Рассеянные мысли [сборник]

II

Всем известно изречение Бюффона: «Стиль — это сам человек». Если ему верить, то, познакомившись с человеком, вы должны начать лучше понимать его стиль. Но так ли это в самом деле? Мне кажется, Бюффон представлял людей гораздо более цельными существами, чем они есть на самом деле. В человеке неразделимо слиты добродетели и пороки, достоинства и недостатки, и, только убедившись на собственном опыте, можно поверить, что столь противоречивые качества могут уживаться в одном человеке. О Берке сказано многое: одни превозносили его до небес, другие сурово порицали, и по дошедшим до нас различным свидетельствам, таким как эссе Хэзлитта и превосходной «Жизни» сэра Филипа Магнуса, вполне можно составить достаточно точное представление о том, что он был за человек. Но образ получится совсем уж неправдоподобным. Удивительно, как в одном человеке сочетались столь редкие достоинства и столь же прискорбные недостатки. У меня нет этому объяснения.

Эдмунд Берк родился в Ирландии в 1729 году. Его отец был присяжным поверенным — профессия, не пользовавшаяся в те времена большим уважением. Джонсон заметил о вышедшем из комнаты господине, что хоть он и «не имеет привычки злословить о человеке за его спиной, но у него есть точные сведения, что этот джентльмен — присяжный поверенный». Когда Берку было лишь немного за двадцать, он уехал в Лондон изучать юриспруденцию. Там он почти сразу подружился с неким Уильямом Берком, который если и был его родственником, то очень дальним. Вскоре Эдмунд оставил юриспруденцию ради занятий литературой и в течение нескольких лет зарабатывал на жизнь сотрудничеством с книготорговцами. Вскоре к нему пришла известность; он познакомился с Хорасом Уолполом и подружился с доктором Джонсоном. В 1757 году Эдмунд Берк женился, и в тот же год его младший брат Ричард присоединился к нему в Лондоне. Трое Берков были очень крепко привязаны друг к другу; Уильям и Ричард жили вместе с Эдмундом и его женой, и деньги у них были общие. Ричард был шумным, жизнерадостным человеком с сомнительной репутацией, лишенный, насколько можно судить, каких-либо положительных качеств, Уильям — способным и предприимчивым. Он завел множество полезных друзей в Оксфорде и, когда в 1765 году король поручил лорду Рокингему сформировать кабинет министров, убедил его светлость взять Эдмунда на должность своего личного секретаря, а также уговорил лорда Вернея выдвинуть Эдмунда Берка в палату общин от своего округа.

В палате общин Берк сразу же стал одним из самых заметных политиков. Доктор Джонсон писал в письме к Беннету Лэнгтону, что «ни одному человеку до него не удавалось произвести такого впечатления при первом же появлении. Он произнес две речи об отмене Гербового сбора, которые получили одобрение мистера Питта и восхитили весь город». Правительство пало в 1766 году, а двумя годами позже Берк приобрел усадьбу в Биконсфилде и назвал ее «Грегори». Понятно, почему ему так этого хотелось. Его репутация достигла огромных высот, и он с полным правом мог чувствовать уверенность в себе и в своих способностях. Думаю, с его высоким духом и бурным энтузиазмом тихая скромная жизнь казалась скучной. Берк был человеком общительным и любил принимать гостей. Его радовало, если он мог прийти на выручку какому-нибудь таланту (да и бездарности тоже) и помочь тем, кто в этом нуждался. Вероятно, в соответствии с обычаями того времени, его часто поддразнивали незнатным происхождением. Он общался с великими людьми, служил своей партии и понимал, что его ценят, но не мог не осознавать, что в глубине души богатые вельможи относятся к нему с подозрением; он был не их круга; в нем видели ирландского авантюриста и, разумеется, были совершенно правы. При этом он обладал высокими моральными принципами, блестящим талантом и обширными познаниями. Возможно, Берк считал, что покупка «Грегори» позволит ему принимать лордов и джентльменов на равных, увеличив таким образом его авторитет и влияние, поскольку до тех пор он не располагал ничем, кроме собственных дарований.

