Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 121

К счастью, за стеной гудели машины и с палубы доносились окрики матросов; пароход приближался к пристани, так что буфетчица не слышала сказанного Ингусом. Но вот увидела, как девушка смущенно улыбалась и, опомнившись, что-то ответила, а юноша пожал ей руку. Затем они встали и вышли на палубу.

После обеда пароход прибыл в Ригу и пристал к берегу Даугавы около рынка. Волдис Гандрис немедленно отправился в Задвинье [30], где у каких-то родственников хранились его вещи. Ингус обещал заехать к нему позже и, отдав Волдису чемодан, проводил Лилию в город. Ей необходимо было купить пряжу и кое-что из рыболовных принадлежностей, а также получить от рыботорговца деньги за поставленную на прошлой неделе рыбу. Дела удалось закончить только к вечеру. Ингусу надо было ехать к Волдису, так как петербургский поезд, с которым они уезжали, отправлялся ночью. Лилия вернулась с покупками на каботажный пароход, потому что в Риге у нее знакомых не было, а останавливаться в гостинице ей не хотелось. Расставаясь, они улыбались точно так же, как при встрече. На берегу, за грудой пустых ящиков из-под рыбы и грузов, Ингус поцеловал Лилию.

— Я напишу тебе из Петербурга. А когда в Архангельске устроюсь на судно, сообщу адрес.

Она улыбнулась и хотела напомнить Ингусу об одном невыполненном обещании, но, подумав, что момент слишком серьезен для шуток, промолчала. Нет, теперь не следовало вспоминать об этом. Их будни осветило ярким светом, и, расходясь в этот вечер в разные стороны, они знали, что в каждом из них осталась какая-то частичка другого. Это радостное чувство надолго укрепит в них терпение и надежду.

Ночью Ингус и Волдис уехали. На следующий день Лилия отправилась на пароходе домой. Проезжая устье реки, где вчера сыновья Зитаров в лодке ожидали прибытия парохода, Лилия уже не спустилась в салон.

3

Микелис Галдынь уже второй день не выходил с сетями в море. Послезавтра ему надо было явиться в призывную комиссию, и он не мог придумать ничего, чтобы освободиться от военной службы. Кроме него, у старого Галдыня было еще два сына, так что кормильцем считаться он не мог. А на получение белого билета [31]по состоянию здоровья рассчитывать не приходилось. Придется идти воевать, обязательно придется — именно теперь, когда жизнь только начала налаживаться; уйти, оставив недостроенный дом, новые рыболовные снасти, молодую жену.

Микелис вытащил лодку на берег и законопатил все щели. Второпях, насколько позволяло время, проверил сети, пришил кое-где поплавки и прибрал бечеву. Просмолил концы кольев, чтобы выстояли до возвращения хозяина. Обил жестью лопасти весел, а уключины обмотал веревками: меньше износятся. Он хотел за оставшиеся два дня сделать хотя бы часть того, что было намечено. В сарае лежали доски для постройки крыльца. Этим летом предполагалось покрасить крышу и сделать ставни к окнам. Все остается на полпути, как подвода со сломанным колесом; все нужно прервать, как по сигналу пожарной тревоги. Микелис успел еще наколоть жене дров на месяц и уладить самые неотложные хозяйственные дела. Нельзя сказать, что Вилме негде приклонить голову. Она могла вернуться к своим родителям и жить у них до возвращения Микелиса. Да и Галдыни не возражали, чтобы невестка перебралась к ним. Но Вилма не соглашалась. Она не хотела отказываться от положения хозяйки дома.

— Кем я буду у матери или у твоих? — говорила она. — Прислугой, бесплатной работницей. Да еще, в конце концов, скажут, что содержали меня.

Нет, уж лучше испытывать лишения и выполнять мужскую работу. Разве не была она дочерью рыбака? Разве не случалось ей ходить в море с братьями? Если она до сих пор рыбачила с Микелисом, почему бы ей не продолжить это занятие с кем-нибудь другим, например со своим младшим братом Рудисом? Вилма была не из тех, что вешают голову. Пусть Микелис не беспокоится о ней.

— Вот увидишь, я еще буду тебе кое-что посылать. Да и притом, разве можно оставить без присмотра новый дом? Время военное, всякий народ бродит кругом — растащат все по щепочке.





