Мичурин

Тысячи советских граждан — ученых, рабочих и колхозников — приняли участие в похоронах, превратившихся в своеобразную, мощную демонстрацию благодарности и уважения к человеку, посвятившему всю свою жизнь делу служения на роду.

Строгое прямоугольное надгробие из черного мрамора с лаконической надписью «Иван Владимирович Мичурин» было воздвигнуто над могилой, и четыре молодых яблони с серебряными бирками «Бельфлер-китайка», «Пепин-китайка», «Пепин шафранный» и «Кандиль-китайка» встали возле четырех углов надгробия, словно последняя, на долгие годы почетная стража.

Эти четыре любимые яблони Мичурина, гибридные потомки Китайки, как бы осуществляли собою все величие его творческой мысли и необычайное упорство в достижении много лет назад поставленной цели.

Превращение скромного полудичка, пренебрегаемого садоводами неприхотливого подвойного деревца в первоклассные, мировой ценности сорта символизировало в некоторой мере и собственную, личную судьбу Мичурина, сумевшего преодолеть всю косность и пренебрежение старого мира и стать выдающимся деятелем науки.

Местом для гробницы Ивана Владимировича была избрана площадь перед высоким четырехэтажным зданием Плодо-овощного института его имени.

Можно сказать: это был тоже необычайный и величественный памятник ему — это огромное здание с более чем тысячью студентов, изучающих его научное наследие.

Студенты, ассистенты, преподаватели, профессора этого института, как один, в полном составе присутствовали на похоронах учителя, а также и все работники обоих питомников во главе с Иосифом Степановичем Горшковым, Павлом Никаноровичем Яковлевым и Семеном Федоровичем Черненко.

Умирая, Мичурин четко указал каждому из них, его ближайшим и любимым ученикам, их обязанности и задачи.

И. С. Горшков должен был возглавлять Центральную генетическую лабораторию и принять на себя то звание и ту ответственность перед страной, какая была с этим связана.

П. Н. Яковлев должен был ведать и руководить всей многообразной научно-исследовательской работой. На С. Ф. Черненко Иван Владимирович возложил работу по селекции основной плодовой породы — яблони.

С честью несут доныне свои обязанности все его три ближайших ученика.

Образцовое руководство обширным мичуринским наследием, двумя обширными питомниками, осуществляемое И. С. Горшковым, было оценено и признало избранием его в депутаты Верховного Совета РСФСР.

П. Н. Яковлев и С. Ф. Черненко получили за свои заслуги перед наукой и родиной, перед великой памятью Мичурина звание лауреатов Сталинской премии.

А сколько новых ученых-мичуринцев и выдающихся мастеров плодоводства воспитали уже они сами в стенах института и в бесчисленных научно-исследовательских лабораториях и станциях!

Каждый год сотни молодых специалистов садовой науки разъезжаются по всей стране с дипломами и путевками мичуринского рассадника самой передовой научно-исследовательской мысли.

В Карелию, на Урал, в Сибирь, на Дальний Восток, на Алтай, в Белоруссию и Башкирию, в Вологодскую область и во Владимирскую, в Смоленскую и Саратовскую — всюду требует их народ, стремящийся выполнить завет Мичурина о превращении советской земли в цветущий сад.

Научно-исследовательские учреждения Мичуринска активно проводили свою работу и в годы Великой Отечественной войны. Более полумиллиона гибридных деревьев насчитывает их подопытный, экспериментальный фонд. Ведется постоянное наблюдение над 54 мичуринскими сортами и почти четырьмя сотнями сортов, созданных в различных областях Советского Союза его последователями и учениками.

Мичуринск продолжает быть местом экскурсий для садоводов всей страны. Тысячи, десятки тысяч посетителей, учащихся, опытников, ученых, исследователей и просто экскурсантов проходят ежегодно по густолиственным аллеям широко раскинувшихся мичуринских питомников.

