Страница 28 из 121
Янке оставался один год до окончания приходской школы. Он еще не задумывался над тем, где будет дальше учиться, но по всем признакам было видно, что в его лице семья Зитаров растит еще одного моряка. Никто с таким нетерпением не ждал приезда Ингуса из училища, никто так жадно не слушал рассказов брата, как Янка. Как жаль, что он еще не окончил приходскую школу и отец не берет его с собой в плавание! Приходилось ограничиваться чтением романов Жюля Верна и перелистывать географический атлас. А разве это может заменить путешествия?
Ингус в этот раз возвратился домой совершенно неузнаваемым. В кармане у него лежал диплом капитана дальнего плавания, и он, по расчетам домашних, должен был сиять от радости и ходить, не чувствуя под собой земли. А он притих, стал каким-то задумчивым, словно его что-то угнетало, и почти ничего не рассказывал о своих похождениях в училище. Эльза вначале хотела прибрать его к рукам, даже повела однажды на взморье и познакомила с Рутенбергом, но молодому капитану этот человек не понравился. Из вежливости побыв с ними полчаса, он, отговорившись занятостью, ушел, не дав возможности сестре похвастаться перед студентом взрослым ученым братом. В следующий раз, когда Эльза опять пыталась увести его с собой, Ингус резко заявил, чтобы она оставила его в покое со своими Рутенбергами. Почему все так настроены против этого приличного молодого человека? И почему Ингус стал таким хмурым?
Однажды он получил письмо с местным штемпелем на конверте. Он притих еще больше и чуть было не прервал занятия по подготовке к конфирмации, собравшись сейчас же ехать в Ригу. Альвине с трудом удалось уговорить его остаться.
— Что с тобой, сын? У тебя какое-нибудь горе или неприятности? — спросила она.
— Ничего… все обойдется, — отозвался он и ушел из дому.
Вот наступил и день конфирмации. Капитан тоже вернулся из Риги и вместе с женой причащался в церкви. В честь такого события в Зитарах устроили большой праздник. На торжественный обед собралась вся родня и ближайшие соседи. Старшая сестра Андрея, жена капитана Зиемелиса, подарила крестнику дорогие часы. Другие родственники преподнесли ему перстни, изящные альбомы, серебряные безделушки. Ингус всех благодарил, но чувствовалось, что настоящей радости он не испытывает.
— Скоро ли «Дзинтарс» кончает погрузку? — спросил он отца.
— Погрузка уже закончена. Мы задержались в порту на два дня из-за тебя.
— Надо бы сегодня же вечером отправиться в Ригу.
— Совсем ни к чему так торопиться. Успеем и завтра. Такой день бывает у человека только однажды, и его следует отметить как подобает.
— А судно стоит без движения.
— Неужели тебе так надоело на берегу? — усмехнулся капитан. — Успеешь еще наплаваться, у тебя вся жизнь впереди.
Разве мог он догадаться, что заставляет юношу так торопиться с отплытием? Какую тревогу принесло его сердцу письмо с местным штемпелем? Он никому не мог рассказать об этом. Когда все уселись за стол, Ингус чутко прислушивался к грохоту колес на дороге и время от времени тревожно поглядывал в окно на улицу, словно ожидая, что кто-то с минуты на минуту должен появиться.
Наутро Зитар с сыном уехали в Ригу.
2
Судно было готово к отплытию: палубный груз привязан цепями и канатами, продукты завезены на полтора месяца. Но не было ветра, и «Дзинтарс» уже третьи сутки стоял на якоре в устье Даугавы почти у самого моря. Приходили и уходили пароходы, рокотали рыбачьи моторки, а белое судно, словно уснувшая чайка, одиноко покачивалось на гладкой поверхности воды. Капитан Зитар задумчиво смотрел вслед удаляющимся пароходам.
— Придется все-таки поставить на «Дзинтарсе» мотор, — обратился, он к сыну. — Это будет стоить недешево, но со временем себя оправдает. Как ты считаешь?
— Мотор? — Ингус с трудом оторвался от своих мыслей. — Да, не мешало бы. Подумай, отец, мы были бы уже почти у Зунда.
