Окончательный расчет

В спальне Шмелевых, так же как и в холле, преобладали нежно-голубые и белые тона. Голубых было больше, поскольку хозяйка испытывала к этому цвету непонятную слабость, грешат которой обычно блондинки, но никак не черноволосые смуглянки.

Проскользнув к широченной супружеской кровати, Женя приподняла вместе с голубым атласным одеялом матрас с той стороны, где она спала, и извлекла оттуда мобильный телефон, купленный накануне для осуществления конкретного замысла. Разумеется, мобильный у нее и так имелся — как и положено, весьма дорогой, последней самсунговской модели. Конечно, она могла бы обойтись в данной ситуации просто-напросто новой сим-картой. Однако не обошлась, решив, что еще один телефон может сгодиться не раз и не два…

С самым решительным видом Женя поспешно набрала номер, который помнила наизусть. Как она и предполагала, на сей раз связь он включил… Не то что в предыдущую неделю, когда она названивала ему со своего прежнего мобильника.

— Ну здравствуй, мой драгоценный Ромео!.. — Женщина почти прошипела в трубку эту фразу и несколько мгновений удовлетворенно вслушивалась в возникшую паузу. — Не ожидал?..

— Это ты, Жека? — Голос мужчины звучал на удивление спокойно. — Рад тебя слышать, хоть и по чужому телефону… Поменяла сим-карту?..

— Ах рад?! В таком случае, может быть, поделишься тайной — почему не брал трубку целую неделю, едва завидев на определителе мой номер?!

— Так и знал, что обидишься и придумаешь невесть что, — вздохнул ее собеседник. — Ты, Жека, не поверишь, но все эти дни твои звонки раздавались неизменно в момент, когда рядом был Васька. Мне кажется, он что-то заподозрил.

— Во-первых, конечно, не поверю! — зло произнесла Евгения. — Во-вторых, еще раз не поверю — насчет Василия! Не честнее ли сказать, что у тебя появилась новая пассия, а со мной ты решил расплеваться?!

— Уймись, дурочка. — Он коротко хохотнул. — Никого, кроме тебя, у меня нет, и ты это отлично знаешь… Можешь и дальше не верить, но за минуту до того, как раздался твой звонок, я собирался тебе звонить… Разумеется, по прежнему номеру… Он уехал?

— Минут двадцать назад… Нет, ты что, действительно его вдруг испугался? — Голос Евгении немного смягчился. — Вот уж не думала, что ты можешь струсить…

— Трусость тут ни при чем, киска. Ты забываешь, что мы с твоим Шмелем партнеры в деле, которому любой конфликт между нами может навредить… Тем более если он узнает о нас с тобой…

— Ну так выкинь это из головы! — Она наконец улыбнулась. — Ничего он не заподозрит, особенно после той сцены ревности, которую я ему закатила вчера в связи с поездкой в Москву!

Мужчина в ответ расхохотался, и она присоединилась к нему, а когда их общее веселье сошло на нет, Евгения капризным тоном наивной девочки, которым частенько пользовалась с мужчинами, безапелляционно сообщила своему любовнику, что ждет его в «их гнездышке» ровно через два часа: столько времени ей обычно требовалось, чтобы привести себя в порядок перед свиданием.

Что касается ее собеседника, Романа Аркадьевича Мозолевского, убедившись, что его любовница отключила связь, он в сердцах швырнул свой мобильный на разобранную постель, стоя рядом с которой и вел этот крайне неприятный для него разговор, постоянно поглядывая на неплотно прикрытую дверь комнаты, в которой находился.

Разговор Роману Мозолевскому был неприятен сразу по двум причинам. Во-первых, соблазнившая его своим определенного свойства темпераментом супруга партнера по бизнесу была далеко не первой свежести и довольно быстро Роману надоела. Однако к тому моменту он уже понял, что расстаться с этой дамой легко, просто и безболезненно, да еще, как он надеялся поначалу, сохранив дружеские отношения, будет непросто.

Во-вторых, звонок застал его в квартире новой любовницы, куда более юной и привлекательной, чем Шмелева. Какое счастье, что Розочка как раз была в ванной, а пребывала она там, как правило, не менее получаса! Тем не менее, разговаривая с Евгенией, Мозолевский ни на секунду не упускал из вида дверь, через которую очаровательная брюнетка могла войти в любой момент… Мозолевскому вообще нравились темноволосые и темноглазые смуглянки, возможно, потому, что сам он обладал белокурой арийской внешностью, на которую по прихоти матушки-природы чаще всего именно брюнетки и западали.