Поместье стоило двадцать тысяч фунтов и требовало две тысячи пятьсот фунтов в год на содержание. Удивительно, что человек, который всего несколько лет назад с радостью принимал от Додсли, книготорговца, сотню фунтов в год за поденную работу, готов был заплатить такую огромную сумму и взвалить на себя такие расходы в дальнейшем. Берки при поддержке лорда Вернея занимались крупными денежными махинациями с акциями Ост-Индской компании, и, по-видимому, полученная прибыль и позволила им приобрести «Грегори», затем, к несчастью для них, цены на акции упали, они не смогли покрыть разницу. В конце концов лорд Верней разорился, а Уильям Берк бежал из страны. Столкнувшись с финансовыми трудностями, которые преследовали его до конца жизни, Эдмунд вынужден был заложить имущество и занимать деньги у друзей. В тот год, когда он купил «Грегори», он одолжил тысячу фунтов у Дэвида Гаррика, а чуть позже — две тысячи фунтов у сэра Джошуа Рейнольдса. В течение тех семнадцати лет, что он был связан с Рокингемом, Берк в общей сложности получил от него около тридцати тысяч фунтов. Хорошо известно, что крупные дружеские займы вызывают напряженность, часто перерастающую в холодность. Однако в случае Берка друзья настолько высоко его ценили, что ничего подобного не случилось. Они так глубоко чтили его «личные добродетели и необычайные достоинства», что, как доктор Броклесби, который подарил ему тысячу фунтов, одалживали деньги в знак своей глубокой привязанности. Когда Рокингем умер, он завещал уничтожить долговые расписки Берка. Рейнольдс поступил точно так же и, кроме того, оставил ему в наследство еще несколько тысяч фунтов.

Берк был человеком гордым, щепетильным в вопросах чести, и поневоле задумаешься, не чувствовал ли он себя униженным, когда доводилось просить денег у друзей. Похоже, ему никогда не приходило в голову продать «Грегори» и расплатиться с долгами, хотя это могло бы стать выходом из положения, губительного для его репутации. Можно только предположить, что поместье обладало в глазах Берка такой ценностью, что его следовало сохранять, пусть даже с ущербом для чувства собственного достоинства. И разумеется, это только предположение, что ситуация представлялась ему невыносимой. Легко привыкнуть брать в долг, отвыкнуть — гораздо труднее. Очень скоро закоренелые должники находят способы удовлетворять свои потребности, сохраняя при этом чувство собственного достоинства.

Даже в стесненных обстоятельствах он изыскивал средства оказывать финансовую помощь тем, кто пользовался его расположением. Одному ирландскому художнику по имени Джеймс Барри, которого он ошибочно считал гением, Берк платил такое содержание, что тот мог себе позволить учиться в Италии. Поэт Джордж Крэбб обращался к различным знаменитостям с просьбами о помощи, которые оставались без ответа, пока наконец не написал Берку как последней надежде. Берк поселил его в «Грегори» и не успокоился до тех пор, пока не обеспечил благосостояние поэта. Это только два примера его бесконечных благодеяний. Почти на всех, кто с ним общался, Берк производил впечатление великого человека. Благоговейные отзывы о нем встречаются так часто, что я даже задался вопросом, не имело ли раньше это слово немного другое значение. Я могу испытывать уважение и восхищение по отношению к политикам, адмиралам и генералам, которые управляли государственными делами во время последней войны. Я высоко ценю дарования поэтов и писателей, с которыми мне выпало счастье быть знакомым, но я, как любой другой, никогда не относился к ним с благоговением. Вероятно, мы уже утратили эту способность. Берк обладал обаянием и веселым нравом (пока тревоги и бедствия не омрачили его душу). Он был прекрасным рассказчиком, и, как мы знаем, доктор Джонсон ценил его за «изобилие беседы». Я задался вопросом, как бы мы отнеслись к этому сегодня. Мне трудно избавиться от впечатления, что мы сочли бы такое общение немного утомительным, поскольку у нас не хватает терпения выслушивать то, что мы можем прочесть сами, если не в книгах, то в газетах. Как слушатели мы не лучше самого Берка (Джонсон жаловался: «Ему так хотелось говорить, что, если на одном конце стола кто-то разговаривал, он затевал беседу с кем-нибудь на другом конце»), и нам не нравится, когда кто-то монополизирует разговор. Берк не обладал ни остроумием, ни чувством юмора. Вероятно, мы бы сочли его ужасным занудой, и, несмотря на величественные манеры и личное обаяние, которые произвели такое сильное впечатление на Фанни Берни, мы бы предпочли его красноречию игривое легкомыслие Генри Тилни из «Нортенгерского аббатства» Джейн Остен.