И, разумеется, каждый из посетителей стремится в первую очередь побывать в том доме, где более тридцати пяти лет подряд жил, работал, совершал свои великие научные открытия преобразователь природы. Дом этот на Зеленом полуострове, превращенный в музей Мичурина, в неприкосновенности сохраняет весь тот облик и внутреннее убранство, какое имел при жизни Ивана Владимировича.

Вот его личная лаборатория с разными диаграммами, снимками, собственными зарисовками — под стеклом, в рамках, развешанных по стенам. Множество муляжей, препаратов, семенных проб в стеклянных банках и колбах. Садовый инструментарий, книги, ведомости — всё так, как было при его жизни.

А вот его личный рабочий кабинет. С волнением входит человек, бывавший здесь при жизни Ивана Владимировича, в эту небольшую комнатку, где хранил возле себя великий естествоиспытатель самые дорогие для себя предметы — барометр, изготовленный им самим, часы с сорокасуточным заводом, тоже его собственной работы, акварельные зарисовки плодов, превосходный набор инструментов по слесарному и токарному мастерству, любимейшие книги на русском и иностранных языках, большой, золотою резьбой отделанный ларец для семян, подарок Михаила Ивановича Калинина. А на стенах портреты Ленина и Сталина, столь близких, столь родных Мичурину преобразователей судеб и жизни человечества.

Вокруг тихого, благоговейно охраняемого домика раскинулся сад, где каждая дорожка, каждое деревцо тоже овеяны памятью о великом новаторе-ученом.

Так же серебрится своей листвой высокое дерево шелковицы, сочной зеленью сверкает грецкий орех, цветут попрежнему розы и лилии, наливаются соками плоды яблонь, груш, слив.

Ровными рядами выстроились гибриды Китайки с последним из подопытных сортов Мичурина — Золотым превосходным. Павел Никанорович Яковлев неутомимо продолжает работу по выведению северного персика. Словом, все идет почти так же, как при жизни Мичурина, по его предначертанию, по завещанному им плану.

А за рекой, за аркой, увенчанной навечно вошедшей в сознание людей надписью: «Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее — наша задача», — на холме, помнящем юные годы Мичурина, шумит город с названием, которое останется в веках, как бронза памятника, — город Мичуринск.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Прошло тринадцать лет после смерти Мичурина. Семена его научных идей буйно разрослись и дали пышное цветение.

Август 1948 года… Идет расширенная сессия Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина. На повестке сессии только один вопрос, но вопрос огромной значимости: подведение итогов теоретическим и практическим достижениям биологии, превращенной Мичуриным из науки созерцательно описательной, в лучшем случае — объясняющей закономерности природы, в науку-оружие, в средство широкого и глубокого преобразования природы. С докладом «О положении в биологической науке», одобренным ЦК ВКП(б), на сессии выступает академик Т. Д. Лысенко.

Мы знаем, что писал в свое время Энгельс о взаимоотношениях между наукой и природой.

«Природа, — говорил он, — есть пробный камень диалектики, и современное естествознание, представившее для этой пробы чрезвычайно богатый, с каждым днем увеличивающийся материал, тем самым доказало, что в природе, в конце концов, все совершается диалектически, а не метафизически…»

«Здесь, прежде всего, — продолжает Энгельс, — следует указать на Дарвина, который нанес сильнейший удар метафизическому взгляду на природу, доказав, что весь современный органический мир, растения и животные, а, следовательно, — также и человек, есть продукт процесса развития, длившегося миллионы лет…»[72].

Дарвин действительно нанес сильнейший удар по метафизическим, антидиалектическим воззрениям на мир, рисовавшим мир как нечто извечно неизменное. Но сокрушить метафизику до конца Дарвину, как известно, не удалось.

Учение Дарвина, при всей его прогрессивной глубине и потенциальной революционности, было все же, по существу своему, учением, объясняющим природу, то-есть в какой-то мере пассивным.

72

К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIV, стр. 23.