Люди от нечего делать собрались в кружок около якорной будки и играли в карты. Затянувшаяся стоянка всем надоела. Хоть бы скорее подул ветер! Что это за жизнь: на берег сойти нельзя, хотя он тут, совсем под носом, чувствуешь себя все время в пути и не двигаешься с места. Капитан все больше раздражается, а молодой штурман нем как рыба, всегда задумчив, ходит, понурив голову, точно на похоронах. Наверно, парню не хочется быть под началом у отца.
Зитар тоже стал приглядываться к сыну. Таким он никогда не видал Ингуса: унылый, словно старая кляча, замкнутый, ко всему равнодушный. Временами капитану хотелось расспросить Ингуса, но его удерживало самолюбие: если Ингуса что-то угнетает, он должен сам обратиться к отцу. Если он этого не делает, значит, у него есть на то причины. Может быть, это неудобно доверить кому-либо? Долги? Болезнь? Влюбился? Кто его знает! Куда годится штурман, который все вздыхает и хмурится: у него нет никакого интереса к работе, да и другим он его не внушит.
Зитар не догадывался, что Ингус не один раз сам порывался заговорить с отцом. Он не знал только, с чего начать, ибо тема была щекотливой. И всякий раз, когда слово уже было на кончике языка, капитан каким-нибудь неожиданным жестом или словом закрывал путь к откровенности. В конце концов, получилось так, что отцу все же пришлось сделать первый шаг.
Это произошло на четвертые сутки стоянки на якоре. Выкурив после ужина сигару, Зитар погрузился в чтение английского морского журнала. Там была напечатана большая статья о перестройке парусников в моторные суда и прилагалась подробная калькуляция. Прочитав статью, капитан некоторое время взвешивал правильность выводов и заключений автора. Вопросы эти его очень интересовали, и он уже прикидывал, где и когда начать перестройку «Дзинтарса». «Надо поговорить с Ингусом, их в училище учили всяким новшествам».
Зитар, сунув ноги в мягкие ночные туфли, вышел в коридор, отделявший его каюту от штурманской. Тихо постучал:
— Ингус, ты еще не спишь?
Ответа не было. Зитар открыл дверь: койка Ингуса была пуста. Капитан вышел на палубу. Стояла теплая летняя ночь. При свете луны чуть переливались воды Даугавы, а за молом сверкала серебристая гладь моря. В северной части небосклона виднелись редкие светлые облака. Взгляд капитана повеселел: будет ветер, хороший попутный ветер. На кватере со стороны штирборта стоял, опершись на поручни, Ингус и читал при свете фонаря письмо. Он не слышал осторожных шагов отца и не знал, что он на палубе не один. Освещенное светом фонаря лицо его было бледно, на лбу залегли глубокие морщины. Кончив чтение, Ингус вздохнул и бесцельно уставился в темноту. Рука с письмом повисла вдоль туловища.
Капитан кашлянул. Ингус вздрогнул и поспешно сунул письмо в карман.
— Ты еще не спишь, отец? — спросил он.
— Так же, как и ты.
— Я и не должен спать. Скоро начнется моя вахта.
— Да… — Зитар подошел к сыну и положил руку ему на плечо. — Ингус, я хочу поговорить с тобой. Скажи, что происходит? Почему ты все вздыхаешь и хмуришься?
Под пристальным взглядом отца Ингус опустил глаза.
— У тебя какие-нибудь неприятности? — продолжал Зитар. — Ну, говори же! Мне ты все можешь сказать. Мы всегда хорошо понимали друг друга. Разве я когда-нибудь сердился, если тебе случалось что-то сделать не так, как надо?
— Нет… Но как я тебе стану говорить о таких делах?.. Ты будешь сердиться.
— И это называется моряк! — рассмеялся капитан. — В конце концов, я просто имею право знать. Я видел у тебя в руках какое-то письмо. Наверно… какая-нибудь девушка?
— Да, — прошептал, покраснев, Ингус.
— А мне ты не можешь показать письмо?
Ингус долго молчал, затем пристально взглянул отцу в глаза.
— Я сам хотел тебе его показать.
— Так давай сюда. Не будь таким чувствительным. Ведь я не акула.
— Боюсь, отец, ты неправильно все поймешь. Я не виноват, она сама этого хотела. Если дашь слово, что не будешь очень сердиться…
— Какой ты смешной, Ингус. Что за разговор?