Страница 21 из 27
Эрнандо обернулся, стараясь не выдать своего замешательства. Неслышно подобраться к нему не смог бы даже лучший охотник из числа меднокожих, а тот, кто стоял сейчас на другом берегу ручья, совсем не походил на охотника. Это был высокий, немного сутулый человек в длинном белом одеянии, украшенном золотыми и нефритовыми пластинками. Лицо его скрывала выкованная из серебра маска с черными отверстиями зрачков. Окладистая белая борода, приподнимавшая нижний край маски, была перевита золотыми нитями.
— Приветствую и тебя, великий Кецалькоатль, — Кортес вежливо склонил голову. — Твои посланцы передали мне, что ты хотел говорить со мной. Я полностью в твоем распоряжении.
— Малинче, — несмотря на металлические нотки, голос из-под маски звучал на удивление доброжелательно, — правду ли говорят, что ты и твои люди поклоняетесь не Аллаху, а какому-то другому богу?
На этот раз Кортес не смог скрыть своего удивления.
— Да, великий Кецалькоатль. Мы — христиане, и наш Бог не тот, что бог мусульман. Но могу ли я узнать, откуда тебе это известно?..
— Мне многое ведомо, друг мой Малинче. Скажи мне, приемлет ли твой Бог жертвенную кровь и плоть?
— Только язычники приносят в дар своим идолам настоящую кровь, — покачал головой Кортес. — Наш Бог велел нам причащаться вином и хлебом.
— Почему же вы спокойно смотрите на кровавые реки, что льются с теокалли Теночтитлана? — в голосе Змея появились укоризненные нотки. — Или вашему Богу нет дела до страданий народа аль-Ануака? Кортес неожиданно разозлился. В конце концов, кто дал право этому скрывающемуся под маской мятежнику судить о делах христиан?
— Раз тебе многое ведомо, о Кецалькоатль, ты должен был слышать о договоре, заключенном двести лет назад между мусульманами и христианскими рыцарями… Он произнес это почти с издевкой, уверенный, что Змей никогда не слышал о таком договоре. Но Кецалькоатль неожиданно наклонил голову и процитировал своим звучным голосом:
— «И ни один рыцарь, принадлежащий к христианским орденам, да не вступит на Закатные Земли, безраздельно принадлежащие потомкам Пророка. Взамен же христианским орденам предоставляется право управлять замками и владениями в прибрежных землях Лузитании и Фиранджи. Однако, если рыцари христианских орденов нарушат этот договор, их замки и владения перейдут под власть халифов Кордовы и Парийи».
«Откуда он знает?» — растерянно подумал Эрнандо, и только тут понял, что Змей произнес это по-арабски.
— Как же ты оказался здесь, Малинче? — спросил Кецалькоатль, вновь переходя на науатль. — Или запрет касается не всех христиан?
— Только тех, кто не признает власти халифов. Христиане страны, из которой я родом, считаются подданными Халифа Кордовского. Сто лет назад, во время большой войны в Аллеманией — это тоже христианская страна, — мы сражались на стороне мусульман. Поэтому христианам ал-Андалуса разрешено плавать в Закатные Земли, а рыцарям орденов — нет. Ордена — они немного похожи на вольные города аль-Ануака, такие, как Тласкала. Живут в мире с халифом, но подчиняются своим магистрам и папе.
Глаза серебряной маски смотрели на него ничего не выражающим взглядом.
— А что ты можешь сказать о людях Севера?
— Про норманнов? Они договор не подписывали, но среди магистров орденов есть родственники их вождей, поэтому норманны не плавают в Закатные Земли, а основывают свои поселения севернее, на побережье Винланда и на Великих равнинах. Но почему тебя все это интересует?
Змей не ответил. Кортес тряхнул головой, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли.
— Ты ведь не с Закатных Земель родом, о Кецалькоатль? — медленно проговорил он, всматриваясь в неподвижную, сверкающую на солнце маску. — Ты носишь бороду, говоришь по-арабски, знаешь старинные кодексы… Скажи, кто ты?
Кастилец сделал шаг вперед, и высокая белая фигура на другом берегу ручья тут же предупреждающе вскинула тонкую руку.
