Страница 54 из 88
– Вы гуляете по измерениям. Возьмите нас с собой. Вытащите.
– Не могу. Не в силах… Не время. Бойтесь черных собак и черных снов. Черный – ИХ цвет.
– Кого?
– Это цвет ХОЛОДА.
– Какого холода?
– Караван‑сити. Найдите Большого Японца.
– Японца?
– Большой Японец. Великий Чак. Змеевед. Это все он. Он поможет. Он может помочь. Я – нет, – незнакомец встал. – Берегитесь черного цвета. Они спустили на вас всю свору.
– Что?
– Они вас боятся. Но у них острые клыки.
Незнакомец поклонился и быстро пошел прочь. Лаврушин заметил, что у него из‑за пояса торчит рукоять. Под плащом было нечто длинное. Шпага? Похоже.
– Посиди, – Лаврушин вскочил и бросился следом.
Незнакомец прошел в двери. Лаврушин выскочил в коридор. Пусто. Незнакомец просто не успел бы пройти коридор. Сквозь землю провалился? Похоже, что так. Кто же он такой? Что ему надо?
Лаврушин вернулся на свое место.
– Берегитесь черных… Романтика, – скривился Степан. – Ты правда видел его в Берлине?
– Видел.
Ужин они заканчивали с угробленным аппетитом.
Когда они поднялись в холл своего этажа, то услышали:
– Кия!
Каратисты все еще дрались. Ссадин на них почти не прибавилось, но все деревянные панели в холле были перемолоты как кувалдами.
Друзья бочком пробрались в свой номер.
– Я не понял, чего за черных нам надо бояться? – Степан подошел к окну и задумчиво уставился вдаль.
С одиннадцатого этажа открывался вид на Нью‑Йорк, над которым царили как горные пики огромные небоскребы Манхэттена. Вечером город был очень красив, он переливался разноцветными огнями рекламам, окон, автомобильных фар. Внизу шумела улица, но народу на ней резко поубавилось. После девяти Нью‑Йорк – мертвый город. Он переходит во власть бандитов и наркодиллеров.
– Черный человек, ты прескверный гость, эта слава давно про тебя разносится, – процитировал Есенина Лаврушин.
– В черной черной машине сидит черный черный человек, у него черная черная собака, – мрачно улыбаясь занудил Степан.
– Страшилку пионерскую вспомнил?
– Зарисовка с натуры. Посмотри.
Лаврушин подошел к окну.
Напротив у аптеки приткнулся длинный черный лимузин – на похожем в Москве разъезжают поп‑звезды. Отсюда машина казалась маленькой, игрушечной. Рядом с ней стоял высокий человек в длинном черном плаще и шляпе‑котелке. У его ног стояла огромная собака. Она настороженно оглядывалась. Принюхивалась, будто пытаясь взять след. Крутилась на месте. Нервничала.
– Она! – завопил как ужаленный Лаврушин.
– Что она?
– Псина, которая за нами гналась!
– Уверен?
– Да, – Лаврушин перекрестился. – Спаси нас Господи, рабов твоих грешных.
Человек в черном нагнулся к собаке. Собака снова завертелась на месте. Потом подскочила к машине. Ее хозяин распахнул заднюю дверь. Машина плавно и величаво тронулась, как пароход, отходящий от пирса.
– Уехали, – с облегчением вздохнул Лаврушин.
– Чего это было?
– Те самые черные, которых надлежит бояться.
– Черные – это холод.
– Да.
– Чушь какая! – все благоразумие Степана восставало против подобных шарад.
– Если бы…
* * *
Всю ночь слышалась отдаленная и близкая пальба. Заснуть было совершенно невозможно.
– Выходи, сдавайся, кровавый маньяк! – орали полицейские в опостылевшие мегафоны…
– Это мое правосудие, – через полчаса после того, как все стихало, начинал голосить кто‑то внизу, затем следовали выстрелы…
– Спокойно, ублюдки! Я алабамский рейнджер! – кричали через несколько минут, и кого‑то били.
