Боярыня Морозова

В послании также сообщалось о видениях Феодору Алексеевичу Богородицы, призывавшей царя следовать житию его благочестивого деда Михаила Феодоровича и святых боровских мучениц. «И паки потом мало дней мимошедши, — сообщает автор «Возвещения», — той же царь Феодор видит сном тонким в ложницу его некую доброродну жену идущу и одеяние иноческое на себе носящи, и по обе страны созади ея две жены святолепны грядущи, и на плещу своею разноцветно одеяние носящи. И пришедши к нему, реша ему: «Царю младодержавный, здравствуеши ли?» Он же отвеща: «Сокрушен есмь болезнию». Они же реша: «Чим скорбиши?» И отвеща им: «Ноги отягченны имею». И паки реша: «Знаеши ли ны?» Он же отвеща: «Ни, како же могу знати, аще не поведите ми?» И глагола едина от них, первая: «Аз есмь Феодора, иже в мире бех Феодосия Морозова, и преже смерти за пять лет приях сей ангельский образ еще в дому моем. А другая, иже со мною, сестра моя Евдокея, третия же Мария нарицается, иже без правды отец твой муча и томя нас, живых в землю погрузи, и прежде смерти умори, и по смерти заключи телеса наша, да и сам ныне заключен до дни суднаго тако же. Ты же не ревнуй пути его, да не приидеши в место его и прежде времени не погубиши живота своего. А буде хощеши здравие получити, возми телеса наша с честию в царствующий град и повели по старопечатным книгам пение в церквах Божиих пети — и вскоре исцеление получиши. Аще же сего не сотвориши — узриши хотящая быти». И паки реша: «Ну, мир ти, чадо». И возвратишася, и отъидоша, им же путем приидоша»[361].

Царь поведал о своем сне патриарху Иоакиму и просил его совета, уповая на то, что перенесение тел святых мучениц в Москву принесет долгожданное исцеление. «Патриарх же, помрачен сый неверием и необратне и неисцелне недугуя, рече ему: «Царю самодержавие, не достоит ти веры яти таковому сновидению, еже взяти телеса их и пременити предание вселенских патриарх и отец наших, и тем навести на себя клятву отца своего, и по смерти тем его и нас под зазором положити. Ни, царю, ниже помышьляй о сем, ниже внимай таким сновидением, веси убо о них, како отвержени от соборныя церкви и от отца твоего осуждены. А ты тем их оправдаеши, а отца своего по смерти поругаеши. Престани убо от такова начинания. А о вере, еже паки переменити, и не помышляй: не я один, и ниже ты, но собором так учинено, и руками закреплено, и царскою печатию запечатлено. Быть тому уже так». Да на том и остановил ево Яким-от, не умилился на скорбь-ту ево, опсел ево кругом, и он и положился на том, да стражет теперь ножками зело. А лекарства, де, приносить отказал и не приимает: «Уш-то, де, Бог судил так мне страдати»»[362].

И действительно, новый царь прожил недолго. Через две недели после сожжения в Пустозерске протопопа Аввакума с соузниками Феодор Алексеевич скончался. Произошло это 27 апреля 1682 года.

В том же 1682 году Феодору и Алексею Соковниным удалось положить на месте захоронения сестер-мучениц белокаменную плиту — это был чуть ли не единственный случай в истории старообрядчества, когда мученическая могила была как-то отмечена. На плите была сделана надпись: «Лета 7184 (1675 год. — К. К.) погребены на сем месте: сентября в 11 день боярина князя Петра Семеновича Урусова жена ево, княгиня Евдокея Прокофьевна; да ноября во 2 день боярина жена Морозова бояроня Федосья Прокофьевна, а во иноцех инока схимница Феодора, а дщери окольничего Прокофья Федоровича Соковнина. А сию цку положили на сестрах своих родных боярин Феодор Прокофьевич, да окольничей Алексей Прокофьевич Соковнины»[363].

Дальнейшая судьба братьев Соковниных, втайне продолжавших придерживаться «древлего благочестия»,[364] была трагичной. Старший, Феодор Прокопьевич, как уже было сказано, в царствование Феодора Алексеевича (1676–1682) был вновь приближен ко двору: в 1676 году он получил чин окольничего и сопровождал царя в загородных поездках. В 1677 году присутствовал в мастерских палатах вдовствующей царицы Натальи Кирилловны и, по иронии судьбы, по ее просьбе выбирал учителя для ее малолетнего сына Петра. Свой выбор он остановил на дьяке Челобитного приказа Никите Моисеевиче Зотове. «Сообразуясь с обычаем и собственным нравом, он искал человека из «тихих и не бражников»… Едва возмужав, Петр произвел Никиту Зотова в чин князь-папы, сделал главою всех российских питухов»[365].

