Страница 22 из 78
— Тогда я вас совсем не понимаю… Зачем же вы открыли бар специально для фашистов?
Микаэл Манинг посмотрел на него, как показалось Гаю, со скрытой усмешкой.
— Ладно, оставим этот вопрос в покое. Скажи лучше, как твои дела?
— Какие у меня дела? Живу…
— Чем собираешься заняться?
— Видно будет…
— Планов нет?
— Отдохну здесь недельки две…
— Заходи, буду рад. У меня кухня хорошая.
Они выпили еще по рюмке.
Гай, пообещав наведываться, покинул бар. Он устроился в отеле неподалеку от вокзала, а потом отправился в универмаг: надо было обзавестись гардеробом.
На следующий день он зашел к Манингу позавтракать. В баре опять сидела компания молодых немцев — кажется, тех же самых, что были здесь вчера. А может, других, но очень похожих: такие же аккуратные проборы в напомаженных светлых волосах, тот же надменный гогот. Они были в штатских костюмах, но по всему чувствовалось, что это офицеры.
Манинг обрадовался ему, проводил в свою комнатку, а Вильма принесла ветчину с горошком, хлеб, кофе и сливки. Все оказалось очень вкусным. Подойдя к восседавшему за стойкой Манингу после завтрака, чтобы расплатиться, Гай увидел его разговаривающим с плотным коренастым человеком лет пятидесяти. Говорили они по-немецки, и у незнакомца был ярко выраженный берлинский акцент.
— Мой друг, — объяснил Манинг Гаю. — Познакомьтесь.
Они пожали друг другу руки.
— Гай ван Эгмонт.
— Зовите меня просто Фриц. — Немец внимательно поглядел на Гая из-под нависших седых бровей. — Мик рассказывал мне о вас.
Гаю стало скучно. Ему не нравилась в людях такая сближающая откровенность, но незнакомец сказал это от чистого сердца, и не было причин на него обижаться.
— Рад познакомиться, — сказал Гай. — Не выпить ли нам по рюмке?
Фриц посмотрел на свои часы.
— Рановато…
— Ничего, ничего, будет в самый раз. — Манинг уже откупоривал бутылку.
Они выпили, Гай заплатил. Потом угощал хозяин, а потом Фриц.
Гай мог бы пить и дальше, без конца, так как с некоторых пор перестал пьянеть даже от самых забористых напитков. Но действительно было еще слишком рано пить джин. Он распрощался и ушел.
Прямо за центральным вокзалом протекала широкая в этом месте Аматель, запруженная большими и малыми судами. Между вокзалом и рекой набережная была застроена пакгаузами. Многочисленные краны опускали свои длинные шеи в трюмы судов. Ближе к морю находился рыбный порт и рынок — оттуда на километр тянуло рыбой.
Гай долго бродил по набережной, глядя на разномастные суда и представлял себе, как уходил отсюда в последний рейс его отец на своей жалкой посудине. Смутно было у Гая на душе.
Что делать? Куда себя девать?
Там, в Испании, он понял, что может быть по-настоящему счастлив, только когда видит ясную цель и когда должен действовать. Сейчас у него было такое состояние, словно он с разбегу уткнулся в глухую стену.
Покинув набережную, он отыскал книжный магазин, набрал целую связку французских и английских томиков и вернулся в гостиницу.
Три дня он не выходил никуда, еду заказывал в номер. Читал, спал, снова читал. Курить старался поменьше, окна держал открытыми, но к концу третьих суток так продымил свое жилье, что официантка из ресторана, принеся ужин, спросила, жмуря глаза: «Вы еще не задохнулись?»
На четвертый день все книги были прочитаны. Гай выполз на белый свет и решил позавтракать у Манинга. Народу в баре было много.
— Я уж думал, что ты уехал, — обрадованно встретил его Микаэл. — Гулял?
— Отлеживался.
— Э, я вижу, у тебя настроение неважное.
— Тоска.
— Заходил бы вечерком. Мы тут с Фрицем в картишки балуемся.
— Я не играю.
— Напрасно. Иногда помогает. Что будешь есть?
— Как в прошлый раз.
— Понравилось, значит? Уважил старика!
Он проводил Гая в свою комнатку, крикнул Вильму.
