Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 120

На этот раз Трофейшик удостоил своим вниманием бывшего налогового инспектора, пару месяцев назад вышедшего на пенсию по выслуге лет. Его маньяк оскопил. По предварительному заключению смерть наступила от сердечного приступа.

— Супруга сказала, что он как раз совсем недавно сердце подлечивал, — доложил вошедший в комнату Сизов. — Смотри-ка! — он поднял разбросанные по всему полу коробочки с непристойными картинками снаружи и с игральными картами внутри. — «Беременные проказницы»…

— Тише ты, его жене и без этого тяжело! — оборвал его Левченко.

— С его сердцем, Эдуардович, и так забавляться, — усмехнулся капитан Сизов. — Придется в качестве вещ-дока изъять.

— Смотри, Костя, — погрозил ему пальцем Левченко. — Застану тебя за этой мерзостью — лишу премии. Что пропало, выяснили?

— Скорее всего что-то из этих «веселых картинок», но жена о них ничего не слышала и вряд ли сможет помочь, — ответил Сизов. — По крайней мере те его ценные вещи, о которых она знает, все на месте…

Артем, вцепившись руками в перила, карабкался по ступенькам своего плохо освещенного подъезда. Тело, скованное болью, плохо слушалось и время от времени приходилось налетать на стены. Со стороны могло показаться, что сильно поддатый мужик прикладывает все силы для возвращения домой после насыщенной вечеринки.

Кое-как отомкнув дверь квартиры, Горин рухнул внутрь…

Из оцепенения его вывел телефонный звонок. Это была Рита.

— Сбежал, значит? — услышал он упрек на том конце провода.

— Извини, давление поднялось, кажется, — хрипло ответил он.

— Что с тобой? — забеспокоилась Рита. — Может, нужна моя помощь?

— Да нет, спасибо, сейчас уже намного лучше. — Боль и вправду была уже где-то далеко.

— Ты один? — спросила Рита после некоторой паузы.

— Один, — ответил он. — И уже успел соскучиться.

— Так зачем же было скрываться тайком? — рассмеялась она.

— Увидимся завтра после обеда? — спросил Горин.

— Завтра днем у меня репетиция…

— В «Мальвине»?

— Ну не в Большом же театре, — усмехнулась Рита. — Зато вечером у нас там небольшой сабантуй состоится. Придешь?

— А по поводу чего гуляете?

— Мальвина отходную устраивает, с новым мужем в Австрию уезжает на ПМЖ.

— И кто теперь ее место займет — ты?

— Не знаю, — ответила Рита. — Так придешь?

— Во сколько?

— Часов в семь, наверное, чтобы до открытия клуба успеть.





— Постараюсь, — Горин прикрыл веки и надавил на глазные яблоки, в которых сосредоточились последние остатки болевых ощущений. — Ты на меня больше не сердишься?

— Немножко совсем, — улыбнулась Рита, — Ну ладно, отдыхай. Спокойной ночи.

— Спасибо и до завтра, — Артем повесил трубку и побрёл к кровати.

На вечеринку по поводу отъезда Мальвины Горин пришёл не с пустыми руками: Рите он принес три розы — белую, красную и розовую, на стол поставил бутылку коньяка, а виновнице торжества подарил маленькую, перевязанную подарочной лентой коробочку. В ней был женский бритвенный станок голубого цвета.

— Мальчик, а ты кто? — спросила Мальвина вульгарным низким голосом, заглянув в коробочку.

— Это Артем, — представила его Рита.

— Горин, — добавил он.

— Ну, тогда наливай свой коньяк, Артем Горин, — произнесла Мальвина, растягивая слова.

Как оказалось, звали ее Людмилой. Сейчас она была без своего голубого парика. За столом помимо Риты и Людмилы-Мальвины сидело еще несколько девушек с профессиональными фигурами, охранники, музыканты и еще какие-то люди, по-видимому, из обслуживающего персонала.

— Что ж, позвольте сказать тост, — произнес сидевший до этого в тени лысоватый мужчина в очках и белой рубашке с закатанными рукавами.

— Это Борис Львович, директор, — шепнула Артему на ухо Рита.

