Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 40

Переписка продолжалась до осени, пока, наконец, Лаваль не написал Лефельдту, что если тот не примет решения и после этого последнего письма, то Лаваль сам запатентует свое изобретение и даст ему свое имя.

На это письмо Лефельдт вовсе ничего не ответил. Тогда Лаваль взял патент на свое имя, сосчитал свои сбережения, составлявшие в это время около 700 крон, и покинул Клостер, бросив на прощание старому Лагергрену гордую фразу:

— Вы еще обо мне услышите!

Разумеется, для реализации своего изобретения Лаваль направился в Стокгольм.

От идеи к ее осуществлению

«Критическая история технологии вообще показала бы, как мало какое бы то ни было изобретение XVIII столетия принадлежит тому или иному отдельному лицу», — говорит Маркс в примечаниях к XXIII главе своего гениального труда[2]. Едва ли можно сыскать в истории технологии и последующих столетий исключение из этого общего положения.

В другом месте Маркс писал, продолжая свою мысль: «Общим трудом является всякий научный труд, всякое открытие, всякое изобретение. Он обусловливается частью кооперацией современников, частью использованием работы предшественников»[3].

Действительно, тот, чье имя связывается у нас с тем или иным изобретением, кто получает славу и название гения, является лишь, по справедливому замечанию Гельвеция, умом, которому остается завершить работу предшествующих поколений.

Гениальность и талантливость вовсе не представляют собой какого-то особенного дара, совершенно не похожего на все то, с чем мы встречаемся у остальных людей, а наоборот, является лишь следствием необычайно полного и интенсивного развития основных психических задатков и способностей, присущих всякому человеку вообще. Гений вырастает из обыкновенного человека, а не присоединяется к нему, как нечто добавочное, «гений есть труд».

Дело в том, что между возникновением идеи и ее осуществлением лежит период огромного человеческого труда, который затрачивается на борьбу с природой, на борьбу с материалом, на борьбу с сопротивлением среды.

История создания сепаратора в этот период открывает в Лавале все характерные черты гения.

Он явился в столицу Швеции осенью 1877 года с большими надеждами и очень скромными средствами. Между тем постройка машины требовала значительной материальной базы. Необходимо было найти человека, который мог бы оказать изобретателю помощь.

На первых порах Лаваль сообщил об изобретении своему двоюродному брату, Тюко Робсаму, инженеру по профессии, работавшему на стеариновом заводе в Лилиенхольмене.

— Что представляет собой твой сепаратор? — спросил Робсам.

Лаваль так охарактеризовал свое изобретение:

— Кто не знает обыкновенного волчка? Так вот, представь себе большой волчок, вращающийся со скоростью от 6 до 9 тысяч оборотов в минуту. Предположим, что мы вливаем в него непрерывной струей молоко и что съемку можно производить автоматически, так что сливки и снятое молоко выбрасываются из него порознь… Вот тебе сепаратор де Лаваля.

Робсам живо заинтересооалсл идеей Лаваля и предложил ему построить машину совместными усилиями, не прибегая пока к помощи чужих людей.

— Никто ведь не рискнет вложить в это дело капитал, пока не увидит готовой машины… — заметил он, — надо, стало быть, прежде всего ее построить.

Совместно с Робсамом Лаваль начал производить предварительные опыты, причем Робсам оказал ему большую услугу, предоставив в его распоряжение для опытов заводскую центрофугу. Опыты дали вполне благоприятные результаты, и Лаваль заказал в маленькой механической мастерской необходимые части сепаратора.

В октябре 1877 года сепаратор был собран. Он работал удовлетворительно, но непрерывности действия у него не было, как и у других машин этого рода.

Несмотря на то, что основная задача не была разрешена, Лаваль, истративший все свои сбережения, решил продемонстрировать машину кружку заинтересованных лиц, в надежде, что кто-нибудь из предпринимателей возьмется субсидировать дальнейшее продолжение опытов.





