэтому я вернулся в рейхсканцелярию только с Беком. Его возражения Гитлер немедленно отмел в сторону, поэтому у него не было выбора, кроме как выполнить приказ и через несколько часов доложить, какие войсковые части будут готовы вступить в Австрию утром 12-го. Поздно вечером 11 марта Браухич покинул здание рейхсканцелярии с окончательным приказом, после того как днем этот приказ один раз был временно отозван.

Я вернулся домой только к восьми часам вечера, и мои гости уже ждали меня, среди них случайно оказался австрийский посол [Таушиц] и его военный атташе [генерал-майор Поль] наряду с самыми разными людьми и в мундирах, и штатском. Приглашения были разосланы три недели назад, когда мне даже и не снилось, что 12 марта станет одним из главных исторических дней. Вскоре я определил для себя, что австрийские господа вели себя совершенно спокойно и явно не имели понятия о том, что должно произойти всего через несколько часов. Это было чистое совпадение, но эта вечеринка стала идеальной маскировкой для ввода наших войск в Австрию.

Последующая ночь стала для меня сущей пыткой: один за другим следовали телефонные звонки из Генерального штаба сухопутных сил и от Браухича; наконец около четырех часов утра поступил звонок от тогдашнего начальника оперативного штаба, генерала фон Вибана; все умоляли меня уговорить фюрера прекратить операцию. У меня не было желания просить об этом фюрера даже один раз; конечно, я обещал им, что я попытаюсь, но через некоторое время я перезванивал им (даже не делая попытки связаться с фюрером) и говорил каждому, что он отклонил их возражения. Об этом фюрер так никогда и не узнал, а если бы он узнал об этом, его мнение о руководстве сухопутных сил было бы подорвано, а я хотел уберечь обе стороны от разочарования.

В шесть часов утра 12 марта фюрер и я вылетели из Берлина: он хотел принять участие в триумфальном входе на его родину и лично сопровождать войска. Сначала мы появились на командном пункте главнокомандующего дивизиями генерала фон Бока, входящими в Австрию. Он кратко изложил нам о передвижении войск и их маршрутах вторжения, поскольку фюрер, естественно, сам хотел приветствовать свои войска. Отсюда и произошел тот памятный телефонный разговор с Муссолини, фюрер на самолете отправил ему с эмиссаром рукописное письмо, в котором он объяснял ему свои действия: Муссолини лично позвонил, чтобы подтвердить, что он приветствует его действия, и поздравил Гитлера; затем последовала незабываемая фраза Гитлера: «Дуче, я никогда не забуду вас за это», – восклицание, которое он повторил несколько раз.

В обед мы проехали по родине Адольфа Гитлера, Браунау, под шумные приветствия горожан и нескончаемые приветственные крики. Он показал нам свою школу и дом своих родителей, он был явно глубоко взволнован всем этим. Вечер мы закончили во втором родном городе Гитлера, Линце, на Дунае, по пути нас в каждом городе и деревне задерживали продвигающиеся войска и безудержно празднующие толпы народа, которые плотно окружали нас. Было уже совсем темно, когда мы въехали в этот город вместе с австрийским министром Зейсс-Инквартом [с 11-го числа федеральный канцлер], который присоединился к нам на окраине; здесь, с балкона здания мэрии, Гитлер обратился с речью к многочисленной толпе людей, переполнявшей базарную площадь под ним. Атмосфера всеобщего единодушия невероятно возбуждала и волновала; я никогда раньше не видел ничего подобного, и это произвело на меня глубокое впечатление. Хотя я не думал, что будет какая-нибудь стрельба или что-либо подобное, когда наши войска войдут в эту страну, но о таком приеме я и не мечтал. Мы оставались там весь следующий день, субботу; он [т. е. Гитлер] был весьма поглощен административными деталями союза. Во время обеда устроили короткий торжественный парад германских и австрийских войск перед отелем [отель «Вайнцингер» в Линце].

