Страница 53 из 53
— О-о, — качая головой, произнес герцог, все пристально смотря на Краузе. — Так с деньгами наверное убьют?
— Убьют, — уверенно ответил Краузе.
Несколько мгновений герцог молчал и потом, подняв голову, сказал:
— Так не забудь сегодня позвать Эйлера, а завтра… к вечеру… этого… изобретателя.
И герцог, отвернувшись от Краузе, пустил лошадь крупной рысью.
Вечером в тот же день герцог принял Эйлера. Эйлер уже знал, что герцог был у Сени. Сеня сейчас же принес ему все чертежи и расчеты.
Герцог снова расспрашивал Эйлера, хорошо ли он усвоил изобретение, все ли у него документы. Встревоженный и удивленный этими расспросами, Эйлер отвечал утвердительно.
— А мог ли бы ты сам устроить такую машину? — спросил его герцог.
Эйлер вспомнил, что Сеня не все открыл ему, но, не желая выдавать его, он ответил:
— Конечно, ваша светлость!
Этот ответ, по-видимому, удовлетворил герцога.
Он милостиво отпустил ученого.
"К чему все эти расспросы, — думал академик, — чего он хочет, чего добивается? Конечно, если надо будет, я построю машину. Сеня для своей же пользы не скроет секрета от своего учителя и друга".
Но все вокруг было так непонятно, чем-то зловещим веяло от ласковости Бирона.
На другой день утром он был у Сени.
Он поделился с ним своей тревогой, которую от всей души разделяла и Варя.
— Я не буду носить этого кольца, — говорила она, — мне все кажется, что эти бриллианты отсвечивают кровью. Я не спала сегодня всю ночь, я плакала. Только под утро я немного задремала, и мне снилось, что Сеня летел на своих крыльях все выше и выше, я плакала, просила его спуститься ко мне, взять меня с собою, но он только ласково улыбался и махал рукой. Так и исчез он…
Несмотря на все внешние, такие благоприятные, даже блестящие условия, настроение у всех было несколько подавленное.
Тревога Тредиаковских значительно усилилась, когда вечером явился посланный за Сеней от Бирона.
Встревожен был и сам Сеня.
— Сеня, милый, не езди, — с тоской просила его Варя, — скажись больным.
Она плакала, Сеня и сам колебался, но посланный сказал, что это категорическое требование герцога.
Варя долго-долго целовала его. Он тоже был странно взволнован.
После его отъезда Варя долго молилась. Потом она вышла и села у ворот. Самому Василию Кирилловичу было не по себе. Уж очень казалось ему необъяснимым поведение герцога.
Сеня долго ждал во дворце. Герцог был занят. Прошел час, другой. Сеня сильно волновался. Наконец его позвали к герцогу.
— Я позвал, чтобы объявить тебе милость императрицы, — начал он, не глядя на Сеню, — государыня всемилостивейше жалует тебе усадьбу под Москвой и сто душ.
— Ваша светлость! Что сделать мне, чтобы оправдать столь великую милость! — воскликнул Сеня.
— А это от меня тебе на свадьбу, — продолжал Бирон, подавая ему мешочек с золотом. — А теперь иди, обрадуй свою невесту!
Сеня с низким поклоном удалился.
Герцог опустил голову на руку и задумался. Через несколько минут он резко позвонил. Вошел Краузе.
— Он ушел?
— Ушел, ваша светлость.
— Да-да, там очень глухое место, Краузе?
— Очень глухое, ваша светлость!..
Герцог прошелся по кабинету. Вдруг он остановился, и его каменное лицо дрогнуло.
— Ты ничего не слышал, Краузе?
— Ничего, ваша светлость.
— Конечно… Холодно на улице, Краузе?
— Очень холодно, ваша светлость.
— Холодно, холодно, а путь далекий, — словно про себя проговорил герцог.
— Что угодно вашей светлости? — переспросил Краузе.
— Ничего, ничего, Краузе, можешь идти.
Сеня вышел, полный счастливых надежд. Он богат, он польщен, он счастлив. Как будет рада Варенька. Милая! Поскорее бы к ней! Он оглянулся, к нему подъехал извозчик.
"Словно поджидал меня", — подумал Сеня.
— Как хорошо жить!
Извозчик проехал по Невской перспективе, свернул мимо дровяного двора… Тихо и глухо было вокруг. Ни души. Огромный дровяной двор был пуст. Направо тянулся лес. Извозчик поехал почти шагом.
— Поезжай скорее, — сказал Сеня, в душу которого закралась тревога.
Извозчик не отвечал.
Дорога сузилась. Луна зашла за облака.
— Поезжай же, — крикнул Сеня. Вместо ответа извозчик свистнул.
— Что ты! — испуганно воскликнул Сеня.
Справа и слева ответили свистом, и прежде чем Сеня успел выскочить из саней, извозчик быстро обернулся и ударил его по голове кистенем.
С тихим стоном вывалился Сеня из саней.
И в ту же минуту на него посыпались удары.
"Варенька! Ковер-самолет! Смерть пришла!" — пронеслось в его голове.
Потом все исчезло, раскинулось бездонное небо, его ковер-самолет, его бессмертная душа легко и отрадно понеслась к источнику божественного света, к сияющей вечности.
Напрасно описывать отчаяние Вареньки и горе всех знавших Сеню, когда они глядели на его бледное, прекрасное лицо, такое спокойное, такое просветленное.
Прозревая истину, полная безумного отчаяния, Варя разломала и сожгла чудную машину, причину ее бесконечного горя.
Сеню схоронили в ясный морозный день на Вознесенском кладбище. За гробом шла небольшая кучка людей, но все они плакали искренними и горькими слезами.
"О, проклятая страна!" — со слезами думал Эйлер.
Узнав об убийстве Сени, герцог сейчас же позвал ученого математика.
Он избегал глядеть на него и приказал ему немедленно забрать все бумаги и аппарат Сени.
Но Эйлер доложил ему, что невеста покойного уничтожила и аппарат, и все оставшиеся бумаги.
Лицо герцога стало серым.
— Но ты ведь можешь восстановить этот аппарат, ты же говорил? — зловеще глядя на Эйлера, спросил Бирон.
Эйлер опустил голову.
— Увы, ваша светлость, не хватает одного расчета, его не успел мне передать покойный… — ответил Эйлер.
— Что? — хрипло переспросил герцог.
Он медленно поднялся, опираясь руками о край стола. На его губах выступила пена, он весь дрожал.
— Ваша светлость, — испуганно воскликнул Эйлер, умоляюще протягивая руки…
Но герцог вдруг пошатнулся, голова его запрокинулась, он захрипел и упал на ковер.
Прибежавшие на зов Эйлера нашли герцога в глубоком обмороке. Во избежание удара врач пустил ему кровь.
Жизнь текла, по-прежнему, словно никогда и не было Сени. Крылья, оставленные им во дворце, когда он торопился освобождать Кочкарева, исчезли неизвестно куда. Вероятно, пошли на дрова.
Маленький Карл давно сломал своих чудных птиц, и, жалкие, изувеченные, они лежали в углу, пока не были брошены в печку.
Шли дни. Бирон победил. В муках на плахе погиб Волынский…
Сегодня победа, завтра поражение. Судьба ткала свой причудливый узор…
Сменились поколения. Сказки начинают сбываться, и, быть может, недалеко время, когда осуществится и гордая мечта о ковре-самолете, о котором когда-то так страстно грезил всеми забытый Семен, бедный поповский сын.
1913