Страница 17 из 19
Звонок дал по голове тяжелым молотком. Вздохнув и поправив волосы, я поплелась к входной двери. Тем временем Мишка, не выдержав, вновь нажал на несчастную кнопку. Так я и застала его, стоящим прямо на пороге с поднятой рукой. Трель прекратилась, я немного расслабилась и пропустила внутрь свеженьких Мишку, Ленку, Димку, Катьку и Васю.
- Ритусь, плохо выглядишь! - засмеялся Мишка. Лучше бы он этого не делал! Даже смех сейчас для меня был недоступной громкости звуком. - Не дрейфь, мы тебя мигом вылечим. И лекарство принесли!
Я посмотрела на бутылки, убедилась, что их всего две, обе - с вином, и облегченно вздохнула: новой пьянки под видом опохмела вроде не предвидится. Слава Богу!
Закуску тоже принесли: Димка немного смущенно прижимал к груди коробку с тортиком, а Васька тащил подозрительного вида пакет с продуктами. Девчонки, пока парни одной рукой держали припасы, а другой умудрялись помогать дамам снимать тяжелые, до пят пальто, живо прошмыгнули на кухню. Чего они там делали, думать не хотелось, но припасы были отобраны, и я помогла ребятам пристроить тяжелую одежду. Такого великолепия мои вешалки не видели с момента их создания.
- О! - прокомментировал Мишка нахождение в комнате компьютера. - Знакомая машинка, Ритусь! И как тебе Димкин динозаврик?
- Милый, и не кусается, - ответила я. - Миш, что это за сход с утра пораньше?
- Ритусь, ты на часы смотришь? - обиженно надул губки Мишенька, пока Димка и Вася искали место, где бы устроиться поудобнее. Ничего лучше моей кровати они не нашли. - Уже полдень скоро!
- Кончай хозяйку доставать, - заметил Вася. - Совсем девку смутил. Иди, Ритунь, мы без тебя развлечемся. Телик посмотрим...
- Только не футбол! - взмолилась я. - Телевизор весь в меня и парней в трусах считает стриптизом. Поэтому показывать такое безобразие отказывается!
- Где пульт? - спросил Димка, шаря кругом глазами.
- Какой пульт, телевизор - мой ровесник! - засмеялся Вася. - Заелся ты, парень, жизни не знаешь... Ритунь, не красней, мы тут новости посмотрим, а ты иди на кухню, полечись...
Я полечилась. Так удачно полечилась, что уже через несколько минут была в состоянии весело болтать с девчонками, разрезая помидоры для салата. Зазвонил телефон.
- Вася! - встревожено закричала Катя, поднимая перепачканные в муке руки. - Солнышко, посмотри, не мой?
- Риткин! - ответил Вася, и даже принес мне телефон. Какой добрый! - Сашка какой-то. Ритунь, зови Сашка, а то грех дома сидеть, пока друзья культурненько отдыхают!
Мне стало не до смеха. Схватив трубку, я неожиданно дрожащим голосом произнесла:
- Да, Александр!
- Хорошо отдыхаете, Рита. Я за вас рад.
- Как командировка?
- Знаете, Рита, неплохо, - Александр говорил приглушенно, а где-то на заднем фоне проехала машина. - Только вот придется задержаться, а бросать вас не хочется. Вы написали что-нибудь новое?
- Да, - посомневавшись, ответила я.
- Скиньте мне на электронный ящик, будьте хорошей девочкой, давайте я вам продиктую...
- Сейчас!
Я прикрыла трубку рукой и крикнула:
- Димка, одолжи ручку! И не надо делать такое лицо, знаю, что она у тебя в кармане! Обещаю, много не испишу, на автографы хватит!
Димка одолжил, и я начала писать на полях старой газеты с программкой, которую Катька предусмотрительно послала на кухонный стол. И откуда она ее вытянула? Наверняка с одного из моих "укромных" мест. Вздохнув, я дала Александру добро на начало диктовки. Психолог, повторив два раза по буквам электронный адрес, тихо попрощался и повесил трубку. Я так и осталась стоять посреди коридора, пока подошедший Димка не забрал у меня свою драгоценную ручку. Еще бы - Паркер!
- Ритунь, Сашка оказался гонцом с плохой вестью? - спросил Вася, забирая у меня телефон. - Там мы ему с Катькой быстро голову отвертим, только скажи. А умудряются всякие воскресный день испортить...
