Страница 65 из 70
Я подумала, что было бы глупо — расстраиваться из-за фантазий, порожденных ее больным воображением.
— В тюрьме, — пробормотала она, — всегда должен быть тюремщик. Я вижу его. Он весь в черном, стоит спиной ко мне, но из-за капюшона я не могу разглядеть его.
— Монах! — беспечно подтвердила я, ведь теперь я о нем думала без страха.
Она подошла ко мне и заглянула в лицо.
— Монах рядом с тобой, Кэтрин, — сказала она. — Он поджидает тебя, чтобы схватить. Ты не думай, что он далеко. Он совсем рядом. И я вижу, как он приближается к тебе.
— Вы ведь знаете, кто он, — сказала я с упреком.
— Какая прекрасная сегодня ночь! — ответила она. — Звезды сияют, воздух такой морозный, Кэтрин, и с балкона открывается чудесный вид…
Я отшатнулась от нее.
— Вы правы, — сказала я. — Но здесь прохладно. Пойду-ка я в свою комнату.
— Подожди немного, Кэтрин…
— Я все-таки пойду.
Я подошла к двери, но она поймала меня за халат и не отпускала. Меня опять пробрала дрожь, на этот раз уже не от холода.
— Свеча, — сказала она. — Она тебе понадобится. Возьми мою.
Все еще не отпуская меня, она втащила в комнату, схватила одну свечку и сунула ее мне в руку. Я взяла ее и, высвободившись, поспешила по коридору, почти уверенная, что она пойдет следом за мной.
Очутившись в спасительном укрытии своей комнаты, я все еще не могла отбросить тревожные мысли. Бессвязные речи Сары не шли у меня из головы. Я была уверена, что за ними таился какой-то скрытый смысл.
Этой ночью я совсем растерялась. Мне так хотелось поделиться своими мыслями с кем-нибудь! И когда я видела Саймона, я невольно начинала вновь доверять ему и ничего не могла с собой поделать. Думаю, если бы я рассказала ему о том, что мне удалось подслушать и он предоставил бы мне правдоподобное объяснение происшедшего, я бы с готовностью поверила ему. Я готова была поверить любой версии, которую он мог бы высказать, лишь бы это сняло с него обвинение в убийстве Габриела и попытке покончить со мной и моим ребенком.
Этой ночью я поняла, что у меня не хватит смелости выслушать Саймона. Следовало пока воздержаться от разговоров с ним. Впервые я не доверяла своему здравому смыслу. Я была во власти чувств к этому человеку. В чем-то это казалось мне унизительным, но с другой стороны — это было восхитительно. Наверное, это и была любовь. И если до этого у меня были еще какие-то сомнения, то в эту ночь я окончательно поняла, что влюблена в Саймона.
На следующий день Саймон и Хагар уехали из Керкленд Ревелз. Я тепло попрощалась с Хагар и прохладно — с Саймоном. Он понял, что я к нему переменилась, и это, казалось, забавляло его. Я подумала: «Неужели он настолько циничен?» — и это не давало мне покоя.
Когда они уехали, я пошла к себе. Мне хотелось посидеть в тишине и продумать свои дальнейшие шаги. Я уже знала, что действовать надо было быстро — ведь вполне возможно, кто-то уже увидел, что рясы нет на месте.
Единственным человеком, с которым я могла обо всем поговорить, была Мери-Джейн. Но чем она могла помочь? Хотя в такую минуту я готова была обратиться к кому угодно. Может быть, пойти к сэру Мэтью, показать ему, что я нашла, и попросить, чтобы он послал людей осмотреть проход от дома до монастыря. А Рут? Можно ли было доверять Рут? В Рут я не была уверена и не удивилась бы, узнав, что она была если не зачинщиком в заговоре против меня, то, по крайней мере, в курсе всех его деталей. Сара? Но от нее ведь толку не добьешься! А Люк… Я все еще продолжала думать, что моим настоящим врагом был Люк.
А в общем, до конца я не была уверена ни в чем.
Я все пыталась найти решение своих запутанных проблем, когда вдруг заметила, что на полу у двери лежит конверт. Я поспешила поднять его. На нем ничего не было написано. Я открыла дверь, ожидая увидеть, что кто-то убегает по коридору. Но там никого не оказалось. Кто-то тихонько подсунул письмо мне под дверь. Спустя несколько минут я его заметила.