Микелис согласился с Вилмой и примирился с тем, что она будет теперь жить одна. Но в душе таилось недовольство, так как он хорошо знал нрав молодой жены. Он чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы Вилма жила с родителями.

Пока Микелис занимался хозяйственными делами, Вилма собрала дорожную котомку и напекла пирогов. Попросив Эльзу Зитар, с которой подружилась на свадьбе, присмотреть за домом, Вилма проводила мужа в Ригу. Спустя три дня она вернулась домой одна. Микелис получил направление в Польшу, где формировался пехотный полк. Чтобы Вилма не чувствовала себя одинокой и скорее освоилась с новым положением, Эльза стала часто бывать у нее. Госпожа Зитар всеми силами способствовала их дружбе, ибо считала это благородным делом, проявлением любви к родине. Каждый должен принести жертву на алтарь войны: если тебя война не задела, твой долг облегчить судьбу тех, кого она коснулась.

Теперь каждый день приносил что-нибудь новое. Один за другим уходили мужчины на войну. В корчме вечера проходили непривычно тихо, а газеты сообщали о первых боях и победах: «Противник понес тяжелые потери, на нашей стороне урон незначителен…» От Карпат до Балтийского моря лихо гремели барабаны, в буржуазных кругах царило приподнятое настроение, и доморощенные стратеги уже высчитывали недели и дни, когда разбитый противник запросит мира. Капитан Зитар по вечерам раскладывал на столе карту Европы и оптимистически следил за победным маршем русской армии по Восточной Пруссии. Хвастливое обещание Ренненкампфа [32]— быть через несколько недель в Берлине — нашло много внимательных ушей и легковерных сердец. Зитару этот оптимизм обошелся в несколько тысяч рублей. Когда началась война, он не торопился вынимать вклад из частного банка. Дела на фронтах шли хорошо, и капиталу ничто не угрожало. Катастрофа у Танненберга явилась полной неожиданностью. В лесах Восточной Пруссии погибла армия Самсонова. «Завоеватель Берлина» Ренненкампф сломя голову поспешил обратно в Ковно, бросив армию на произвол судьбы. С лица Зитара сошла самодовольная улыбка, и он поехал в Ригу. Там ему пришлось пережить второй Танненберг: банк отказался выплатить вклад.

Пропали все сбережения! Пропало новое судно! Возвращайся домой и живи как хочешь… Перестал существовать состоятельный судовладелец и бравый мужчина — остался простой крестьянин, хозяин хутора у устья реки.

Единственным утешением Зитара в эти горестные дни было сознание, что и у других не лучше. Некоторым война нанесла такие чувствительные удары, что им никогда не удастся встать на ноги. Скупой Берзинь вместе со своим парусником остался в Германии: судно конфисковали, а сам он превратился в пленного. Многие судоходные компании потеряли половину судов. Суда, находившиеся в начале войны в родных портах, теперь были обречены на безработицу. Они стояли у причалов, а капитаны сидели дома. Тем, кто в эти бурные дни оказался в дальнем плавании, повезло: они могли заниматься перевозкой грузов и зарабатывать бешеные деньги. Пока на родине бушевала война, они на чужбине жили припеваючи. Кое-кто даже разбогател.

— Нам придется жить экономнее, — сказал Зитар жене.

Но это легко сказать и нелегко сделать. Хозяйке, привыкшей к достатку, трудно учитывать каждую копейку. Дети подрастают, растут их потребности, а вместе с тем и расходы.

4

В начале сентября жители побережья были взбудоражены чрезвычайным известием: в имении остановились на постой донские казаки! Всех охватило радостное волнение: теперь каждый своими глазами увидит лихих конников, о делах которых газеты рассказывали невероятные чудеса.

Вот они прискакали, как на картинке, сотня за сотней, на доморощенных конях, поблескивая пиками и звеня шпорами. На брюках у них были нашиты красные лампасы, из-под козырьков фуражек лихо выбивались пышные чубы. Молодые казаки носили маленькие усики, пожилые были с бородами, командиры стройные, статные. И старые, и молодые держали голову по-ястребиному вверх, фуражки некоторых украшали пучки цветов.