- Нет... предчувствие какое-то... - прошептала я, возвращаясь на кухню.
- И это лечится! - засмеялся вездесущий Мишка. - Девки! Хорош салаты разводить! Людям выпить хочется!
- Потерпи, Мишенька, счас все будет! - засмеялась в ответ Лена.
- Христос тоже терпел - и чем все закончилось? Ритунь, улыбочку!
Я улыбнулась, и Мишка запечатлел меня на пленке. Для потомков. Запечатлел с тем ошеломленно-испуганным выражением лица... я все еще не могла преодолеть этот противный привкус...
Вечером, когда все наконец-то разошлись, а из головы выветрился хмель, я вновь села за компьютер.
"Этой ночью я опять не видела Дала. Уже во второй раз. Но желание съедало меня, как червь подтачивает яблоко изнутри. Оказывается, я вполне созрела нравственно до так называемой платонической любви, когда достаточно его увидеть, услышать, и только этим жить.
Желание прикоснуться к его коже, ощутить его дыхание не проходило, цвет его глаз казался мне прекрасней всего на свете, и где-то в глубине сознания билась осознание - ты сошла с ума, так не должно быть, девушки не влюбляются в сны, они влюбляются во вполне живых мужчин, потому что женщина не может любить, если ее не любят.
Чушь! Дал был мне необходим как воздух, и каждый вечер я ложилась спать со смутной надеждой вновь увидеть его. И вновь не видела...
Опять была весна. Шел дождь. Но это и не диво - в такое время года. Уныло покачивались пока еще голые ветви деревьев, а белый мрамор, которым была уложена площадь, отражал в себе серое небо. Все казалось мрачным и безжизненным. Серым: город, фонтан, площадь.
Я стояла на ступеньках перед огромным белоснежным зданием рядом с увитой растением колонной. По ступенькам то и дело сновали полуголые юноши, подставляя свои стройные тела холодным струям. Здесь тоже кого-то ждали. Посмотрев на рабов, которых здесь величали захрами, я невольно поежилась. Мне, вернее моему далекому телу, внезапно стало холодно. Подул ветер, погнав холодные капли в мою сторону, на улице раздались чьи-то шаги, и я увидела паланкин, который несли на себе восемь рабов в серых туниках и шитых золотом плащах.
То, что это были именно рабы, хоть и хорошо одетые рабы, было видно по золотым ошейникам на их шеях. Такие же, только попроще, и из крепкой кожи, были и на людях в деревне.
Рабы осторожно опустили паланкин на стоявшее посреди двора возвышение со ступеньками, аккуратно откинули тяжелый полог, пропуская внутрь холодный воздух.
В паланкине сидела девушка лет семнадцати. Она в задумчивости откинулась на богато расшитые подушки, перебирая пальцами нанизанные на серебряную паутину мелкие камушки ожерелья. Ее мягкие, тонкие волосы цвета спелой пшеницы кто-то аккуратно подобрал под серебряную сетку, выпустив на шею несколько тугих завитков; бледная, молочная кожа без единого пятнышка, казалась прозрачной и немного сероватой; тонкие брови слегка изогнулись, как бы в немом удивлении; пухлые губы, лишенные привычной мне помады, по велению природы выделялись на лице вишневым пятном; голубые, в поллица глаза, были прозрачны и удивляли мягкими золотистыми искорками.
На худенькие плечи красавица накинула темно-красный мягкий плащ, скрепленный у шеи золотой застежкой с рубином. Из-под мягких красных складок кое-где выглядывало тяжелое розовое платье, расшитое мелкими драгоценными камнями, тонкие руки украшали дорогие перстни, а на запястьях мягко поблескивали удивительной работы браслеты.
Саму девушку я назвала бы скорее худой, даже болезненно худой, но высокая грудь была достаточно полной, чтобы вызывать у мужчин томительное желание, и от нее исходила волна обаяния, которая и делает таких хрупких красавиц роковыми сердцеедками.
Ее глаза то и дело меняли свой оттенок, подчиняясь неугасаемому внутреннему огню, золотые искорки в них то ярко вспыхивали, то тонули в голубой глубине, а губы то и дело едва видно дрожали под влиянием неведомых мне эмоций.
Когда она вышла, я открыла рот от изумления. Движения незнакомки пленили легкостью и плавными изгибами, а ведь шикарное одеяние весило немало...