Страница 25 из 29
Все же большинство присягнуло царю Фёдору. Присягу проводил Басманов. Он хорошо знал настроения в войске и понимал, что побороть их можно лишь пролив большую кровь. В том числе кровь братьев по матери — князей Голицыных. Признательный Борису, Басманов ненавидел род жены царя — Марии Годуновой, ведь отец ее, Малюта Скуратов, уничтожил его отца и деда. Теперь правили Мария и Семён Годунов. В этом его убедила роспись воевод, составленная Семёном Годуновым. Был нанесен удар по его фамильной чести и по надеждам стать первым среди бояр. Неизбежно начались доверительные беседы Басманова с кузенами. Для Голицыных Пётр Басманов был ключевой фигурой. Молодой, храбрый и красивый — он нравился войску. Участие Басманова и Ляпуновых делало заговор реальным.
Басманов договорился о плане действий с Ляпуновым, тот — с Корелой. 7 мая 1605 г. ляпуновцы подожгли лагерь в нескольких местах, подняли суматоху и захватили наплавной мост между Кромами и лагерем. Казаки Корелы перешли по мосту и вместе с ляпуновцами начали захватывать пушки и вязать преданных царю Фёдору воевод. Басманов зачитал войску грамоту Дмитрия Ивановича, обещавшему всем свои милости. Ляпуновцы призывали целовать ему крест. Многие отказывались. Разногласия выясняли плетками и кулаками, крови ещё не было. Успех заговора был частичный — на сторону самозванца перешли рязанцы и туляки, а новгородцы, псковичи и нижегородцы предпочли уйти из лагеря и направились к Москве. Не удалось перевязать и воевод — большинство из них бежали в Москву. Князь Василий Голицын, приказавший связать себя на случай провала заговора, оправился и известил о случившемся столичных бояр. Он же написал воеводам Орла и Тулы, чтобы сдали города «законному» государю.
На пятый день после событий в Кромах в Путивль приехал Иван Голицын со многими дворянами — клясться в верности. «Дмитрий» его обласкал и послал в Кромы князя Лыкова приводить к присяге полки. «Дмитрий» решил избавиться от столь большой армии. Он приказал распустить на отдых дворян, имевших земли «по эту сторону от Москвы», т.е. южнее Москвы, ведь северяне сами покинули Кромы, не признав самозванца. Оставшиеся войска «Дмитрий» направил в Орел, а потом в Тулу. По пути к «Дмитрию» присоединился Басманов, ставший его преданным приближенным. Везде самозванца приветствовали толпы народа. Из окрестностей Тулы «Дмитрий» отправил в Москву гонцов — Гаврилу Пушкина и Никиту Плещеева, с грамотой с требованием покорности москвичей. В то же время попытки войск самозванца продвинуться к Серпухову были отбиты кремлевскими стрельцами, посланными на переправы Оки Фёдором Годуновым.
Воцарение «Дмитрия». Решение отправить несколько тысяч верных стрельцов под Серпухов и остаться сидеть в Кремле было последней роковой ошибкой юного царя Фёдора. Он упустил шанс сохранить царство. Надо было не слушать стенаний матери и увещеваний «мудрых» родичей, а самому идти в поход со стрельцами и выигрывать битву. Битва и была выиграна, но если бы во главе с царем, народ бы к нему склонился. По крайней мере «по ту сторону» — к северу от Москвы. Для России XVII в. 16 лет — возраст не детский, с 15 начинали служить дворяне, в 16 многие заводили семьи. Фёдор был не трус, но его готовили царствовать, а не бороться за царство. Здесь вина Бориса-администратора, но не воина. Многие, как пишет Масса, считали, что Фёдор Борисович был бы хорошим царем. Наверное, так, его к этому готовили, но только в спокойном царстве, где выполняют приказы.
Успех «посольства» Пушкина и Плещеева обеспечили казаки Корелы. Гонцы вместе с казаками переправились через Оку, обошли посты годуновцев и подошли к Москве с северо-востока, со стороны Красного Села (ныне станция метро «Красносельская»). Гонцы собрали красносельских мужиков и «почали грамоты Ростригины честь... что он прямой царевич и иные многие воровские статьи». 1 июня 1605 г. красносельцы провели гонцов в Москву (по Скрынникову, в беспрепятственном проходе им помогли казаки Корелы). На московских улицах к гонцам «пристал народ многой». Казаки проводили гонцов на Красную площадь, Пушкин и Плещеев взошли на Лобное место. Оттуда Гаврила Пушкин обратился с речью к толпе. В это время казаки разбили двери тюрем и освободили сторонников «Дмитрия». Они присоединились к толпе.