— Мы все очень рады за тебя, Людочка, — начал свой тост Борис Львович. — Рады, что ты нашла свое счастье, что уезжаешь из нашей непредсказуемости в края достатка, спокойствия и гарантированной свободы. Желаем, чтобы и впредь мужская часть населения не могла спокойно дышать в твоем присутствии, оставайся все время такой же обольстительной и темпераментной. От имени всего коллектива хочу преподнести тебе этот памятный подарок, который в далекой австрийской земле будет напоминать тебе о нас, — он достал из-под стола полиэтиленовый пакет и извлек из него увесистую матрешку.

— Ой, как мило, рюсский сувенир! — изобразила иностранный акцент Людмила-Мальвина, затем встала, перегнулась через весь стол и от души поцеловала своего бывшего директора.

После этого она уселась на место и в два счета извлекла все вложенные матрешки, у которых была одна особенность: на каждой последующей было нарисовано на одну деталь одежды меньше — своеобразное напоминание Людмиле о ее бывшем поприще. В самой последней матрешке лежали свернутые тугим цилиндриком доллары.

— Ой, ребята, огромное вам всем спасибо! — на глазах Мальвины заблестели слезы. — Я так буду по вас скучать! Давайте выпьем за то, чтобы и там я нашла себе таких же друзей, — она, не поморщившись, осушила бокал с остатками коньяка.

Все, включая Горина, последовали ее примеру.

Примерно через полтора часа Людмила была на пике весёлого настроения и все время порывалась развлечь друзей прощальным выступлением, хотя и с трудом стояла на своих длинных стройных ногах. Натянуто улыбающийся Борис Львович, постоянно поглядывая на часы, в меру своих сил удерживал ее от этой затеи.

По степени опьянения к Мальвине, пожалуй, был близок лишь Горин, потому что, как и виновница торжества, он не зависел от лояльности директора этого заведения, и половина пустых бутылок под столом было на его счету.

В конце концов, наступил момент, когда оба утеряли всяческий контроль над собой: Мальвина-Людмила разделась и взгромоздилась на стол, а Артем подсел к Борису Львовичу и по-приятельски положил ему руку на плечо. Дальнейших подробностей Горин не помнил: например, как заплетающимся языком спрашивал директора о переименовании заведения, а также о том, что Рита более всего достойна занять место Людмилы; не помнил Артем, как горячо заверял тщетно пытающегося отстраниться от него Львовича, что самолично проследит за тем, чтобы «эта вертихвостка» (имелась в виду Рита) во всех своих местах перекрасилась в голубой цвет, раз так надо для дела. Не помнил, как пытался подраться с охранниками и остаться, чтобы принять участие в отборе кандидаток на место примы…

Рита привезла горланящего во все горло песню черепахи Тортиллы Горина к себе домой, толкнула его на диван, стянула с него верхнюю одежду, покачала головой и скрылась в спальне.

Добротная дверь из дуба оберегала сон Риты от храпа, доносящегося из соседней комнаты, но через пару часов Рите пришлось вскочить, когда Артем начал кричать от боли. Она пыталась его разбудить, накладывала холодный компресс на его раскаленный лоб, пока он не утихомирился. После этого Рита вернулась в постель но уснуть уже больше не смогла…

Следующая неделя была ознаменована бумом в прессе, посвященным небывалой криминогенной обстановке в городе: органы были больше не в силах контролировать ситуацию, и журналисты все-таки прорвали милицейский кордон замалчивания.

Изоляторы временного содержания были переполнены всякого рода самозванцами, пытающимися взять всю вину за подвиги Трофейшика на себя; их, недолго думая, переправляли в психиатрические лечебницы. Активизировались не совсем нормальные типы всех мастей молодым девушкам, да и не только им, совершенно невозможно стало появляться на улицах с наступлением темноты.

Горин смотрел новости по телевизору, читал газеты и искренне сочувствовал Левченко. А Александр Эдуардович не успевал сочувствовать ни себе, ни жертвам, ни их родственникам. С утра до вечера он и его коллеги выслушивали показания всяких психов, передавали дела в прокуратуру на лиц, против которых были неопровержимые улики, и выезжали на места преступлений Сотрудники его отдела практически перестали появляться у себя дома.