Страница 103 из 110
Серая блестящая поверхность моря походила на расплавленный свинец. Не было ветра, который бы разогнал полосу дыма, оставленную удалявшимся пароходом. Она тянулась до самого берега, похожая на белую тесьму, которую мальчуганы привязывают к игрушечным корабликам, чтобы они не уплывали слишком далеко в море. Если бы это была тесьма, Лилия не замедлила бы потянуть ее, и маленькому пароходику пришлось бы снова пристать к берегу. Но это был только дым, пустое облако, иллюзия в пустом сердце. Он быстро рассеялся. Но не рассеялась оставленная им горечь. Прошли недели, месяцы, год, но она чувствовалась, о ней думалось, и едкая горечь вселяла в сердце тревогу. Так же, как и прежде, Лилия жила в своем доме, работала с утра до вечера и мелкими хлопотами заполняла дни. Но где-то оставалась пустота. Нехорошо человеку быть одному. Это чувствовала не только Лилия, это можно было прочесть на лицах всех близких; это, казалось, выражали даже старые постройки Кюрзенов и тихий шелест колосьев на окружающих дом нивах: «Где твой настоящий друг?»
А человек, которого она ожидала долгие годы, не смел прийти — он уже не был прежним. И все-таки это был он, и Лилия не могла его забыть.
Так прошел год. Лилии понадобилось поехать в Ригу купить новые сети и навестить родственницу, живущую в городе. Она ехала налегке, поэтому села в автобус, который курсировал здесь с весны.
В последние годы Лилия редко ездила в Ригу. Каждая поездка хотя и вносила некоторое разнообразие, но доставляла много хлопот и беспокойства. Из-за пустяков не стоило совершать такой путь. К поездке у Лилии всегда накапливалось столько неотложных дел, что в один день она еле успевала их сделать, и каждый раз вместо приятно проведенного времени она к концу дня валилась с ног.
Родственница Лилии — ее двоюродная сестра со стороны матери — жила в Задвинье. Не очень удобно было возить покупки на окраину, а затем опять на берег Даугавы, где останавливался пароход. Однако жить в гостинице или на постоялом дворе было еще неприятнее. Муж сестры работал на фабрике, и один из трех сыновей их был крестником Лилии. Понятно, что каждый раз крестной приходилось привозить подарок, Лилия никогда об этом не забывала, так же как двоюродная сестра никогда не забывала спросить, когда им можно будет приехать на свадьбу в Кюрзены. Иногда, если муж двоюродной сестры был дома, разговоры на эту тему затягивались и принимали то серьезный, то шутливый характер. Нередко во время ее приезда у родственников вдруг появлялись знакомые сестры и товарищи ее мужа по работе. У Лилии создалось впечатление, что ей их специально показывают. Но двоюродная сестра напрасно старалась — Лилия по-прежнему продолжала оставаться безучастной ко всему этому. Тогда родственники решили, что ей чужды женские интересы, и перестали заботиться о ее будущем.
Весь день Лилия ходила по городу и вечером, оставив купленные сети у родственников, вздумала пойти в кино. Пароход ее уходил завтра после полудня. Ни у кого не было времени сопровождать Лилию, и она отправилась одна. Переехав через понтонный мост, она вышла из трамвая и решила зайти на пароходную пристань узнать о времени отправки парохода. Против Рижского замка стоял большой норвежский пароход. С него только что сошла группа моряков, и среди них был человек с гармонью через плечо. Если бы не было гармони, Лилия не обратила бы на этих людей внимания. Но инструмент напомнил кого-то, чья судьба переплелась с ее собственной судьбой. Взволнованная, она внимательно присмотрелась к незнакомцу. Эта фигура, сильно поношенная и замусоленная одежда, походка, волнистая прядь волос, выбивающаяся из-под козырька жокейки, голос вызвали в памяти что-то бесконечно близкое и знакомое. Лилия не знала, он ли это, но она желала, чтобы это было так. Все остальные мысли вдруг рассеялись, и она забыла, зачем пришла на пароходную пристань. Возбужденная, растерянная, она не в силах была оторвать глаз от этого человека.