Сепаратор работал таким образом: в чашу наливали 2½ литра молока, а после минутного вращения туда добавлялось еще некоторое количество, достаточное для того, чтобы сливки поднимались в верхнюю часть чаши. Затем машину останавливали, и снятое молоко выливалось через клапан на дне сосуда, а сливки переливались в приемник. После этого чаша снова наполнялась и производилась та же операция. Когда Лаваль окончил демонстрацию, владелец известного завода, толстый веселый старик, некто Коккум, обернулся к нему и сказал:

— Как опыт — это, действительно, очень интересно, но, мой милый Густав, подумай, сколько же таких аппаратов нужно для фермы в сотню коров?

Это мало приятное, но очень дельное замечание заставило Лаваля без лишних разговоров забрать свой аппарат и отправиться домой.

— Ну, что ты намерен предпринять теперь? — спросил его разочарованный Робсам.

— Воспользоваться замечанием и увеличить производительность машины… — ответил Лаваль. — Видишь ли, Коккум дельный человек, и из этого вечера я во всяком случае извлеку пользу, хотя и не в той мере, как надеялся…

Он рассмеялся, простился с другом и засел за работу. Спустя две недели Лаваль располагал готовыми чертежами новой конструкции и решил вновь предложить свое изобретение предпринимателям. На этот раз он отправился в Данию, страну молочного хозяйства, по приглашению некоего Петерсона, заинтересовавшегося предложением шведского изобретателя построить машину на 15 литров вместимости.

Петерсон внимательно рассмотрел чертежи и выслушал изобретателя. Результаты работы сепаратора, по его мнению, оказывались не настолько благоприятными, чтобы надеяться на распространение и успех машины.

— Видите ли, — сказал он в заключение, — я давно интересуюсь этим делом и прихожу к выводу, что больше о нем не стоит думать. Абсолютно невозможно добиться, чтобы такая машина работала без остановок, а если так, то она вообще не нужна! Огорченный и раздосадованный, Лаваль вернулся в свою гостиницу и злобно швырнул чертежи.

Однако он не принадлежал к той категории людей, которые легко сдаются при неудачах. Тупая уверенность Петерсона в невозможности создать машину с непрерывным действием вызывала в нем, наоборот, страстное желание доказать противное. Он улегся на кровать в ожидании поезда и начал размышлять. Возбужденный до крайности неудачами последнего времени, он мобилизовал для решения задачи все свои знания, весь опыт, все свое воображение, просидел за столом всю ночь и на другой день вернулся в Стокгольм с готовыми чертежами «непрерывной центрофуги» в кармане.

— Эта машина вносит революцию в молочное дело! — сказал он себе, но никто из тех, к кому он обратился за денежной помощью на постройку нового сепаратора, не разделял его мнения.

Скромные сбережения Лаваля были исчерпаны. Он занимался переводами с немецкого, но эта работа, отнимая время, давала возможность только кое-как жить. Он уже был должен своему кузену 3 тысячи крон, а впереди предстоял тяжелый путь экспериментов. Денег не было не только на постройку машины, но и на жизнь. Нужно было иметь огромную уверенность в себе и неисчерпаемый запас сил, чтобы в это тяжелое время не бросить всего дела.

Лаваль был действительно подобен, по меткой характеристике своего друга Торэ Линдмарка, «стальной пружине, которую могло согнуть давление извне, но которая тотчас же выпрямляется со всей своей силой, как только давление ослабевает».

Перед рождественскими праздниками с чувством крайнего смущения Лаваль отправился к своему кузену и вновь обратился к нему с просьбой дать ему денег.

Тюко Робсам согласился выручить его еще раз, но когда Лаваль предложил ему взять с него вексель на эту сумму, Робсам ответил:

— К чему? Ведь ты все равно никогда не сможешь мне заплатить!

Несчастный изобретатель, теперь, накануне своего успеха, в котором он не сомневался, не имел денег даже на оплату патента и вынужден был держать в секрете свое изобретение. С величайшими усилиями он выбрался все-таки из трудного положения и построил сепаратор непрерывного действия.

2

К. Маркс. Капитал. Т. I, гл. XXIII, стр. 281.

3

К. Маркс. Капитал. Т. III, ч. I, стр. 61, 1931.