Страница 29 из 110
Нам удалось беспрепятственно доехать до шоссе в Остин. Широкая бетонная лента дороги была почти пуста. Лишь вдали мы различили автомобиль — старенький «форд».
Чем ближе мы подходили, тем отчетливее видели, что машина не движется, как мы предполагали, а просто стоит на шоссе. Мы не долго сомневались, с какой целью она здесь оставлена. Едва мы приблизились к ней на сто метров, как «форд» развернулся поперек, и мы увидели двух вооруженных пистолетами людей.
— Поедем дальше? — спросила Джейн.
Я искоса посмотрел на нее. Ее лицо было спокойным, но очень бледным.
— Пока ты сидишь рядом со мной, ты в безопасности, — сказала она. — Никто не будет стрелять из страха убить меня.
Перед «фордом» она резко повернула руль. Это был рискованный маневр — мы проехали на волосок от чужого автомобиля. В ту же секунду я выстрелил и услышал звон разбитого ветрового стекла.
Почти одновременно из «форда» открыли по нам огонь. Рядом с машиной искрошился бетон.
— Давай зигзагом! — крикнул я Джейн. — Они хотят прострелить шины!
Кабриолет извивался, как уж на сковородке. И все-таки они нас достали! Ведь по нам били опытные стрелки. Сначала лопнула левая задняя шина, а через секунду и правая.
Мы завязли на месте. Казалось, бетон стал тягучим, как резина, и удерживал нас. Но мы не теряли надежду, особенно когда увидели грузовик и легковушку, идущих нам навстречу из поселка Игл, в пяти милях отсюда. Когда оба автомобиля затормозили и встали поперек дороги, мы поняли, что попали в ловушку.
Джейн выключила мотор. В пятидесяти метрах от нас остановился «форд». Я всей душой желал, чтобы появился хотя бы один человек, который нам не враг. Но это были напрасные мечты: в ста милях от Остина дорога была пуста. А если бы кто-то и ехал, даже полицейский патруль — чем бы он нам помог? Бертон и его приспешники выдали бы меня за обманщика, негодяя, осмелившегося похитить доверчивую дочь баснословно богатого Шмидта, чтобы потом шантажировать его и полученными миллионами до конца жизни решить свои финансовые проблемы. Разбитое пулей ветровое стекло красноречиво подтвердило бы их клевету.
Джейн вопросительно посмотрела на меня. Я кивнул. Она развернулась. Мы ждали, что будет дальше.
— Тебе ясно, что сейчас будет? — Спросил я.
— Да, — сказала она. — Кажется, ясно.
— И что твой отец преступник?
— И это тоже. До сих пор я в этом сомневалась. Теперь я знаю точно.
— Тогда нам будет легче.
Она пристально глядела перед собой.
— Завтра негры отведут своих детей в школу. Хантер созвал людей своей партии. Они занимают дом Брауна.
Я засунул левую руку под воротник рубашки и потер шею.
— Они в доме Брауна?
Она кивнула.
— Кто этот Хантер? — спросил я. — Его никто не знает.
— Он не любит появляться днем.
— Браун, — сказал я. — Он живет напротив школы.
Она снова кивнула.
— Я хотела сказать тебе об этом раньше. Мимо «форда» проползла машина Бертона. В пяти метрах от нас она остановилась и развернулась. Из нее кто-то вылез, приблизился к нам. От машины Бертона к нашей привязали трос.
Я осмотрел пистолет и впервые, как Меньшиков, ощутил чувство безысходности.
Джейн словно окаменела, ее лицо смертельно побледнело. Глаза смотрели холодно и твердо.
— Не забудь наш договор, — тихо сказал я.
Не успела она ответить, как открылась дверца. Человек из «форда» сел позади нас и направил дуло пистолета мне в спину.
— Сдавай свою игрушку, мой мальчик, — процедил он. — Иначе через год твоя могила зарастет травой.
Я молча передал ему через плечо свое оружие.
Он захихикал:
— У тебя авария, дружок? Нет причин волноваться. Мы притащим вас куда надо.
Вскоре мы двинулись с места. Через милю я увидел людей в полицейской форме. Когда мы подъехали ближе, они уехали. Улица была перегорожена.
XIV
Эндерс пыхтит и стонет.
— Я больше не могу, — ноет он и просит две минуты отдыха. Потом трясет правой рукой и массирует предплечье. Гордо глядя на исписанные карандаши, он наслаждается сознанием, что еще не вышел из строя, не превратился в старую развалину — наоборот, если нужно, побьет рекорд. Пусть молодые завидуют! Он чувствует себя молодцом.