— Я Змей в Драгоценных Перьях, Кецалькоатль Топильцин, Пророк истинного Бога. Здешние жители хотят видеть во мне божество — я не разубеждаю их. Зачем, если так проще добиться своей цели? Я хочу покончить с торжеством жадных до крови демонов аль-Ануака. Но тебя, Малинче, я не стану обманывать. Я всего лишь человек, такой же, каким был мой великий предок, первый Кецалькоатль, владыка Толлана. И, как первый Кецалькоатль, я нуждаюсь в верных помощниках. Я позвал тебя, чтобы спросить, желаешь ли ты служить мне.
— Ты собираешься идти войной на Теночтитлан?
Серебряная маска качнулась из стороны в сторону.
— Нет, Малинче. Я не хочу ни с кем воевать. Но Монтекусома сам рвется в битву. Как только восстание миштеков будет подавлено, он пошлет на Семпоалу войска. Боюсь, что кровопролития не избежать.
— И ты полагаешь, что мой отряд спасет тебя от ацтекских орд? — Кортес невесело усмехнулся. — Ты затеял безнадежное дело, Кецалькоатль. Будь у меня даже тысяча кастильских воинов, я не взялся бы воевать с Монтекусомой.
— А я слышал: христиане отважны, как дикие львы, — заметил Змей.
— Отвага и глупость — разные вещи. К тому же ты забываешь о гвардии эмира, что подыхает сейчас от безделья на Драконьих островах. Если она высадится на берегу Лазурного моря и ударит в тыл твоим войскам, тебя не спасут даже все вольные мечи Закатных Земель…
Некоторое время человек в белых одеждах молча рассматривал Эрнандо, склонив голову набок.
— Ты мог бы помочь зажечь свет истинной веры в сердцах жителей аль-Ануака, — негромко произнес он наконец. — Ты в силах разогнать тьму, в которой они живут. Подумай об этом, Малинче… Кортес хрустнул пальцами.
— Ты же не христианский священник, Кецалькоатль. С чего ты взял, что вера, которую ты несешь людям этой земли, и есть истинная вера?
— Названий может быть много, сущность всегда одна, — голос Кецалькоатля прозвучал грустно и устало. — По сравнению с кровавой тьмой, что клубится в сердце аль-Ануака, различия между верой христиан и учением Топильцина несущественны. Я не удивляюсь, почему мирятся с жестокими культами демонов арабы — их прежде всего интересует торговля, а все, что происходит за пределами торговых кварталов, их не касается. Но почему так спокойно воспринимаете этот ужас вы, христиане, я понять не могу… — Мы не хозяева здесь, Кецалькоатль, — нехотя ответил Кортес. — Мы всего лишь наемники, люди, которым не нашлось места на родине. Там, в ал-Андалус, христиане платят налог в казну халифа, и за это им разрешают исповедовать веру наших отцов. В Закатных Землях такого закона нет, но и здесь правила устанавливают мусульмане. Нас мало, о Кецалькоатль. Если бы за нами стояла мощь огромной империи, подобной Халифату, царство дьявола недолго продержалось бы в этих краях. Но мы раздроблены, и каждый из нас может надеяться только на свой меч.
Ему показалось, что серебряная маска понимающе кивнула.
— И все же я снова приглашаю тебя и твоих людей к себе на службу, Малинче. Мои силы пока не так велики, чтобы открыто противостоять мощи Теночтитлана, и каждый воин, выбравший путь света, очень ценен для меня. Что же касается платы, то она будет более чем щедрой.
Кортес помедлил с ответом, пытаясь найти вежливые слова для отказа, и в это мгновение из зарослей за спиной Кецалькоатля бесшумно появился меднокожий в неприметной серой одежде, с длинными черными волосами, собранными на затылке в подобие небольшого конского хвоста. Мельком взглянув на кастильца, он приблизил свое лицо к краю серебряной маски и зашептал что-то Змею на ухо. Кецалькоатль стоял неподвижно, и только длинные пальцы его сжимались и разжимались, будто он собирался нанести собеседнику удар кулаком, но никак не мог на это решиться.
— Это все, Маштла? — громко спросил он по-арабски, когда мужчина прекратил шептать и отступил на шаг. Тот, кого он назвал Маштлой, неприязненно покосился на Кортеса и молча кивнул. — Послание у тебя?
Голос его дрогнул, и Эрнандо внезапно понял, о каком письме идет речь. Он совсем не удивился, когда Маштла протянул Кецалькоатлю свернутый в трубочку лист кактусовой бумаги. Змей развернул свиток и поднес к глазницам своей маски.