Всю ночь друзья опасливо выглядывали в окно. Скучать не приходилось. К утру они подвели итог. Им пришлось стать свидетелями: двух ограблений, одной погони на машинах, трех взломов сигаретных автоматов. Кроме того, в квартире напротив всю ночь жирный лысый садист в черных шароварах самым жестоким образом порол хлыстом юную невинную особу.
Лаврушин только и успевал настукивать телефон полиции. На третий раз, когда он сообщил о вооруженном налете, ему резко ответили:
– Спите и не мешайте людям работать!
Под утро по улице тяжело прошествовал рыхлый расплывшийся амбал с окровавленной бензопилой. Он с трудом тащил за собой по земле насквозь мокрый мешок, оставлявший темный влажный след.
– Мама мия, – простонал Лаврушин.
– Быстрее в Карван‑Сити! – воскликнул Степан. – Первым автобусом. Искать этого Большого Японца…
Друзья расплатились за отель и отправились на автовокзал. Междугородние автобусы в Караван‑сити отходили каждые полчаса.
Утро выдалось не по‑летнему прохладное. Поливальные машины смывали с тротуаров ночную кровь и автоматные гильзы.
Билет до Караван‑сити стоил шестьдесят долларов. По бюджету людей, тащащих с собой две сумки с деньгами, это никак не ударило.
Шикарный автобус с телевизором и кондиционерами тронулся с места. Он был полупустой. Перед друзьями сидел простоватого вида усатый седой человек, его светло‑коричневая шляпа по размерам полей мало уступала автобусному колесу.
– Билли Хопкинс обожает путешествовать, – тут же сообщил он, обернувшись и настраиваясь на долгую душевную беседу.
Друзья сами были не прочь потрепаться, чтобы разузнать как можно больше об этом мире. Они поняли, что их сосед и есть тот самый Билли Хопкинс, просто выражается он о себе в почтительном третьем лице.
– Многие поездами предпочитают, – завел он. – А Билли Хопкинс по старинке – автобусом. Трюх‑трюх, зато целее будешь.
– А поездом? – спросил Степан.
– Э, сынок. Поезда нынче грабят.
– Самолеты?
– У, сынок. Мусульманских террористов как собак нерезаных. Лезут и лезут, лезут и лезут. И русская мафия – лезет и лезет. Когда я был молод – все было чинно. Гангстеры убивали друг друга из автоматов Томпсона. Где теперь автоматы Томпсона? Где те гангстеры? Сменили их какие‑то выродки, которые и стрелять по‑настоящему не умеют.
– Верно, все верно, – поддакивал Степан. – А вы из Караван‑сити?
– Что ты, сынок! Хопкинсы всегда жили на юге! И Билли Хопкинс – шериф на пенсии – с юга. Путешествую. В Нью‑Йорке скучно. Разве так стреляют? Вот у нас стреляют. У нас то повеселее будет, – сосед вытащил из кобуры под мышкой огромный револьвер и ласково погладил его.
– А Караван‑сити?
– О‑о, – пугающе многозначительно протянул Билли Хопкинс, и на эту тему больше не распространялся.
Дорога была достаточно унылая. Вдоль нее тянулись поселки с одинаковыми стандартными чистенькими американскими домиками, бесконечные бензоколонки, придорожные закусочные. Вдали зеленели редкие леса и перелески, по полям ползали тракторы и комбайны, темнели синими витражными стеклами озера. Иногда трасса подходила к океану – ярко‑аквамариновому, с белыми барашками волн и будто прилепленными к пейзажу треугольниками парусов, со стрелами теплоходов.
На горизонте баражжировали самолеты. На второй час езды пассажиры смогли полюбоваться небольшим воздушным боем – кто с кем бился осталось непонятным, но за десять минут рухнуло два разнесенных ракетами самолета.
Еще через полчаса дорогу перекрыли броневики.
В салон поднялся подтянутый, с бульдожьей физиономией американский офицер, его плечо оттягивала пехотная винтовка М‑16.
– Дальше нельзя, – буднично сообщил он.
Пассажиры возмущенно загалдели.