Шульц-Дерге кладет на стол телефонную трубку.
«Тряпка! — пренебрежительно думает он. — Ты стареешь, Антоний».
Он использует паузу, чтобы снова зажечь потухшую сигару, подойти к окну и внимательно оглядеть улицу. Скамья на углу занята: черноволосый незнакомец, тот же, что и утром, развернул газету. Шульц-Дерге морщит лоб. Не то чтобы блондин был бы ему симпатичнее — скорее, наоборот — но к его присутствию он уже привык. В том, что на скамейке поменялся человек, он усматривает перемену ситуации. Издатель почесывает затылок. По тротуару небрежно, не спеша бредет Бертон — отдыхающий в праздник человек, который радуется, что у него наконец появилось свободное время. Для чего он сюда явился? Шульц-Дерге чувствует неладное, снова чешет в затылке. Этот тип явно собирается зайти к нему в гости.
С удивлением Шульц-Дерге замечает, что огромный «мерседес» исчез. Издатель встает на цыпочки, чтобы как можно дольше проследить за Бертоном. Он видит, что Бертон открывает ворота сада, проходит мимо кустов сирени. Издатель вытягивает шею, но это помогает ненадолго. Бертон исчез из его поля зрения. Когда Шульц-Дерге застывает с колотящимся сердцем и задумывается, не лучше ли сейчас позвонить в полицию, в прихожей раздается звонок.
Издатель расстегивает свою нейлоновую рубашку. Как жарко в его квартире, словно на улице — разгар лета! Звонок звенит и дребезжит: От пронзительного звука кружится голова. Ну и дурак, этот Бертон, просто комик! Неужели он всерьез думает, что Шульц-Дерге его впустит?
Шульц-Дерге возвращается от окна к письменному столу. С трубкой в руке он прислушивается к раздражающему дребезжанию звонка. Издалека зовет его голос фабриканта грампластинок — хриплый, скрипучий, слабый:
— Алло! Алло! Вы слышите?
— Я здесь, — приглушенно отзывается Шульц-Дерге, словно боится быть подслушанным непрошеным гостем. Пожалуйста, подождите минутку!
— Что у вас с аппаратом? — раздраженно спрашивает Эндерс. — Алло, я вас не слышу!
Шульц-Дерге не отвечает, только фыркает. Когда звонок прекращает трещать, он снова спешит к окну и выглядывает вниз. Сейчас он увидит Бертона проходящим через палисадник к воротам. У Бертона будет недовольный вид, потому что он напрасно старался пробиться к издателю, считая его за дурака. Но сколько бы ни тянулся Шульц-Дерге на цыпочках, не напрягал глаза, Бертона нигде не было видно. Так как звонок теперь молчит, издателю его поведение кажется таким странным, что он нетерпеливо отодвигает в сторону гардины, распахивает окно и высовывается наружу. В этом положении он хорошо видит пять каменных ступеней, ведущих от палисадника в дом, и каменную площадку перед дверью. Пустая платформа мирно жарится под вечерним солнцем. Бертона нет ни в палисаднике, ни на улице. На лбу Шульца-Дерге выступает обильный пот. По морщинистой шее капли сбегают под расстегнутую рубашку и кусают кожу, как разъяренные муравьи. Издатель больше не закрывает окно, не задергивает гардины и не обращает внимание, что они косо висят. Мысль, внезапно осенившая его, так ужасна, что он одержим одним-единственным желанием — положить трубку и набрать другой номер.
«Полиция, полиция, полиция! — грохочет у него в голове. — Полиция!»
Когда открывается дверь, он сует вспотевший указательный палец в телефонный диск.
Внизу, на скамейке возле кустов бузины черноволосый запрокидывает голову. Его предшественник блондин исчез после того, как Бертон немного посидел рядом с ним. Затем блондин сел в черный «мерседес», припаркованный на соседней улице. Теперь он приближается к самым оживленным улицам Франкфурта. Там он оказывается в бесконечно текущем потоке машин и мотоциклов, который вынуждает его ехать черепашьим шагом. Через некоторое время гудящая, трещащая и воняющая бензином цепочка редеет и распадается на отдельные звенья. Блондин тут же давит на газ и радуется, что ему удается до следующей остановки перегнать трамвай. Стрелка на шкале, колебавшаяся прежде в районе сорока, теперь забегает за пятьдесят. Через пять минут он добирается до входа в шумный ресторан с висящей над ним красной лампочкой. Блондин останавливается вблизи стоянки и вынимает из кармана сигарету.