Смертельный треугольник

И он с удовольствием принялся изучать возможные испанские маршруты.

Чем хороша Испания вообще и Сан-Себастьян в частности? Он уже знал, что праздники (а кинофестиваль там всегда большой праздник) отмечают долго и со свойственным только испанцам размахом. А в ответ на вопрос: «Почему вы никогда не торопитесь?» — можно услышать знаменитое на весь мир manana por la manana — мол, все в порядке, сейчас надо как следует отдохнуть, а дела сделаем завтра утром.

Гордеев посмотрел на часы, позвонил в «Глорию» и попросил Дениса соорудить ему удостоверение члена российского Союза кинематографистов и сотрудника журнала «Искусство кино». Денис обещал помочь. Гордеев уже спрашивал, может ли привлечь Денисовых сотрудников в случае необходимости и, как обычно, задним числом, получил утвердительный ответ — Филипп Агеев и Николай Щербак уже собирали для него информацию. Филя занимался первым мужем Милы — певцом Валерием Монаховым, а Коля — ее экономкой Терезой Соколовской.

6

Адвокат просмотрел еще кое-какую иностранную прессу и сосредоточился на отечественной. Он обратил внимание, что история о гибели Монаховой не сходила со страниц газет и журналов порядка четырех недель. А потом вдруг, словно по команде, журналисты прекратили писать об истории актрисы Монаховой. В один день будто отрезало. Почему такое совпадение? Это могло ничего не значить, могло быть действительно совпадением, но кто знает, кто знает…

Гордеев подумал о том, что еще несколько часов назад ему казалось, что жизнь проходит вполне бездарно, что его ничто не радует и ничто не заводит, а вот сейчас он уже более-менее похож на человека, и вообще… Что вообще, он додумать не успел. Потому что помешал телефон.

Он снял трубку:

— Юрий Петрович? — сказал приветливый голос.

— Да. С кем я говорю?

— Это неважно. Важно, что вы еще разговариваете. Не находите, что это замечательная особенность человеческого организма, которая отличает нас от многих других видов живых существ, и потому не стоит ею рисковать? Подумайте хорошенько над этим.

— От других живых существ нас отличает способность мыслить, — машинально сказал Гордеев.

— Тоже верно, — со смехом ответил незнакомец.

Дальше последовали короткие гудки. Гордеев вытер разом вспотевший лоб и положил трубку.

Manana por la manana?

Как бы не так.

Конечно, ему приходилось выслушивать подобные вещи, но сейчас это было крайне странно. Делом Милы Монаховой он еще толком и заняться не успел, а уже пошли угрозы. Вывод однозначен — за действиями ее сестры пристально следят. Кому это не нравится — гадать сейчас бесполезно. И главное, как грамотно говорил человек — ничего лишнего, короткие внятные фразы, очень интеллигентный голос. Грозят не жизни в целом, а конкретно утратой речевых функций. Может, для яркости примера. А может, и вполне конкретно. Для адвоката это нешуточная вещь, кстати сказать. Даже за душу берет.

Ладно. Надо работать.

Гордеев твердо знал, что, если в минуту полного хаоса человек сможет думать о порядке и дробить факты на звенья, которые надлежит собрать в ящичек, где складывают детские фигурки из разноцветных камушков, тогда только этот человек победит. Если он начнет поддаваться эмоциям, иллюзиям и прочим химерам, его сомнет и раздавит. Итак, только работа излечит нас от всех напастей. Вот что на самом деле значит — без страха и сомнений.

Почему же все вдруг прекратили писать об истории Монаховой? Все, конечно, когда-то проходит, но что-то уж больно одновременно…

Он немного подумал и позвонил Маевской.

— Яна, — осторожно сказал Гордеев, услышав ее бодрый голос, — это говорит ваш адвокат. Вы сейчас где?

— А зачем вы представляетесь? Ваш номер у меня сразу высвечивается. Я на репетиции. У нас сейчас такая интересная штуковина ставится — одного англичанина. Там у одного парня отца убили, и он никак не может решить, должны те, кто это сделал, отвечать или нет…

— «Гамлет»?

— Вы уже знаете? Неужели слухи пошли? У нас же все в полной секретности готовится. Эта такая бомба должна быть…

— Просто до вас этот сюжет пару раз использовали.

