Один из леса

А на стене справа… Отблески костра совсем слабо проникали сюда, и я сощурился в полутьме. Михаил был распят на досках борта, прибит к ним толстыми строительными гвоздями. Седая голова свешивалась на грудь. Я содрогнулся, сердце бешено заколотилось к груди.

— Миха! – шагнул к нему. Черная, глухая ярость накрыла меня.

Голова напарника медленно поднялась.

— Стэн. Пришел.

— Тише! – Я потянулся к гвоздю, но подумал, что если Миха повиснет только на одном, тот может порвать ему ладонь. Или нет? Никогда еще не видел распятого человека…

— Стэн… Стас, слышишь? — захрипел Михаил, впервые за долгое время называя меня по имени, полученным при рождении. – Полигон. Ты понимаешь? Это важно.

— Сейчас я тебя освобожу.

— Нет. Сердце. Стучит, будто током бьют. Вектор. Вектор!

Я заозирался, пытаясь сообразить, что теперь делать. В кузове помимо лавки да канистр с топливом было только какое-то тряпье в углу и больше ничего.

— Полигон, — с нажимом повторил Михаил. – Полигон смерти.

— Что? – я посмотрел на него.

— Вектор, Стас.

Он явно бредил. Я зашептал:

— Потерпи, напарник, еще немного, снимем тебя с этих гвоздей, залатаем — будешь как новый. Только не шуми, у меня погремуха, но старая, почти уже не глушит.

— Они мне вкололи, — снова заговорил он, не слушая. – Доза… на кабана. Я им все рассказал. Не мог молчать. Сердце бьется – скоро лопнет. Приложи ладонь, сам услышишь.

Я так и сделал – и едва не отпрянул, ощутив истошное, сумасшедшее биение сердца в его груди.

— Мне конец, — зашептал Михаил. – Умру сейчас. Еще минута, две. Ты слушай…

Я решил, что иначе никак, схватился за толстую шляпку гвоздя, вбитого в правую руку, но напарник снова зашептал:

— Стас, подожди. Слушай. Слушай меня, сказал!

Я посмотрел ему в лицо. Оно было как у мертвеца, будто серая маска с черными провалами, где тускло поблескивали белки.

— Я сейчас умру, Стас. Ты меня… Огонь, — его голос опять стал прерываться. – Сожги, понял? Последнее желание. Не хочу с червями. В земле… Ненавижу это. Огонь. Чтобы с дымом… в небо, понял?

— Миша… — начал я, но он вдруг затрясся всем телом. И зачастил срывающимся голосом:

— Кузьма привозил. Для опытов, но не знал место. Секретность. Меня видел. Я там служил. Там… страшные вещи. Ключ, Стас. Где ключ?

— Какой ключ? — не понял я.

— Бросил для тебя. На стоянке.

— Ты про свой кулон? Я его подобрал. Миша, молчи лучше, теряешь силы

— Это ключ, – хрипел он. – Ключ. Раскрой им… Я знал раньше, до той… бойлерной. Ты помнишь? Про тебя. Твоего отца знал и… Пришел туда, чтобы… Помочь, спасти. Можешь ходить по Лесу. Такой… дар. От твоего отца. Ты видишь мерцание? Теперь Зверобой пойдет… Проект Вектор. Не дай Зверобою! Если он получит… Убей его. Обязательно убей и скрой тайну от всех.

Больше не слушая, я уперся в стену ногой, собираясь рвануть гвоздь, и тут за дверью в задней части кузова лязгнул засов.

Ремешок плотно прижимал «махновку» к спине, чтобы схватить ее и нацелить на дверь, требовались лишние секунды. Выхватив из чехла нож, я бросился через кузов. Дверь сдвинулась на роликах, и в проем снизу забрался Кузьма. Выпрямился, крякнул, потянул автомат с плеча. В длинном прыжке я воткнул нож ему в грудь и выбросил бандита из машины спиной назад.

Донесся стук, крик. Я задвинул дверь, запер, наложив железный засов, просунул в скобу крюк–фиксатор. Метнулся обратно, задвинул засов на двери, ведущей в кабину – короткий деревянный брусок. Вторая дверь совсем хлипкая, вынести ее легко.

Снаружи раздались голоса. Топот ног. Заматерились. Это Кузьма — не убил я его, жаль!

Я прыгнул обратно к Михаилу. Его голова была склонена, подбородок упирался в грудь.

— Миша! Сейчас! – потянулся к гвоздю.

Руки опустились сами собой. Я вдруг отчетливо понял: он умер. Все, Михи нет, передо мной тело без души. Положил ладонь ему на грудь. Сердце не билось.