Прикрыв дверь, я распечатала конверт. Там был один листок бумаги, и на нем неровным почерком было выведено: «Немедленно уезжайте домой к отцу. Вам грозит большая опасность».
Я не могла оторвать глаз от этой записки. Почерк мне был не знаком, и я подумала, что кто-то специально писал корявыми буквами, чтобы невозможно было определить, кто это сделал. Под запиской не было подписи, на конверте не было адреса.
Кто же подсунул мне под дверь письмо? И что это значило? Неужели еще одна шутка?
Но этот кусочек бумаги был вполне осязаемым. Никто не мог бы в этот раз сказать, что я все это придумала.
Подойдя к окну, я выглянула на улицу. Сердце у меня гулко забилось в груди: я увидела, как от нашего дома поспешно удаляется фигура, и я узнала ее — это была Дамарис!
Но я все это время считала, что Дамарис участвует в заговоре против меня. Да и как я могла думать иначе, если она тогда была со мной рядом, видела монаха и потом заявила, что его не было?
Я оглянулась и посмотрела на записку. Я не допускала мысли, что она замешана в этом деле вместе с Саймоном. И все же положение дел становилось критическим. Факты говорили сами за себя: надо было посмотреть правде в лицо. В рождественскую ночь я видела их вместе, и то, что я почувствовала за их словами, глубоко поразило меня. Но я никак не могла поверить, что Саймон участвует в этом. Мой здравый смысл говорил мне, что это так, но, как ни странно, мое женское чутье отказывалось в это верить.
Кто-то послал Дамарис с запиской ко мне. Люк? Но он мог и сам это сделать. Доктор Смит? Я опять посмотрела на почерк, но поскольку я уже раньше видела, как он пишет, то пришла к выводу, что ни при каких обстоятельствах доктор это написать не мог.
Потом я вспомнила все подробности своего визита в их дом. Вспомнила больную женщину, его жену, из-за которой он так разочаровался в семейной жизни и с головой ушел в работу. Этот корявый почерк мог принадлежать той больной женщине, если она волновалась.
Положив записку в карман, я завернулась в теплую накидку и вышла из комнаты. Помедлив на лестнице возле певческой галереи, я открыла дверь туда и заглянула внутрь: может быть, там кто-нибудь прячется?
Но там никого не было.
Я спустилась вниз, прошла через холл и вышла из дома.
Дул резкий пронизывающий ветер, но я не обращала внимания на погоду. Я спешила прочь от дома, оглянувшись назад только раз — чтобы удостовериться, что за мной никто не идет. Никого не было видно, но у меня было такое ощущение, что из каждого окна за мной кто-то наблюдал.
Не останавливаясь, я дошла до дома доктора Смита. В этот раз он показался мне более мрачным, чем во время моего первого посещения. Жалюзи везде были опущены, и ветер свистел в елях, растущих около дома.
Я позвонила в колокольчик, и служанка впустила меня.
— Доктора дома нет, миссис Рокуэлл, — сказала она.
— Я пришла повидать миссис Смит.
Она удивленно посмотрела на меня:
— Я доложу ей, что вы пришли.
— Пожалуйста, передайте ей, что я очень хочу видеть се по важному делу.
Служанка как бы нехотя удалилась, а я осталась гадать, что мне придется делать, если миссис Смит откажется принять меня. Тогда я могу спросить, дома ли Дамарис, Я потребую у нее объяснений, я спрошу, не она ли приносила мне записку, я попытаюсь выяснить, почему она отрицала, что видела монаха и какую роль в заговоре против меня она играла и продолжает играть. Я не собиралась отступать. Мне нужна была правда — и немедленно!
Через несколько мгновений вернулась служанка.
— Миссис Смит примет вас, — сказала она. Я последовала за ней вверх по лестнице в ту комнату, где я уже была один раз.
К своему удивлению, в комнате ее матери я обнаружила Дамарис. Она стояла возле ее стула и, казалось, прильнула к ней как бы в поисках защиты. Миссис Смит выглядела еще более усталой и изможденной, чем в тот раз, когда я ее видела. Глаза ее казались огромными и горели каким-то непонятным огнем.