В отличие от своего партнера — совладельца «Щита» Василия, русоволосого крепыша с простоватой плебейской физиономией, — Роман Аркадьевич вполне тянул на звание красавца мужчины, и знал это прекрасно! Хотя куда больше ценил в себе мужественную, в чем был уверен, натуру, твердые убеждения и интеллект, в наличии которого также не сомневался. «Чеченца» Василия Мозолевский искренне презирал. Прежде всего как раз за отсутствие упомянутого интеллекта, благодаря чему Роману Аркадьевичу и удалось стать совладельцем «Щита», функционировавшего до появления Мозолевского в Северотуринске почти два года под единоличным началом Василия. Более того, с появлением в ЧОПе Романа в незаметно пролетевшие после этого полтора года доходы «Щита» действительно стали доходами, и еще какими!

По счастью, Шмелев или просто Шмель, как называли его в ближайшем окружении, совсем уж тупым не был. Во всяком случае, отчет в том, кому он обязан своим сегодняшним процветанием, отдавал себе прекрасно. Тем не менее, узнай он, что Мозолевский посмел посягнуть на его супругу, последствия могли быть самыми непредсказуемыми… Ах, до чего ж клял себя Роман Аркадьевич за минутную слабость полугодовой давности, в итоге которой его простая и, как ему казалось, более чем успешная жизнь в Северотуринске обременилась ревнивой и немолодой любовницей, вполне способной испортить ему жизнь.

Винить в сегодняшней малоприятной ситуации, кроме себя самого, Мозолевскому, к сожалению, было некого: все, кроме Василия, знали, что его обожаемая Женечка меняет за спиной супруга мужиков как перчатки, и вообще отпетая шлюха… Кто ж знал, что она влюбится в Романа как мартовская кошка?.. А знать это должен был он сам, видя реакцию на него слабого пола… Но теперь огорчаться было поздно. И поскольку никаких способов избавиться от надоевшей любовницы в голову Мозолевскому пока что не приходило, единственное, что оставалось, — терпеть, изображая перед этой ведьмой горячую страсть… Увы!

По прежнему опыту Роман Аркадьевич знал, что, когда у баб вот так вот из-за мужика сносит башню, они способны на любую гадость — вплоть до признания собственному супругу в измене. А уж это-то точно было последним, чего бы хотелось Мозолевскому. Город Северотуринск Валерию Померанцеву неожиданно понравился с первого взгляда. Даже дома, стоявшие на окраине, где он проезжал на такси с вокзала, показались ему забавно необычными. Развалюхи, в основном весьма ветхого вида, обшитые посеревшими от времени досками, почти все они были двухэтажные и стояли на то ли каменном, то ли вообще на цементном фундаменте, тщательно выкрашенном то в рыжеватую, то в зеленую краску. Валерий Александрович в архитектуре силен не был и, конечно, понятия не имел о том, что именно так в конце позапрошлого, XIX века предпочитали строить свои пятистенки русские купцы. И очень удивился бы, узнав, что многим из домов, обративших на себя его внимание, уже более ста лет.

Гостиница «Север», на крыльце которой был расстрелян депутат и в которую по распоряжению Турецкого поселили москвичей, тоже не разочаровала Померанцева, ожидавшего очутиться в каком-нибудь очередном «Доме колхозника», как бывало не раз во время подобных командировок. Возведенная в середине пятидесятых, когда любовь к высоким потолкам, просторным помещениям и архитектурным излишествам еще властвовала в умах властей предержащих, находилась она на пологом холме — почти в центре. Фасад гостиницы смотрел на не слишком близкую набережную Волги, которая здесь, в верховьях, замерзала далеко не каждую даже холодную зиму — из-за быстрого течения.

Прямо перед «Севером» тянулась широкая и оживленная даже в этот ранний час улица, на которой теснилось множество кафе и магазинов как по сторонам гостиницы, так и напротив, в таких же солидных, как и она, зданиях, напоминавших громадных размеров прабабушкины комоды. Позднее Валерий узнал, что буквально через двести — триста метров улица, которая, кстати, называлась Торжковой, упиралась в центральную площадь Победы.