Клаузевиц

Соображения Клаузевица, понятно, не дошли до Гулиельмо Пепе — офицера, выдвинутого карбонариями на должность главнокомандующего. Пепе не ограничился обороной, вторгся в Папскую область, был вынужден к спешному отступлению и вновь, не собрав всех сил, перешел в наступление далеко впереди указанного Клаузевицем рубежа, почти на границе королевства, у Риети, где и потерпел решительное поражение.

Приведенный конкретный план обороны Клаузевица, как и все его теоретические положения, свидетельствует, что в оборону Клаузевиц вкладывал величайшую активность. Контрудар Клаузевица являлся настоящим наступлением, лишь отложенным на определенный момент, когда можно рассчитывать на самый решительный и обеспеченный успех.

Седьмая часть, посвященная чрезвычайно важной проблеме наступления, местами представляет не систематическое изложение, а лишь короткие наброски глав. Наступление, как понятие, логически противоположное обороне, в своей принципиальной части, как полагает Клаузевиц, почти исчерпывается тем, что он сказал в главах, посвященных обороне. Сказанное об обороне уже существенно освещает некоторые вопросы наступления. На войне наступление, в особенности в стратегии, «является постоянной сменой или сочетанием наступления и обороны». Последняя «не представляет действующего начала: напротив, она неизбежное зло, тормозящее усилие, вызываемое инерцией массы; это первородный грех, смертное начало для наступления» (стр. 481). «В единичных случаях наступающий, чтобы успешнее достигнуть поставленной цели, изберет форму обороны и, например, расположится на хорошей позиции и даст себя на ней атаковать» (стр. 482).

Клаузевиц рекомендует, при наличии достаточных сил, вести наступление беспрерывно и решительно. Так, при описании войны 1812 г., он резко критикует распространенное мнение, что Наполеону, по достижении Витебска, следовало перейти к обороне и не развивать дальнейшего наступления на Москву. В капитальном труде эта тема, как и многие другие вопросы наступления, развита в восьмой части, дающей общий синтез. Клаузевиц отрицает возможность так называемых методических завоеваний, рассрочку усилий. Всякая задержка только затрудняет завоевание. Маленький прыжок сделать легче, чем большой; но нельзя пытаться в два приема перескочить глубокий ров. В наступательной войне (Клаузевиц здесь имеет в виду сокрушение, близкое к абсолютной войне) всякая промежуточная остановка противоестественна. Если она оказывается неизбежной, это — зло, которое не только не обеспечивает успеха, но делает его сомнительным. Когда мы по своей слабости допустим остановку, то, нормально, второго скачка к цели уже не последует. Если второй скачок был бы возможен, то для него эта остановка вовсе не нужна, а если намеченная цель по своей отдаленности была с самого начала наступления нам не по силам, она останется таковой и навсегда. «Если мы вообще обладаем достаточными силами, чтобы осуществить известное завоевание, то мы в состоянии и выполнить его одним духом, без промежуточных остановок» (стр. 551). Логика Клаузевица неопровержима: чтобы сокрушить Россию, Наполеону следовало безостановочно двигаться на Москву.

Подобно тому, как душой обороны должна быть осторожная предусмотрительность, так смелость и уверенность в своих силах должны быть душой наступления (стр. 499). С этой точки зрения Клаузевиц дает весьма низкую оценку маневрированию. Последнее несвойственно, по его мнению, наступлению открытой силой с крупными сражениями. Под маневрированием Клаузевиц разумеет достижение известного результата при состоянии равновесия, которое мы пытаемся нарушить, вовлекая противника на путь ошибок. Это — первые ходы на шахматной доске, борьба равноценных сил, имеющих целью создать лучшую позицию, чтобы утвердить свое превосходство над противником.

На фоне этого общего равновесия выступают отдельные мотивы для более мелких действий и более ничтожных задач. Отсутствие гнета крупного решения и великой опасности позволяет им развиваться. Выигрыш и проигрыш размениваются на мелкую монету. По дешевке приобретаются ничтожные выгоды, из-за них начинается состязание в ловкости полководцев обеих сторон.

Грубым заблуждением был взгляд на эту игру, как на верх военного искусства (стр. 472). Арена, на которой происходит такая игра, не может создать крупного полководца. Мы не вправе укорять полководца за такое фехтование, если оно обещает успех, но должны требовать, чтобы он все время помнил, что он следует обходными тропами туда, где его может настигнуть «бог войны». Полководец ни на минуту не должен спускать глаз с противника, иначе он рискует попасть под удары боевого меча, имея в руках только франтовскую шпагу.

