Страница 30 из 78
Когда он в один подходящий момент сообщил ей, что приехал в Германию не только для того, чтобы изучать финансовое дело, но и для того, чтобы ознакомиться кое с какой негласной деятельностью гитлеровцев, она не очень-то удивилась, сказала лишь: «Что-то в этом роде я и предполагала». Он спросил, не побоится ли Грета теперь исполнить одно необычное поручение. Она ответила, что верит ему во всем и готова слушаться. Напоследок Гай объявил, что, по всей вероятности, ей придется поехать в Дюссельдорф.
И вот после этого он встретился с Фрицем, чтобы доложить обо всем и договориться насчет действий в Дюссельдорфе, где правил власть штандартенфюрер СС Раушбергер, обожавший свою юную супругу Фьореллу.
Что касается Маргариты, Фриц целиком полагался на разум и чутье Гая, но содержание предстоящей операции существенно менялось: Фриц тоже не терял времени. Из достоверных источников ему стало известно, что отец Фьореллы, проконсул первого легиона милиции Мональди, приезжает из Италии в Дюссельдорф повидаться с дочерью регулярно два раза в месяц. Ездит он на итальянской армейской машине и под охраной. По дороге в Берлин через Дюссельдорф и обратно останавливается на отдых в Базеле, на вилле, которую ему «подарил» Раушбергер.
— Не исключено, что именно папа Мональди и есть тот фельдкурьер, которого мы ищем, — сказал Фриц.
— Значит, Грета тут не нужна?
— Это решать тебе. Я ведь ее не знаю… Пока сделай вот что… Ганса и Альдону немедленно перебрось в Базель. Пусть найдут виллу проконсула и разведают систему охраны. Нужно определить, так сказать, ритм жизни обитателей виллы. Пусть изучат город и прилегающие шоссе. Трех недель им на это хватит. — И добавил, видя, что Гая не отпускает какая-то мысль: — А насчет Греты подумай…
Раздумья Гая кончились тем, что через две недели Грета с богатым набором платьев, шляпок, туфель и прочего и с белой болонкой по имени Коко, которую матушка Луиза приобрела щеночком три года назад и в которой не чаяла души, отправилась на поезде в Базель, где она, еще будучи маленькой девочкой, при жизни отца, училась два года в частном пансионе для благородных девиц…
ГЛАВА 4
300 000 + 300 НА МЕЛКИЕ РАСХОДЫ
Перед отъездом в Швейцарию Гаю оставалось повидаться с Иштваном, который должен был передать ему последние донесения Ганса и Альдоны из Базеля, после чего взять билет и сдать чемоданы в багаж. Гай намеревался сделать это после завтрака. Но Иштван опередил его, позвонив по телефону и условным языком назначив срочную встречу.
Гай сел к нему в машину на стоянке у Ангальтского вокзала.
Первая фраза Иштвана испортила ему настроение.
— Ты не едешь в Швейцарию, все изменилось…
Нет, конечно, они ведь договаривались, что личные желания, а тем более капризы ни в какой расчет приниматься не будут, но в Швейцарии его ждало безусловно серьезнейшее дело, и он настроился туда ехать, испытывал нетерпеливую потребность двигаться и действовать и потому не мог сразу подавить в себе недовольство. А может, случилось что-то с Гансом и Альдоной? Или с Маргаритой?
— Прокол? — хмуро спросил он.
— Там все в порядке, — успокоил Иштван. — Фриц велел сказать тебе следующее. В Базеле надо все подготовить основательно, а для этого потребуется месяца два, не меньше. Тут сам фактор времени будет средством, орудием… Я передаю тебе слова Фрица буквально, понимаешь?
— Это не ново. Постепенность — девиз проверенный…
— Не нравится — скажешь ему самому, когда увидитесь. Это у тебя что-то новое. — Иштван, по-видимому, категорически не одобрял реакцию Гая.
Поняв это, Гай сразу пришел в себя:
— Прости, Иштван, дорогой! Чертов характер!
Иштван тихо засмеялся, что бывало с этим пятидесятилетним, но выглядевшим на все шестьдесят, серьезным и несколько меланхоличным человеком весьма редко.
— Могу поставить десять против одного, что в детстве у тебя никто не отнимал игрушек, — сказал он.
— Это верно, — искренне удивленный, подтвердил Гай.
