Страница 6 из 74
Крис колебался между отвращением и жалостью.
— Можете продолжать ваши рассуждения насчет меня, — сказал он, — а я пойду пока поздороваться с отцом.
— Не тревожь его, сделай милость, — проговорила миссис Хейлин жалобным голосом человека, сжившегося с горем. — Он отдыхает.
— Он заболел от потрясения, — сказала Жюльетта.
— Тогда мне тем более следует повидать его, — ответил Крис, направляясь к двери.
Крис тихонько постучал в дверь спальни и, не получив ответа, бесшумно открыл дверь. Его взгляд встретил успокоительное, хотя и несколько странное зрелище. Вглядевшись сквозь тонкую завесу едкого табачного дыма, Крис увидел дородную фигуру своего отца, обложенную подушками, в смятой, неубранной постели, заваленной романами. Мистер Хейлин был в эту минуту поглощен кроссвордом и вздрогнул, можно сказать, почти виновато, когда Крис с тревогой в голосе окликнул его:
— Ну, отец, как поживаешь?
Мистер Хейлин уронил карандаш и газету из безжизненно опустившихся рук, промямлил что-то невнятное и откинулся, по-видимому, в полном изнеможении, на подушки. Он закрыл глаза и тяжело задышал.
Присев на постель, Крис взял его руку и с беспокойством увидел, что полное, мясистое лицо отца покраснело и опухло от жара. Однако предметы, лежавшие на ночном столике, указывали на то, что мистер Хейлин лечил свою болезнь виски с содовой и папиросами.
— Как поживаешь? — мягко повторил Крис. — Мне сказали, что ты заболел. Что с тобой? И как ты — поправляешься?
Мистер Хейлин осторожно открыл глаза, эти простодушные голубые глаза, взгляд которых порой казался честным и вводил в заблуждение даже их обладателя, в особенности их обладателя.
— Паралич, — прошептал он. — Вся левая сторона.
— Паралич! — в ужасе воскликнул Крис. — Господи! Когда? Каким образом? Почему же мне не дали знать?
— Вся левая сторона. — Мистер Хейлин осторожно положил правую руку на левое предплечье, точно боясь, что оно вот-вот взорвется. — Началось после удара. Иногда проходит, а потом опять еще хуже. Не могу пошевелиться, чувствую, что теряю почву под ногами. Мне нужен полный покой, — не впускайте ко мне этих господ со счетами.
Крис был сбит с толку.
— Что говорит доктор? — с беспокойством спросил он.
— Доктора не было, — сказал мистер Хейлин. — Разорившийся человек не может звать докторов. К тому же все они шарлатаны.
— Но послушай, отец, — настаивал Крис, — ведь не можешь же ты лежать так до бесконечности без всякого ухода. Почему не вызвать доктора Вудворда?
— Ни в коем случае! — Для больного человека мистер Хейлин говорил с чрезвычайной энергией. — Не допущу, чтобы он или еще кто-нибудь пичкал меня отравой и колол этими проклятыми иголками или лишал меня моих маленьких удовольствий. — Он снова как-то вдруг сразу ослаб, обессилел и пробормотал: — Оставь меня. Все, что мне нужно, это тишина и покой после этого ада…
— Крис, милый! — В голосе миссис Хейлин звучала бархатистая нежность, — я ведь просила тебя не тревожить папу разговорами о делах, пока он болен.
— Вся левая сторона, — бормотал больной. — Я прошу только тишины и покоя.
Миссис Хейлин подняла Криса с кровати, хмурясь и качая головой. Она проворно оправила простыни и погладила лоб больного.
— Может быть, тебе прислать чего-нибудь, милый? Немножко молока с зельтерской водой или оршаду?
Мистер Хейлин покачал головой, слабо, но с отвращением. Очевидно, паралич отбил у него вкус к этим невинным напиткам.
— Если бы только я был в силах, — простонал он. — Если бы я только мог добраться до этих зазнавшихся мерзавцев…
— Ну, ну, не думай об этом, — сказала миссис Хейлин успокоительно, но с легким оттенком раздражения. — Ты — лежи — спокойно — и отдыхай. Мы сейчас пришлем тебе закусить. Идем, Крис.
— Ничего не понимаю! — воскликнул Крис, останавливая мать на верхней площадке лестницы. — В чем дело? Что с ним такое? Что это, действительно паралич? Но тогда почему он не хочет, чтоб позвали доктора? Ты-то как думаешь, — он серьезно болен?