На следующий день произошло наше грандиозное вступление в Вену, после передышки в Санкт-Пельтене около полудня. До поздней ночи я не мог пойти спать в нашем отеле [отель «Империал»], где мне вновь выделили комнату с видом на улицу; плотно столпившаяся масса народа внизу, казалось, никогда не устанет реветь и петь: «Мы хотим увидеть нашего фюрера! Мы хотим увидеть нашего фюрера!» В этот день состоялся военный парад германских и австрийских войск, после исторической речи фюрера к собравшейся на площади Бургплац многочисленной толпе, с ее заключительной фразой: «Я объявляю германскому народу, что моя австрийская родина теперь вернулась в Великий Германский рейх». В этот же самый вечер мы вылетели из Вены назад в Мюнхен: этот предсумеречный полет стал самым захватывающим и необыкновенным зрелищем, которое мне когда-либо приходилось видеть; Гитлер увидел мое восхищение, и со слезами радости на глазах он, запинаясь, произнес эти простые слова: «Все это... все это теперь снова немецкое».



После быстрого ужина в ресторане аэропорта я улетел обратно в Берлин. Той же ночью я вернулся домой. Эти несколько дней стали для меня громадным и непостижимым видением. Впервые я стал очевидцем того, как создается история.

Когда я прибыл [в Берлин] на следующее утро, начальник моего главного управления майор Кляйнкамп встретил меня новостями, что генерал фон Вибан, начальник оперативного отдела, заперся в маленькой комнате для отдыха, которую я оборудовал в квартире Бломберга, когда она освободилась, и угрожал пистолетом каждому, кто пытался увидеться с ним или поговорить. Я был вынужден позвонить Йодлю, чтобы поговорить с ним, поскольку он хотел увидеться со мной, как только я приеду.

Генерал фон Вибан был тепло рекомендован фюреру как превосходный штабной офицер генералом фон дер Шуленбургом, который в Первую мировую войну был начальником штаба армии (позднее группы армий) под названием «Deutscher Kronprinz», у Шуленбурга он служил в качестве капитана его собственного штаба. Фюрер несколько раз предлагал мне, чтобы я взял Вибана в оперативный отдел ОКБ, поскольку он весьма высоко ценил мнение Шуленбурга; последний был близок к партийным кругам и был генералом в СС и СА. Я тоже уважал его ввиду моих старых связей с ним. Я знал Вибана в дни моей работы в кадровой службе и много работал с ним раньше, еще до 1933 г. Поскольку в то время должность начальника оперативного отдела была свободна и поскольку я назначил Йодля на должность начальника департамента национальной безопасности ОКБ, я согласился с просьбой фюрера. Сначала это казалось мне хорошим решением, поскольку Вибан был близким другом Бека, и поэтому я надеялся, что он проложит мост над пропастью между мной и Беком и смягчит наши разногласия. Но я никогда не мог разобраться, где голова, а где хвост в этом странном товариществе, а Йодль и того меньше; принимая во внимание то, как он умолял меня [удержать Гитлера] в ту ночь, перед вступлением наших войск в Австрию, я совершенно перестал доверять ему. Во время моего отсутствия Йодлю пришлось терпеть от него невероятные сцены. Один раз он громко молился и предсказывал всем нам несчастья; затем он наконец впал на несколько часов в растерянное и задумчивое молчание. Затем, когда Йодль, наконец, попросил его взять себя в руки, он заперся и отказывался говорить с кем-либо.

Я вызвал Вибана для встречи со мной. Но предчувствие беды уже исчезло из его глаз, он вновь был вполне нормален, и, когда я посоветовал ему взять безотлагательный отпуск, чтобы укрепить здоровье, он твердо отверг мое предложение, сказав, что у него прекрасное здоровье и что ему совершенно непонятно, чего я добиваюсь. Он заявил, что Йодль наврал мне о нем, после чего Йодль просто вышвырнул его из комнаты. Мне было чрезвычайно трудно полностью избавиться от этого истеричного человека; военное министерство не захотело убрать его от меня, и мне пришлось пригрозить Браухичу, что я пойду к фюреру и потребую убрать этого человека, если он не уволится из ОКБ. Это произвело некоторое действие, но кончилось тем, что Вибан обиделся на меня за то, что я оклеветал его, утверждая, что он находился не в здравом уме. Я был счастлив вновь остаться только с Йодлем; этот второй начальник оперативного отдела был ужасно ненадежным человеком.