В заднюю дверь ударили, и донесся голос Зверобоя:

— Кто внутри, сколько их?

— Один, — слабо отозвался Кузьма. – Не знаю кто, не разглядел.

— Точно один? Гига, твою налево, ты что…

— Кончился Гига, — ответили Зверобою равнодушно. Голос, видимо, принадлежал Рыбе. – Отсюда вижу. Вон и кровь по кабине стекает.

— Он один, — повторил Кузьма.

Взявшись за «махновку», я повернулся кругом. Их там четверо. Не смогу застрелить всех – одного, максимум, двоих, если рывком сдвину дверь и сходу выстрелю. Меня завалят почти сразу. За Миху не отомщу.

В дверь снова ударили — сильнее. Неразборчиво заговорил Зверобой. Скорее всего, он уже сообразил, как попасть внутрь.

— Боров! – позвал главарь. – Сюда, быстро!

Им даже взламывать ее не надо, Борову достаточно войти в кабину и открыть огонь из своего пулемета. Снесет и дверь, и все, что за ней. Я повернулся влево, вправо. Попятился, оглядываясь, под ногами скрипнуло, глянул туда – люк. Присел. Он тоже был закрыт на засов, а на том – большой висячий замок.

Под лавкой у борта стоял деревянный ящик, в каких обычно держат инструменты. Вытащив его, я откинул крышку – так и есть. Достал длинный ломик, поддел замок, нажал, рванул - и тот сломался. Приоткрыв люк, заглянул. Подо мной был темный асфальт. Можно спрыгнуть, проползти в сторону ремонтной ямы, вскочить, выстрелить и бежать. Этим путем смогу выбраться… наверное.

— Боров, шевели копытами! – теперь голос главаря доносился из другого места, со стороны борта, то есть из-за спины Михи.

Напарник просил сжечь его.

Поняв, что надо делать, я схватил канистру с бензином, раскрыл и стал поливать пол. Плеснул на тело Михи. Бросил канистру на бок, топливо толчками потекло из горлышка. И тут я сообразил, что спичек нет, остались в куртке!

Раздались тяжелые шаги. Так, Боров подвалил. Опять голоса, с двух сторон… нет, уже с трех. Я свесил в люк голову. В свете костра виднелись ноги: позади машины, с правого борта, а вон пара движется к кабине – это Боров, судя по размеру. У второго борта, за которым была ремонтная яма, пока что никого не видно.

Я склонился над ящиком с инструментами. Достал из него железный короб, где лежала всякая мелочь, гайки, болты, шурупы и гвозди, поставил его в лужу натекшего бензина. Распахнул люк и тихо спрыгнул. Днище грузовика оказалось на высоте груди.

Подняв ружье, я посмотрел на Михаила и сказал:

— Прощай друг.

А потом выстрелил в нижнюю часть короба.

Пуля с лязгом отбросила его, выбив искры из железа. Бензин загорелся, я присел и покатился к борту. Вскочив, прыгнул.

В яму я упал за миг до того, как сзади рвануло. Грохот заглушил крики. Волна жара прошла надо мной, лизнула затылок и голую спину. Поднявшись, выпрыгнул наверх, развернулся лицом к машине и вскинул ружье. Огонь слепил, черный дым рвался в звездное небо. В багровом свете двигались силуэты. Я выстрелил, передернул затвор. Грохнуло в ответ, пуля свистнула совсем рядом. Второй выстрел раздался из-за кабины – и меня словно молотком ударили в живот. Все, конец, подстрелили!

Но тут оказалось, что пуля попала не в меня, а в меховую сумку из шкуры зайца, висящую на ремне спереди.

Она пробила артефакт, и тот в ответ взорвался. Нет, не огнем и жаром – он полыхнул звуками. Не знаю, кто и как долго использовал погремуху до меня, но рванула она на весь квартал. Дикая вспышка грохота, стонов, криков, рева мутантов, хруста веток, воя ветра, пения лесных птиц, голосов, выстрелов, шума моторов… Должна быть, это была старая, повидавшая виды погремуха, погремуха-аксакал, которую давным-давно не чистили. Безумная какофония накрыла округу. Меня толкнуло назад, переломившись в пояснице, я рухнул на асфальт и зажал уши ладонями. Через несколько секунд грохот, вой и рев сменились клокочущим бульканьем. Меховую сумку на ремне просто разорвало, от нее и арта остались только клочья. Ничего не слыша, оглушенный, я нащупал валяющееся рядом ружье, встав на колени, направил его на горящий грузовик. Руки ходили ходуном, ствол дергался. Сквозь ватную тишину начали все громче доноситься звуки: шум пламени… треск… потом крик…