В 1680 году царь Феодор Алексеевич приказал Ф. П. Соковнину отпускать лекарства в хоромы Натальи Кирилловны и царевича Петра. В 1682 году Феодор Прокопьевич поставил свою подпись под Соборным уложением об уничтожении местничества, а 29 июня того же года был пожалован в бояре. После 1682 года его имя редко встречается в Дворцовых разрядах. 20 марта 1697 года он вместе с семьей был сослан в деревню за преступление младшего брата, где и умер в том же году.

Младший Соковнин, Алексей Прокопьевич, в 1682 году стал стольником царя Петра Алексеевича, затем был пожалован в окольничие. Служебная его карьера продвигалась довольно успешно. Одна его дочь, Софья, была замужем за комнатным стольником царя Ивана Алексеевича Александром Ивановичем Милославским (1678–1746), другая, Мария, — за князем М. С. Львовым, третья — за стольником Феодором Матвеевичем Пушкиным. С 1689 по 1690 год, при царевне Софье, Алексей Прокопьевич возглавлял Конюшенный приказ, в 1690 году имел титул «ясельничего».

В 1697 году он участвовал в заговоре стрелецкого полковника Ивана Елисеевича Цыклера, открытом по доносу накануне отъезда Петра I за границу.

Царь Петр лично допрашивал схваченных заговорщиков, подвергавшихся страшным пыткам в селе Преображенском. Цыклер, не выдержав пыток, назвал главным виновником Алексея Прокопьевича Соковнина. Боярская дума вынесла смертный приговор И. Е. Цыклеру, А. П. Соковнину, его зятю Ф. М. Пушкину и еще двум стрелецким пятидесятникам. 4 марта 1697 года Цыклер и Соковнин были четвертованы, остальным отрубили головы. Трупы казненных в тот же день были привезены из Преображенского в Москву, на Красную площадь, и уложены у специально врытого в землю столба, а головы насадили на «железные рожны», вделанные в столб, и оставили гнить до июля. Позднее родственникам удалось выпросить голову Соковнина и похоронить ее у «Красных колоколов», напротив церковного алтаря, близ его родителей. Супруга Алексея Прокопьевича Татьяна Семеновна (урожденная Чиркова) после казни мужа сошла с ума, а их дети были лишены дворянства и имений и сосланы в Белгород…

Могила сестер-мучениц Феодосии Прокопьевны Морозовой и Евдокии Прокопьевны Урусовой также имела свою непростую историю. Впервые ее описал в 1820 году путешествовавший по русским городам и монастырям в поисках древних документов историк и археограф П. М. Строев: «Камень… лежит на Городище, у острога. Боровские жители имеют к нему особое почтение: проходя мимо, кланяются до земли, иногда служат и панихиды. По утверждению их, под сим камнем погребены две княжны, сожженные татарами (другие говорят — Литвою) за веру христианскую. Но это несправедливо…» Далее Строев приводил надпись на могильной плите. Но скорее несправедливо мнение самого Строева о том, что боровчане, среди которых было значительное число приверженцев старой веры, не знали о том, чья это в действительности могила. «Просто боровчане в годы преследований боялись, что излишняя известность может привести к уничтожению старообрядческой святыни»[366]. Местные жители почитали надгробную плиту чудодейственной и, приходя на могилу святых мучениц Феодоры и Евдокии, просили их о чадородии, а приложившись к каменной плите, исцелялись от зубной боли.

После дарования старообрядцам свободы вероисповедания в 1905 году по инициативе настоятеля Всехсвятской старообрядческой общины Боровска о. Карпа Тетеркина ежегодно с 1906 года на могилу сестер-мучениц совершался крестный ход, а чуть ранее, в 1904–1905 годах, боровский купец Н. П. Глухарев начал хлопотать в Министерстве внутренних дел о разрешении поставить на могиле сестер-мучениц крест. Тогда же старообрядцы впервые подняли вопрос о создании памятника на месте погребения боярыни Морозовой и княгини Урусовой. В 1912 году эта идея, казалось, была близка к осуществлению. Был даже создан Комитет по сооружению памятника, в который входили известные старообрядческие деятели П. П. Рябушинский, М. И. Бриллиантов, А. И. Морозов и др. К сожалению, этой идее не было суждено осуществиться из-за запрета полиции. Потом началась Первая мировая война, за ней — Гражданская и годы советской власти…

361

Там же. С. 239–241.

362

Там же. С. 241–242.

363

Барсуков Н. Жизнь и труды П. М. Строева. СПб., 1878. С. 40.

364

Граф А. А. Матвеев в своих «Записках» такими словами характеризует Алексея Прокопьевича Соковнина: «Потаенный великой капитонской ереси раскольник издревле по своей фамилии…»(Матвеев А. Описание возмущения московских стрельцов // Рождение империи / Неизвестный автор. Иоганн Корб. Иван Желябужский. Андрей Матвеев. М., 1997. С. 412.)

365

Панченко А. М. Я эмигрировал в Древнюю Русь… С. 221.

366

Осипов В. И. «…B Боровеск, на мое отечество, на место мученое…»: Боровский период жизни протопопа Аввакума, боярыни Морозовой, княгини Урусовой. Калуга, 2007. С. 67.