Любовница

Глава 4

Утром следующего дня Беннет вошел в столовую в тот момент, когда Маркус накладывал себе омлет с одного из расставленных на буфете подносов.

— Доброе утро, Маркус.

— Доброе утро. Ловелас сказал, что ты в Лондоне. Не ожидал. — Маркус поднял глаза на брата, готовый радостно улыбнуться, и изумленно вытаращил глаза:

— Черт побери, что с твоими волосами?

— Ровным счетом ничего, — обиженно насупился красавец Беннет. Подойдя к буфету, он принялся деловито поднимать крышки блюд. — Эта прическа сейчас в моде.

— Только у Байрона и его подражателей. — Маркус внимательно осмотрел тщательно всклокоченные кудри брата. В естественном состоянии волосы Беннета были, как и у Маркуса, абсолютно прямыми. — Напомни своему парикмахеру, чтобы он поосторожнее орудовал со щипцами для завивки, иначе, зазевавшись, рискует запросто спалить твою голову.

— Совершенно не смешно. Где сдобные булочки?

— На последнем подносе с краю, где им еще быть? — Маркус отнес свою тарелку с завтраком на стол и уселся. — Кажется, ты собирался провести целый месяц в Шотландии, в гостях у Гарри и его семьи.

Беннет сосредоточился на подносе с булочками.

— А ты, кажется, собирался провести месяц в Йоркшире.

— Я передумал.

— Вот и я тоже.

Маркус нахмурился:

— Случилось нечто заставившее тебя переменить планы?

— Нет. — Беннет не поворачиваясь перекладывал на свою тарелку омлет с другого подноса.

Маркус бросил тревожный взгляд на Беннета. Он слишком хорошо знал своего брата, у Беннета никогда не было от него секретов. Значит, что-то произошло.

Маркус практически один воспитывал брата после того, как восемнадцать лет назад умерла их мать.

Отец в то время был еще жив, однако Джордж Клауд младшим сыном интересовался еще меньше, чем старшим. Скучным оковам семейной жизни он всегда предпочитал собак, охоту и друзей в ближайшем кабачке.

Заниматься Беннетом было абсолютно некому — и Маркус взял эту обязанность на себя, как еще раньше взял на себя ответственность за управление отцовской фермой. С тех пор прибыльность хозяйства начала год от года стабильно расти — и все благодаря успешным экспериментам Маркуса с сельскохозяйственной техникой, удобрениями, способам обработки пашни и применению последних достижений племенного скотоводства.

Джордж Клауд возросшую прибыль от своей фермы тратил на покупку лучших собак и лучших жеребцов. Когда жена робко заикнулась о том, что неплохо бы отправить Маркуса учиться в Оксфорд или Кембридж, он немедленно оборвал разговор. Джордж Клауд вовсе не собирался расставаться с прибылью, которую приносила ему лучшая ферма в графстве.

Время от времени отец одобрительно похлопывал Маркуса по плечу, громогласно восторгаясь тем, что вырастил такого на редкость полезного сына. Иногда, — впрочем, гораздо реже, в неожиданном приливе отцовских чувств — он брал на руки маленького Беннета. Кроме того, он часто с удовлетворением отмечал, что оба сына, к счастью, унаследовали его могучее телосложение. Отец любил повторять при этом, дескать, хронические недомогания, вроде тех, которыми страдала миссис Клауд, — чертовски неприятная вещь. На чем, собственно говоря, и завершалась отцовская роль Джорджа Клауда в воспитании детей.

Мать мальчиков, чьи постоянные жалобы на здоровье носили весьма неопределенный характер и происходили скорее всего от меланхолии и переутомления, в один прекрасный день слегла с самой настоящей лихорадкой. Болезнь унесла ее в считанные часы. Маркусу было тогда восемнадцать лет. С двухлетним братишкой на руках он сидел возле постели умирающей матери…

А отец в это время охотился на лис…

Джордж Клауд прожил всего год после смерти жены, кончина которой произвела на него впечатление прежде всего тем, что оторвала от охоты, а вовсе не горечью утраты. Однако ровно через одиннадцать месяцев, после того как давным-давно переставшая его интересовать супруга скончалась от скоротечной лихорадки, Джордж Клауд умудрился сломать себе шею: недавно купленный им жеребец не сумел перепрыгнуть через изгородь и сбросил хозяина на землю.

В то утро Маркус работал в поле, где изучал эффективность последних изменений, внесенных им в механизм новой жатки, когда викарий сообщил ему скорбную весть о смерти отца. Маркус до сих пор помнил то странное отчуждение, с каким выслушал соболезнования викария. А за внешним беспристрастием таилось внезапное безумное и беспричинное бешенство.

Маркус не осознал до конца причины своей ярости, он сумел быстро похоронить ее где-то на дне души и никогда больше не позволял воскреснуть.

Маленький Беннет почти не заметил отсутствия отца, все его внимание и привязанность сосредоточились теперь на одном человеке, который всегда был рядом, — старшем брате.

Маркус отогнал воспоминания и пристально посмотрел на Беннета, рассеянно оглядывавшего накрытый к завтраку стол.

— Нам с Гарри наскучило в Шотландии, — пояснил тот, — и мы решили вернуться на сезон в Лондон.

— Понятно. — Маркус намазал джем на кусочек тоста. — Мне казалось, ты всегда находил сезон смертельно скучным.

— Да, так было в прошлом году.

— Конечно…

В прошлом году Беннету исполнилось девятнадцать. Он совсем недавно вышел из стен Оксфорда, полный юношеского энтузиазма, любви к поэзии и страсти к политической деятельности. Легкомысленная фривольность сезона претила ему. Маркус ввел брата в клуб, где собирались такие же молодые люди, которые готовы были часами с жаром обсуждать новые поэмы и последние политические теории. Казалось, Беннет нашел свою дорогу.

Маркусу было приятно сознавать, что его брат не относится к людям, готовым бездумно следовать пустым страстям и увлечениям света. Оксфорд повлиял на него. Маркус посылал туда брата отнюдь не за знаниями. Он сам занимался домашним образованием Беннета, пригласив лучшего наставника и передав в его распоряжение собственную, постоянно пополнявшуюся библиотеку.

В Оксфорд или Кембридж юношу посылают не за образованием. Молодой человек поступает туда, дабы приобретать светский лоск и вращаться в среде своих сверстников, многие из которых в будущем могут стать его компаньонами. В университете юноша заводит знакомства с отпрысками лучших семейств, где, вполне возможно, впоследствии он найдет себе подходящую жену.