— Это удар, — пояснила миссис Хейлин терпеливым тоном взрослого человека, втолковывающего маленькому, глупому ребенку нечто само собой очевидное. — Он со временем поправится, если ему дадут покой и отдых. Но к нему не нужно приставать ни с какими вопросами и ни в коем случае не волновать его, в особенности денежными делами.
Крис схватился за голову.
— Кто-то из нас сошел с ума, — сказал он. — По-твоему, я? Нет, это ведь не Дом отчаяния, а скорее Обитель блаженных или Приют для умалишенных. Человек лежит в параличе — и нет доктора. Запутаны денежные дела — и нет юриста. Я единственный человек, который мог бы временно взять на себя ведение дел, — а мне даже не дают узнать, каково положение, не говоря уже о том, чтобы вместе со мной обсудить его. И, в довершение всей комедии, когда моя карьера погибла, меня вызывают сюда затем, чтобы я, в сущности, ничего не делал, потому что нет денег, и я застаю здесь гостью, с которой вы развлекаетесь среди какой-то вакханалии шелков и вуалей. Кто из нас сошел с ума, мама, вы или я?
Миссис Хейлин засмеялась и поцеловала его с нежным материнским пренебрежением.
— Милый мальчик! Ты иногда бываешь таким смешным, сам того не подозревая. Иногда я начинаю громко смеяться, когда вспоминаю некоторые из твоих удивительных изречений: они такие прелестные и наивные. А теперь беги-ка вниз и поговори с Жюли и Гвен, пока я тут займусь с папой. И не волнуйся, все наладится, вот увидишь.
Крису быстро дали понять, что ни Жюли, ни Гвен в данный момент в нем не нуждаются. Они приняли величаво-безразличный вид, притворились, будто до крайности поглощены своим занятием, подчеркнуто не вовлекали его в разговор, пускали в него стрелы серебристого смеха и вообще вели себя так, как обычно ведут себя самки, когда желают показать самцу, что он лишний и что самое лучшее, если он уберется прочь. Он охотно сделал бы это, но, так как единственным выходом было бы отправиться на кухню к кухарке, ему пришлось остаться. Закурив папиросу, он принялся беспокойно ходить взад и вперед, то посматривая с недоумением на горы цветной и белой материи, которые громоздились на столе или вздымались на спинках стульев, то прислушиваясь к их разговору.
— На вашем месте, дорогая, — кокетливо сказала Гвен, — я бы сшила по крайней мере полдюжины сплошь ажурных. Они удивительно изящны и эффектны.
— Да, конечно, — ответила Жюли. — Но знаете, мама думает, что они не совсем приличны!
— Как глупо!
Обе рассмеялись и переглянулись с лукавой скромностью, которая показалась Крису особенно раздражающей.
— Может быть, они и в самом деле казались чуточку фривольными в ее время, — рассудила Гвен. — Но я бы сказала, что теперь мужчине может скорее не понравиться что-нибудь старомодное, как по-вашему?
— Ну еще бы.
Жюли вздохнула, и на ее красивом лице мелькнуло озабоченное выражение, как будто она рассчитывала что-то.
— Если это случится так скоро, как мы надеемся, — сказала она, — я боюсь, что мы не успеем кончить все к сроку.
— Нужно будет пригласить эту белошвейку…
— Но мы не можем…
— Отлично можем. Позвольте мне заплатить ей. Пусть это будет мой подарок.
— Ах, Гвен, вы душечка! Чем мне отблагодарить вас! — Больше Крис не мог сдерживаться, его прорвало:
— О чем вы все время говорите? И к чему все это шитье? Мы что, собираемся открывать модную мастерскую?
— Я думаю, можно ему сказать? — спросила Гвен.
— Почему же нет? — сказала Жюли. — Какое это имеет значение?
— Это к свадьбе Жюли, — сообщила ему Гвен.
— К свадьбе! — Удивление Криса было очень забавно. — А с кем же свадьба? Неужели ты в конце концов решилась выйти за Ронни Комптона, Жюли?
— Конечно нет, — презрительно сказала Жюли. — Неужели ты воображаешь, что я могу выйти за зубного врача, Крис?
— Так за кого же?
— Скажите ему, — сказала Жюли.
— Если все сойдет благополучно, — снисходительно объяснила ему Гвен, — Жюли ровно через месяц станет леди Хартман.