Не успела она принести заказ — вернулся Манинг. Открыв дверь и не заходя, он сказал:
— Ты не против позавтракать в обществе Фрица? Он звонил, что сейчас придет, а у меня там не протолкнешься…
У Гая было такое ощущение, будто старик специально все это подстроил: глазки у Манинга как-то лукаво поблескивали.
— А почему я должен быть против?
— Ну и хорошо!
Манинг исчез, а вскоре Вильма принесла на подносе ветчину, хлеб, кофе и сливки — все на двоих. Через пять минут появился Фриц.
Он очень вежливо поздоровался и, сев на диван, спросил:
— Не помешаю?
— Что вы, что вы, наоборот!
По всему было видно, что Фриц чувствует себя здесь как дома.
Кончив завтрак, они закурили — Гай сигарету, Фриц трубку. Гай все ждал, когда Фриц начнет разговор, ради которого была затеяна совместная трапеза, ибо по каким-то неуловимым признакам догадывался, что Фриц пришел не просто позавтракать. И не ошибся.
Раскурив трубку, Фриц спросил серьезно:
— Могу я задать вам вопрос?
— Пожалуйста.
— За что вы ненавидите немцев?
Гай бросил на него удивленный взгляд и ответил тоже очень серьезно:
— Вы ошибаетесь. Я не делю людей по национальному признаку.
— А по какому же?
— Ну, это в двух словах не объяснишь. Я ненавижу фашистов.
Фриц покачал головой.
— Личные мотивы?
— Нет, знаете, скорее по чисто нравственным соображениям. Мне не нравятся их идеи.
— Они в вас стреляли…
— На войне принято стрелять, — попробовал отшутиться Гай. — К чему весь этот разговор? Можно подумать, вы собираетесь меня агитировать.
— Ну, а если это и в самом деле так? — улыбнулся Фриц.
— Вы коммунист?
— Нет. Но я тоже был в Испании. А до этого сидел в Германии в тюрьме…
Гай оживился. Разговор начинал ему нравиться.
— За что, если не секрет?
— Ну, это неважно. Не по уголовным делам. Просто не поладил с новым режимом… Что касается коммунистов, то из всех противников фашизма они, по-моему, самые серьезные…
— Согласен. А из Германии вас выслали?
— Как бы не так! — Фриц снова улыбнулся. Улыбка делала его суровое морщинистое лицо очень добрым, каким-то домашним. — Пришлось бежать. Спасибо, помогли друзья.
Они помолчали. Фриц выбил золу из трубки в пепельницу, поднял свои серые усталые глаза на Гая и спросил с легкой, иронией:
— Вы значит, свою войну закончили?
— Выходит, закончил.
— А вам не кажется, что Адольф Гитлер свою войну только собирается начать?
— Не думал над этим.
Фриц размеренно принялся набивать трубку из кожаного кисета, уминая табак пальцем и приговаривая ворчливо:
— Я не думал, ты не думал, они не думали, мы не думали… Что же получится?
Теперь улыбнулся Гай.
— По-моему, наш разговор уже достаточно откровенен. Что вы предлагаете? Не стесняйтесь, я, кажется, не из болтливых.
Фриц посмотрел на него из-под своих мохнатых седых бровей.
— Это я знаю.
— Откуда бы? — не скрыл удивления Гай.
— Вы знакомы с Гансом Копецким? — вопросом на вопрос ответил Фриц.
— Ганс из Праги? — воскликнул Гай. — Ну еще бы!
Ганс Копецкий был радистом и служил в контрразведке в Мадриде. Гай познакомился с ним весной тридцать седьмого — они вместе выполняли одно специальное задание в тылу у франкистов, После того случая Гаю предлагали перейти в контрразведку, но он отказался, не пожелав оставлять товарищей по Интербригаде.
— Я видел Ганса позавчера, — сказал Фриц.
— Что он поделывает?
— Поехал в Германию.
— С ума сошел!
— Не под своим именем, конечно, — успокоил его Фриц и спросил как бы между прочим: — А вы в Испании имя не меняли?
— Нет.
— Не очень-то дальновидно…
— Я их не боюсь.
— Бояться их и не надо, — одобрительно заметил Фриц. — Но что с тобой произойдет, если они дотянутся и сюда?
— Вы думаете?
— Сдается мне, скоро руки у них отрастут очень длинные.
— Считаешь, будет большая война?
— Пушки делаются для того, чтобы стрелять…