Если бы это действительно оказался Ингус!.. Может быть, это он? Долгие, бесконечные годы — и наконец она видит его! Может быть, даже единственный и последний раз! В этот миг она не думала о том, что означает эта встреча и почему она ее так желает.
Никому не было дела до незнакомой женщины, которая так внезапно ушла с набережной. Перейдя через рельсы, Лилия опередила моряков и у столба трамвайной остановки стала ожидать, когда они пройдут мимо. Теперь она ясно видела лица этих людей и наконец узнала того человека. Это был Ингус, правда, постаревший и более усталый, чем в тот раз, когда они надолго расстались на набережной. Но все же это был тот же Ингус, немного грустный и немного беспечный, дорогой и не забытый до сегодняшнего дня. Вот он увидел меня, смотрит сюда, прямо на меня. О, хоть бы сердце не стучало так в груди. И почему так горят щеки? Неужели он в самом деле не узнает меня… пройдет мимо! Он больше не смотрит сюда, он так близко, почти рядом, и даже вынужден посторониться, чтобы не задеть меня углом гармони.
— Ингус!.. — сорвалось с губ Лилии.
Она не решилась загородить ему дорогу, да это и не нужно было: он услышал ее возглас и обернулся.
— Вы что-то сказали? — спросил он, прищурив глаза, потому что заходящее солнце светило прямо в лицо.
— Да, я… Но это ведь ты, Ингус Зитар, не правда ли? — торопливо переспросила Лилия.
— Совершенно верно, — ответил он и остановился.
— Разве ты меня больше не узнаешь? — спросила Лилия и подошла к нему, нерешительно беря его за руку. — Ну, а сейчас ты видишь меня, не правда ли?
Теперь покраснел Ингус. Его рука скользнула по пиджаку кверху, словно намереваясь поднять воротник; полосатая сорочка была нестирана и воротничок совсем смят.
— Come! [32] — крикнул один матрос, махнув Ингусу рукой. Они направлялись в кабачок. — Let us go! [33]
— Wait a bit, — сказал Ингус. — I shall come later. [34]
Моряки пошептались, засмеялись и пошли дальше.
— Тебе нужно куда-то спешить? — спросила Лилия, и неизвестно почему к горлу ее подступил комок.
— Я им обещал сыграть, вот и все, — ответил Ингус. — Но они еще не платили, так что я могу и не ходить.
Спазмы еще сильнее сжимали горло Лилии; она с трудом удерживала рыдания.
— Где бы мы могли посидеть? — спросила она. — Я думаю, нам о многом надо поговорить. Хорошо бы найти такое место, где меньше народу.
— Здесь на берегу нельзя. И потом мне надо снести гармонь.
— Гармонь можно оставить на пароходике, у меня там есть знакомые… — сказала Лилия. — Потом возьмешь.
— Мне не хочется им показываться.
— Я снесу.
Они перешли через рельсы на набережную, и, пока Лилия относила гармонь пароходному эконому, Ингус ждал ее у конторы.
— Мы можем посидеть в будке ожидания, — заметил Ингус, когда Лилия вернулась. — В теплую погоду публика туда не заходит.
— Ты лучше знаешь, — согласилась Лилия.
Будка действительно была свободна, и все время, пока Ингус и Лилия разговаривали, никто их не беспокоил. Это было хорошо, потому что разговор их был совсем необычный.
— Я получила твое письмо, — сказала Лилия. — То, что ты послал с мальчиком.
— Я помню, Лилия. Тогда тебе должно быть все ясно.
— Да, Ингус. Но теперь я знаю, что ты немного лгал.
— В каком смысле?
— Ты писал, что твои глаза больше никуда не годятся. Как же ты мог написать письмо?
— По привычке, Лилия. Попробуй когда-нибудь писать с закрытыми глазами, и ты увидишь, что кое-что получается.
— Давеча я видела, что, когда тот матрос махнул тебе рукой, ты заметил это и ответил ему.
— Сколько-то я еще вижу. Но на море уже не гожусь. Если мне приходится продолжительное время смотреть пристально, я скоро слепну и не вижу ничего, кроме чешуйчатого тумана.
— Тебе не стало хуже с тех пор, как ты приехал?
32
Идем! (англ.)
33
Пошли! (англ.)
34
Погодите немного. Я приду позднее. (англ.)