— Правда? — расстроилась она. Но тут же воспряла духом: — Ну ничего, Сергеев обязательно так все повернет, никто ничего не узнает.

— Не сомневаюсь. Я хотел вас спросить; что вы делаете сегодня вечером?

— А что?

— Вы где ночуете?

— Хм… Хотите меня куда-нибудь пригласить?

— Я не об этом. Хотя с удовольствием, — тут же поправился Гордеев. — Просто мне важно знать ваши планы.

Она немного помолчала. Потом созналась.

— Я ночую в общежитии ГИТИСа вместе с ребятами, которые заняты в съемках. У нас полностью молодежный состав.

— Молодцы, — похвалил Гордеев. — Не сомневаюсь, у вас все получится… Яна, я хотел бы вас попросить и продолжать там ночевать, если можно.

— Что-то случилось?

— Я вам потом объясню. Но, поверьте на слово, так для всех будет спокойней. Сможете?

— Да запросто. Все равно я со своим бойфрендом пока что разругалась.

— Вот и отлично. То есть я другое хотел сказать. В общем, вы поняли. Так что же, будем сегодня ужинать вместе?

— А то! Куда пойдем?

— Хотите в «Пушкинъ»?

— А не слишком пафосно?

— В самый раз, — заверил Гордеев. — Вы же звезда сериала, забыли?

Он положил трубку и задумался, глядя на записи на экране компьютера. Итак, накануне своей гибели Мила Монахова пила бренди. Кстати, что именно? Ведь часто, заблуждаясь, считают это конкретным напитком. А между тем понятие «бренди» на самом деле означает не более чем технологию производства. Изучая краткую историю появления арманьяка, Гордеев узнал заодно, что бренди возникло на рубеже пятнадцатого и шестнадцатого веков, когда голландские купцы и моряки, занимавшиеся закупками соли в бассейне реки Шаранта, попутно забирали производившееся там вино — очень вкусное, но очень нестабильное. Чтобы, во-первых, сохранить вино, часто портившееся во время перевозок, а во-вторых, сократить число бочек, они начали подвергать это вино перегонке (дистилляции), а получившийся продукт получил название «brandewijn» — пережженное или перегнанное вино. Слово «brandewijn» постепенно трансформировалось в «бренди», и хотя голландцы были далеко не первыми, кто подвергал вино перегонке, именно им принадлежит честь дать название семейству самых разных спиртных напитков.

Тут в офис доставили посылку. По размерам Гордеев сразу же понял, что это картина. Он расписался в получении, дал курьеру на чай и запер дверь своего кабинета. Снял галстук и не торопясь, отодвигая приятные мгновения, разорвал упаковку. Картина оказалась размером примерно метр на восемьдесят сантиметров. Рама на ней была, видимо, более современная, чем сама картина. Что именно было нарисовано, разобрать действительно оказалось мудрено. Гордеев, например, никаких лошадей не увидел, а что касаемо натюрморта, то кое-что имелось. Например, когда он отходил от картины на пару метров, ему казалось, что он видит женщину, запрокинувшую голову и пьющую что-то из бокала. Но если он переворачивал картину, то все изменялось самым невообразимым образом: женщина больше не пила вино, он занималась любовью с неким загадочным существом. Ну и ну! А в нижнем правом углу картины стояла надпись «Chag». Даты, впрочем, не было.

Хотя Гордеев помнил, что великий художник прожил чуть ли не сто лет и умер в восьмидесятые годы прошлого века, картина могла быть самое позднее — двадцатых годов, ведь потом Шагал уже жил на Западе, и едва ли советский инженер-мостостроитель, каким бы он фанатичным коллекционером ни был, смог бы привезти Шагала из-за границы.

Гордеев даже понюхал картину, зажмурив глаза от удовольствия. Разумеется, она ничем не пахла. А не заделаться ли коллекционером, подумал Юрий Петрович и тут же Мысленно добавил: а на какие шиши? Он машинально осмотрел стены, но тут же себя и одернул: Шагала он конечно же отвезет домой… Что ж, до вечера время еще было, и Гордеев вернулся к текущим проблемам.