Народ потребовал к ответу думских бояр. Главные бояре вышли на площадь, но говорили без пыла: «видно было, что при этом участвует один язык». Затем Пушкин зачитал присланную грамоту. В ней Дмитрий обвинял в измене Бориса Годунова, жену его Марию и сына Фёдора, поминал об утеснениях бояр, дворян, боярских детей и купцов, обещал им всякие льготы. Народу были обещаны «тишина», «покой» и «благоденственное житье». Не успел Пушкин дочитать до конца, как вспыхнул бунт. Сигналом послужило появление истерзанных пытками прежних посланцев «Дмитрия». Толпа вспыхнула «подобно пороху от горящей искры». Стража ли оказалась нерасторопной или помешали казаки, но толпа ворвалась в Кремль. Убитых не было, зато разграбили многое. Дома, канцелярии и палаты думных бояр были преданы разгрому. Опустошили и винные погреба; многие опились и померли. Царя Фёдора, его мать и сестру Ксению заключили под стражу.
Узнав о бунте в Москве, «Дмитрий» потребовал к себе в Тулу главных думских бояр. Однако думцы послали не столь важного князя И.М. Воротынского и несколько второстепенных бояр. За это «Дмитрий» допустил к своей руке сначала казаков с Дона и лишь затем — думцев. Бояр он принял немилостиво: «наказывавше и лаявше, яко прямой царский сын». С Думой в полном составе «Дмитрий» встретился в Серпухове. Бояре подготовились к встрече: из Кремля привезли огромные шатры, в них Борис потчевал свое воинство на лугах под Серпуховом, царских поваров и разные припасы. Были устроены пиры, где знатные москвичи сидели вперемежку с атаманами и польскими шляхтичами. Решались и важные дела. Как пишет расположенный к «Дмитрию» Конрад Буссов, он заявил, «что не приедет [в Москву] прежде, чем будут уничтожены те, кто его предал, все до единого, и раз уж большинство из них уничтожено, то пусть уберут с дороги также и молодого Фёдора Борисовича с матерью».
«Убрать с дороги» Фёдора и его мать предстояло боярской комиссии во главе с В.В. Голицыным. Князь Василий перепоручил грязную работу дворянам Михаилу Молчанову и Андрею Шерсфединову. Те явились с тремя стрельцами на подворье Годуновых. Марию и Фёдора «розведоша по храмины порознь». «Новый летописец» сообщает страшные подробности: «Царицу ж Марью те убойцы удавиша тово ж часа, царевича ж многие часы давиша, яко ж по младости в то поры дал бог ему мужество. Те же их злодеи убойцы ужасошася, яко един с четырмя боряшеся, один же от них злодей убойца взят его за тайные уды и раздави». Тела сына и матери выставили в гробах, объявив, что они отравились. Народ не верил, ибо видели следы веревок. Убитых похоронили как самоубийц за оградой Варсонофьева монастыря подле Бориса. Было найдено подложное письмо Фёдора «Дмитрию». В нем Фёдор признает власть законного царя и ради любимых подданных уступает ему дорогу, уходя с матерью из жизни. Самозванец, заслушав письмо, плакал; его похвалы Фёдору «перемешивались с сожалениями по поводу его несчастной судьбы». О благородной смерти Фёдора «Дмитрий» писал Юрию и Марине Мнишек.
О Ксении современники пишут, что она стала любовницей самозванца, а затем была пострижена в монахини. По другим сведениям, ее сразу постригли в монастыре во Владимире под именем инокини Ольги. Была Ксения «отроковица чюдного домышления, зелною красотою лепа» и прекрасно пела. Басманов вместе с Вельским очистили Москву от Годуновых и их родственников. Их имущество отобрали в казну, а самих отправили в ссылку. Начальника тайного сыска, Семёна Годунова, сослали в Переславль-Залесский и там уморили голодом. Умертвили в темнице и Степана Годунова. Остальные Годуновы ссылку пережили. По указанию Дмитрия князь Василий Голицын с комиссией устранили патриарха Иова. Его схватили во время службы в Успенском соборе, содрали облачение патриарха, сняли панагию[53] и простым монахом отправили в Успенский монастырь в Старице. Дорога самозванца в Москву была расчищена.
53
Небольшая икона с изображением Богоматери, является знаком архиерейского достоинства, носится на груди.