Клаузевиц совершенно прав, давая такую презрительную оценку маневрированию, преследующему мелкие, второстепенные цели. Но он нигде, за исключением нескольких строк в восьмой части, не затрагивает вопроса о маневре, как слагаемом решительных действий. Тонкости маневрирования играли столь значительную роль в тех старых пережитках военного искусства XVIII века, с которыми Клаузевиц чувствовал себя призванным бороться, что он потерял к ним всякий вкус и не придал никакого значения искусству маневрирования Наполеона, которое преследовало цель поставить сражение в более решительные условия и деморализовать противника еще до боя появлением на его фланге или в тылу.

Изучив природу стратегического наступления, Клаузевиц останавливается «над одним из наиболее существенных вопросов стратегии», от правильного разрешения которого зависит в отдельных случаях истинность суждения о том, чего мы в состоянии достигнуть. Это вопрос «об убывающей силе наступления».

Наступающий как бы закупает ценности, которые, быть может, и принесут ему выгоды при заключении мира, но пока он расплачивается за них чистоганом, расходуя свои вооруженные силы. Отсюда — убывающая сила наступления и его кульминационная точка. В редких случаях удается добиться заключения мира прежде, чем наступление достигает этой роковой точки. А за ней следует уже перелом, реакция, и сила реакции обычно значительно превосходит силу предшествовавшего ей удара (стр. 484). Армия на войне описывает известную траекторию. С продвижением по этой траектории сила наступления постепенно убывает. Превосходство сил, с которым наступление начинается, беспрерывно тает. Таким образом в перспективе наступления — достижение такого предела, на котором силы наступления и обороны сравниваются; за этим пределом начинается уже закат наступления; властная необходимость заставляет остановиться и перейти к обороне, но к обороне много более слабого рода, на враждебной, неподготовленной территории, с длинными и угрожаемыми сообщениями с отечеством. Проклятие наступления — вынужденная необходимость влачить за собой худшие элементы обороны. Вопрос успеха наступления сводится к тому, удастся ли достигнуть цели раньше, чем наступление перевалит за свою кульминационную точку? Если к неизбежному моменту перерождения наступления в оборону враждебная армия будет уже разгромлена и политическая воля противника надломится, обстановка для наступающего сложится очень благоприятно — война выиграна и остается заключить выгодный мир; но если обороняющийся эшелонировал свое сопротивление за пределы досягаемости восходящей ветви траектории наступления, то положение наступающего станет чрезвычайно затруднительным. Французские армии попали в это затруднительное положение при войне в Испании и в России.

Надо отметить, что рассуждения Клаузевица о наступлении и обороне, а также о кульминационной точке. наступления почти не связаны с вопросом о «средствах достижения цели» ведения войны: о сражении с целью уничтожения неприятельских сил (стр. 485). Возможно, что это объясняется недоработанностью последней части капитального труда.

Глава о наступательном сражении базируется на опыте сражений эпохи Наполеона (Аустерлиц, Йена, Ватерлоо) и в некоторых отношениях для нашего времени уже устарела. «Главная особенность, отличающая наступательное сражение, это — охват или, обход, следовательно постановка сражения», — говорит Клаузевиц (стр. 486). Бой при наличии охватывающей линии фронта представляет большие преимущества; впрочем это предмет тактики. Особенно важно, что в действительности используются далеко не все выгоды, даваемые обороной; в большинстве случаев оборона представляет лишь жалкую попытку извернуться в положении весьма стесненном и опасном, когда она, в предвидении наихудшего исхода, сама идет навстречу наступлению. Клаузевиц не одобряет также поспешность в ведении наступательного сражения: «с чрезмерной поспешностью связана большая опасность, так как она ведет к расточительному расходованию сил». Наступательное сражение представляет собой «нащупывание в неведомой обстановке»; тем более важно сосредоточение сил, тем предпочтительнее обход охвату. Идея окружения и полного уничтожения неприятеля на самом поле сражения являлась трудно осуществимой в эпоху Клаузевица и чужда ему. «Главнейшие плоды победы пожинаются при преследовании», — утверждает Клаузевиц. В нашу эпоху преследование может встретить больше трудностей, что заставляет теперь добиваться решительных успехов в пределах самого района боев, и самой тщательной подготовки последующих наступательных операций.