— Думаю, Фриц очень хорошо понял твой характер, если велел изложить тебе такую длинную мотивировку, да еще слово в слово, а?
— Он разбирается.
— Успокоился?
— Я слушаю. Прости еще раз.
Иштван сообщил, что Фриц будет ждать Гая на явочной квартире — у парикмахера Шнейдера — послезавтра. А до тех нор, чтобы не терять времени, надо разыскать Рубинштейна, узнать, как дела у этого пройдохи, и прощупать почву — не согласится ли он сотрудничать с Гаем в одном коммерческом предприятии. Одна существенная деталь: это будет сопряжено с переездом в Амстердам. Остальное Гай узнает от Фрица.
Ему сразу стало легче: намечалось что-то новое, необходимо было действовать — этого достаточно. Его предотъездные меры не напрасны — придется уезжать, хотя и не сегодня вечером. Но хозяйке квартиры объяснить некоторую задержку не составит труда.
Расставшись с Иштваном, он наведался на Ляйпцигерштрассе, где располагалась контора бывшей фирмы Шиммельпфенга и где он в последний раз видел Рубинштейна, караулившего клиентов на тротуаре перед входом в контору. Но Рубинштейна там не оказалось. Старик швейцар ничего о нем сказать не мог, но посоветовал обратиться в еврейское благотворительное общество, обосновавшееся рядом с Лертербангофом. Так Гай и сделал.
Со старой квартиры Рубинштейн съехал, а нового адреса Гаю в этом обществе не сообщили — вероятно, уже обжигались на молоке и теперь дули на воду, а может, действительно не знали, но бесплатный совет дали: Рубинштейна можно увидеть в Тиргартене. Гай отправился в Тиргартен.
Часовое гулянье по саду оказалось не напрасным: в одной из боковых аллей, на ярко-желтой скамье с черной надписью «Только для евреев», он увидел неподвижно сидевшего старика, в мятой шляпе со слишком большими бесформенными полями, в потертом, лоснившемся на рукавах пальто и в ботинках с разноцветными шнурками, в котором с трудом, но можно было узнать Рубинштейна.
Гай обрадовался:
— Здравствуйте! Что вы здесь делаете, господин Рубинштейн?
Старик медленно поднял голову. Он был давно не брит. Лицо темное, из-под шляпы торчат пряди седых волос.
— Он еще спрашивает… Что может делать еврей на желтой скамейке? Отдыхаю, господин Манинг! А вы гуляете?
— Искал вас. Мне подсказали в еврейской столовой около Лертербангофа…
— Что ж, эта скамья — теперь мой адрес. А зачем я вам? — Рубинштейн смотрел на него не то чтобы с неприязнью, но без всякой радости.
Гай присел рядом, закурил сигарету и весело сказал:
— Мне сегодня приснился пророк Исаак. Он был чем-то недоволен. Ругался на все племя человеческое. А потом читал длинную проповедь. Я запомнил только последние слова: «Грош цена тому еврею, у которого нет своего торгового дела!»
— Не морочьте мне голову, — сердито отозвался Рубинштейн.
— Нет, серьезно. У меня к вам деловое предложение. Мне нужен компаньон.
Рубинштейн наконец изменил позу, сел прямо.
— Мой нос не украсит ничью фирму.
— Я собираюсь организовать кое-что, но не здесь, а в Амстердаме. Могли бы вы туда поехать?
Рубинштейн начинал верить, что с ним не шутят.
— Как все это будет выглядеть?
— О деталях после. Сейчас мне нужно знать в принципе — согласны вы или нет.
— Моя жена и сын сидят в лагере. Меня к ним не пускают. Я не могу им помочь. — Он словно рассуждал сам с собой. — Что еще может держать меня в этом проклятом городе?
Гай промолчал.
— Но я смогу сюда вернуться? — спросил Рубинштейн.
— В этом я вам помогу.
— Но что я должен делать?
— Я же сказал: детали позже. Мы займемся чистой коммерцией.
— Я вам скажу, господин Манинг: если на свете есть ариец, который лучше сотни евреев, так он-таки есть вы!.. — Он вздохнул и добавил: — Только знаете, что я вам скажу? Никогда не говорите мне, кто вы и что вы. Вы платите жалованье, а я честно исполняю распоряжения. А кто и что — я не знаю…
Гай не мог не улыбнуться: