Скрытые таланты

— Не беспокойтесь об этом, Калеб. Это не ваша проблема, а моя.

Вот и конец их недолгому перемирию, подумал Калеб.

— Я уже говорил вам, что, пока вы моя клиентка, ваши проблемы остаются моими проблемами.

— Вы и ваша пресловутая деловая этика. Здесь никто вас не просит выходить за рамки ваших прямых обязанностей. Вы сами в это влезаете.

— Я сам буду решать, что выходит за рамки, а что не выходит. — Калеб дошел до стены, резко повернулся и зашагал обратно. Осознав, что бегает по комнате, он разозлился на себя. Это было не в его привычках. Он слишком хорошо владел собой.

Шок от осознания того, что он делает, резко вернул его к хладнокровной и точной оценке происходящего. Хождение взад и вперед ясно показывало, что он позволяет эмоциям взять верх.

А эмоции — штука опасная. Они делают человека уязвимым, ослабляют его, способствуют совершению ошибок, заставляют позабыть об ответственности, из-за них он сбегает с платиновой блондинкой, фотомоделью с центрального разворота журнала, и становится отцом незаконнорожденного сына, которому предстоит всю дальнейшую жизнь расплачиваться за эмоциональную глупость отца.

Калеб также открывал для себя, что именно благодаря эмоциям человек ощущает себя живым.

Он подавил смятение внутри и резко остановился посреди комнаты.

— Ладно, давайте успокоимся и все обдумаем логически.

— Я-то спокойна, — подчеркнуто сказала Сиренити. — Не то что некоторые, не буду называть, кто именно. Не найдя негативов, я просто удивилась, вот и все. Уверена, что повода для беспокойства нет.

— Как бы не так, черт побери. Пропажа набора негативов, которыми вас можно шантажировать, — разве это не повод для беспокойства?

— Эти фотографии не могут навредить мне больше, чем уже навредили. Сейчас меня волнует только одно: возможность того, что не Эмброуз был тем человеком, который пытался меня шантажировать. Может быть, в этом замешан кто-то другой. Проклятие. Я так надеялась, что с этим покончено.

— Эстерли пока остается наиболее вероятным подозреваемым. — Калеб заставил себя делать то, что у него получалось лучше всего, — беспристрастно проанализировать ситуацию и прийти к логическому заключению. — Он мог в какой-то момент изъять негативы из архива и спрятать их в надежном месте, пока проводил операцию шантажа.

— А зачем это ему было бы нужно?

— Затем, что его действия были незаконными. — Калеб бросил на нее раздраженный взгляд. — Если бы вы обратились в полицию и эти негативы нашли бы у Эстерли, то его бы арестовали. А так, если бы его поймали и перерыли весь архив, он всегда мог бы сказать, что негативы были у него украдены и шантажировал вас кто-то другой.

— Если так, то он мог спрятать эти негативы вообще где угодно. И мы, вероятно, никогда их не найдем. — Сиренити тихо выдохнула. — По-моему, так даже лучше.

— А я вовсе в этом не уверен. — Калеб потер затылок. — Мне совсем не нравится, что эти негативы где-то там плавают. Случайно их может найти еще кто-то.

Он остановил задумчивый взгляд на конверте, лежавшем на столе у Сиренити. Мысль о том, что какой-то другой мужчина пускает слюни над фотографиями Сиренити в обнаженном виде — фотографиями, которые самому ему не позволили увидеть, — заставила напрячься каждый мускул его тела.

— Вероятность этого очень мала, если подумать хорошенько. — Сиренити решительно подалась вперед. — Я-то определенно не собираюсь сидеть и переживать из-за того, что кто-то может найти эти негативы. И я уже объяснила вам, что не стыжусь этих снимков.

— Так ли это? Позвольте мне сказать вам, что вы показались мне чертовски обеспокоенной всего несколько минут назад, когда вынули конверт из ящика стола и сказали мне, что негативов там нет. — В течение нескольких секунд ему действительно казалось, что она смотрит на него так, будто ждет помощи, удовлетворенно подумал Калеб. Будто действительно нуждается в нем.

Надежда, как он убеждался на собственном горьком опыте, была, похоже, самой мучительной из эмоций.

— Как я говорила, я была ошеломлена, когда обнаружила, что негативы не лежат в конверте вместе с отпечатками, — призналась Сиренити. — Моей первой мыслью было, что кто-то другой взял их и использовал, чтобы меня шантажировать.

— Я знаю.

— Не очень-то приятно думать, что у тебя, возможно, есть враг.

— Я очень хорошо знаю, каково это — иметь врагов.

— Ни на секунду в этом не сомневаюсь, — ответила Сиренити. — Но я выросла с мыслью, что, даже если внешний мир считает всех нас, жителей Уиттс-Энда, немного чокнутыми, все равно мы соседи и друзья. Даже более того, мы — семья. Я всегда чувствовала, что могу рассчитывать на всех, кого знаю в поселке. Мы очень сплоченная община.

— Если исключить Эстерли, такое допущение будет, пожалуй, правильным. Думаю, логично будет также допустить, что со смертью Эстерли проблема с фотографиями перестанет существовать.

Он был доволен тем, как гладко у него это получилось. Как рассудительно и бесстрастно прозвучало. Он полностью овладел собой. Волна гнева и тревоги, накатившая на него в первый момент, когда она сказала ему, что не нашла негативы, почти схлынула.

Старые привычки снова брали свое. Калеб намеренно дистанцировался от гнева и первобытного охранительного чувства, нагнетавшего в кровь адреналин. Он умел справляться со своими эмоциями. Ему приходилось делать это всю жизнь.

— Вы определенно правы, — сказала она.

— Обычно лучше всего бывает предполагать очевидное.

— Очевидное?

— В нашем случае очевидный вывод состоит в том, что шантажистом был Эстерли. — Калеб поднял одну руку и отбивал ею пункты по мере их перечисления. — Он спрятал негативы в безопасное место на время осуществления своих планов. Он умер, не успев взять их оттуда. Представляется невероятным, чтобы кто-то случайно на них наткнулся. Конец истории.

— Ладно, вы меня убедили в правильности вашей теории. — Сиренити помолчала, ее переливчатые глаза все еще оставались встревоженными. — Единственное, что меня беспокоит в этой вашей теории, что беспокоило меня вроде бы с самого начала, собственно говоря, так это то, что именно Эмброуз рекомендовал мне обратиться к вам.

Калеб с ошеломленным видом уставился на нее.

— Что вы сказали?

Сиренити нахмурилась.

— Разве я вам не говорила, что это Эмброуз предложил вас в качестве возможного консультанта? Он назвал мне вас, когда я сказала ему, что собираюсь искать опытного и знающего консультанта по налаживанию бизнеса. Он посоветовал мне обратиться сначала к вам, потому что слышал, что вы очень хороший специалист.

— Нет, — сказал Калеб сквозь зубы. — Вы не упоминали об этом интересном факте.

— Да? Ну, значит, это вылетело у меня из головы.

Ему захотелось встряхнуть ее. Наивность — это одно, а глупость — совсем другое.

— Каким, черт возьми, образом Эмброуз Эстерли, пьяница и неудачник, конченый фотограф, живущий в городишке, который так мал, что его нет почти ни на одной карте, мог узнать обо мне?

— Вы же сами мне говорили, что вы лучший в этой области. Разве так уж странно, что такой человек, как Эмброуз, мог о вас слышать? Мы же здесь, в Уиттс-Энде, не совсем лишены контакта с мировыми событиями. Мы тоже получаем газеты. А Эмброуз регулярно читал почти все крупные газеты, выходящие на западном побережье.

— Газеты? — Калеб вспомнил кипы старых газет, во множестве виденные им в комнате коттеджа Эстерли.

— Именно там Эмброуз, по всей вероятности, и вычитал ваше имя, — терпеливо объясняла Сиренити. — В одной из газет, издающихся в Сиэтле. В разделе бизнеса когда-нибудь публиковались материалы о «Вентресс венчерс»?

— Да. — Такое возможно, признал Калеб. «Вентресс венчерс» то и дело мелькала на финансовых страницах газет, издающихся на западном побережье, а еще того чаще на страницах газет северо-запада. Здесь есть логическая связь.

— Но какой смысл направить вас ко мне, а потом повернуться на сто восемьдесят градусов и вас же шантажировать? — пробормотал в задумчивости Калеб. Он вдруг резко оборвал фразу. — Проклятие.