Страница 15 из 110
У Эдгара есть выбор: идти по главной дороге, которая в лучшем случае приведет обратно в город, или свернуть на боковую дорогу, в лесок. Там Бертон не сможет его преследовать. Между стволами деревьев, наверное, найдется возможность стряхнуть с себя обоих преследователей или одного из них отдубасить так, чтобы другой мечтал бы стать совсем маленьким и радоваться, если он ни Уиллингу, ни Бертону не попадется на глаза. Эдгар безнаказанно сделал бы крюк, вернулся во Франкфурт, встретил Вендлера, предупредил Шульца-Дерге и дождался Джейн.
«Вряд ли он свернет на боковую дорожку» — считает человек, стоящий на развилке со скрещенными перед грудью руками. Теперь они пойдут за ним втроем: черноволосый, человек на микропорках и боксер-победитель.
Если Шмидт и Хантер решили прикончить человека — ничто им не помеха. Как выражается Бертон: люди относительно дешевы в Германии. Дешевы по сравнению с ценой, которую должен заплатить Уиллинг, и по сравнению с прибылью, которую получит фирма.
Эдгар тяжело ступает по полю. Зеленеют всходы. Душный запах смешанной с навозом земли.
На опушке леса поднимается облако пыли, парит над верхушками деревьев, оседает и движется к нему.
Как сказал Меньшиков? Если Шмидт и Хантер решили, что ты должен умереть, ты не избежишь смерти. Любая улица, будь она какой угодно длинной, приведет тебя в пропасть.
Окажись он пессимистом, он бы сказал; мое положение безвыходно. Так или иначе фирма будет преследовать меня и в конце концов доконает. Ни один человек мне не поможет. Ни Джейн, ни я сам, ни полиция. Полиция считает, будто я временами страдаю манией преследования. Даже если я доберусь до президента, меня посадят в автомобиль, доставят в аэропорт и отошлют в Техас. Если повезет, моя жизнь окончится в санатории для психов, если не повезет — еще раньше. Возможно, я вообще не дойду до полиции. Если я предпочту побежать в лесок и повести за собой троих преследователей, в итоге получу то же самое. Если они вооружены, мировая статистика пополнится еще одним случаем вооруженного нападения. Если нет, у меня есть шанс вывести из строя всех троих. Но потом я встану перед выбором: повеситься на первом же дереве, идти в полицию или забиться в какой-то укромный угол. Но от Шмидта и Хантера надолго никто не прятался. Их власть почти безгранична. Следовательно, так или иначе фирма все равно меня погубит.
Но Эдгар не пессимист. Он никогда не верил старому Меньшикову. Он и теперь ему не верит. Поэтому он шагает навстречу облаку пыли. Оно отделяется от опушки леса и сдвигается на тропу.
VIII
Как же говорил Меньшиков?
Из бетонного дворца Шмидта и Хантера Эдгар снова зашел к Меньшикову. Он решил осведомиться, что означают слова Бертона: ходить к Меньшикову опасно для его, Эдгара, здоровья.
Меньшиков утверждал:
— Если ты у Шмидта и Хантера попадешь в немилость, дела твои плохи. Тогда тебе ничто больше не поможет.
Меньшиков отпил глоток из бутылки.
— Приведу пример, — прокряхтел он и снова отпил; его глаза остались тусклыми. — Например, ты должен умереть.
Возможностей умереть бесконечно много. Один умрет в результате несчастного случая, другой отравится испорченным мясом, третий упадет в шахту лифта, но никто не избежит смерти, если решено, что его убьют.
Эдгар покачал головой:
— Эта философия мне не нравится. По-моему, вы слишком пессимистичны, вы парализуете собственную волю — это вас и погубит. Что касается меня, и привык защищаться. Когда на меня нападают, я отражаю атаку.
— Будучи молодым, я думал так же, — торжественно провозгласил Меньшиков. — Я был офицером и отбивал нападение. Когда я заметил, что нет больше шансов бороться, я сбежал. Я пересек Атлантический океан, чтобы, по крайней мере, спасти свою свободу. Но годы укатали меня. Они всех укатывают. Я научился только одному: человек должен повиноваться, ведь сопротивление ни к чему хорошему не приведет, особенно у «Шмидта и Хантера». Фирма сильнее всей армии с пушками. Ее власть безгранична. Она питается долларами. Против этого ты бессилен. С долларами они загонят тебя в ловушку.
Эдгар прошел через неприбранную кухню.
— Мне кажется, вы слишком много пьете. Вам мерещатся призраки.
Меньшиков снова выпил, вытер губы и прохрипел:
— Я пью не много, а слишком мало. Если бы я пил достаточно, я бы не гнил живьем.
Уиллинг оглядел его с ног до головы. Все это он уже слышал. Этот человек, как испорченная пластинка, его мысли спотыкаются на поцарапанном желобке.
Меньшиков встал, подошел к окну, закрыл его и снова сел. На его впалых щеках появился слабый румянец.
— Не верьте сказкам с моралью в конце. На это ловят только дураков. Все идеалы — хлам, одна только ложь. Пока ты молод, обманываешь сам себя. Кем же я стал? Посмотрите на меня. Я созрел для удобрения земли. Когда я понял правду, было уже поздно. Вы тоже однажды все поймете и тоже слишком поздно.
— Мистер Шмидт сказал, что фирма хочет послать меня за границу? — уклончиво спросил Уиллинг.
— Если мистер Шмидт это сказал, так и будет.
— Значит, я не буду «правой рукой» Бертона?
— Вы будете представлять интересы фирмы за границей и вести семейную жизнь. Мистер Бертон поначалу немного натаскает вас. Свою «правую руку» он подыщет себе сам.
— А почему я должен вести семейную жизнь?
— Мистер Шмидт ничего не предпринимает просто так.
Эдгар вплотную подступил к Меньшикову и глухо произнес:
— Я обязан жениться на его дочери, не так ли?
Меньшиков глотнул из бутылки.
— Так оно и будет, — невнятно промямлил он.
— Но почему именно на его дочери?
— Это вы спросите лучше у нее самой.
Эдгар встал.
— Я ухожу. Почему Бертон не желает, чтобы мы поддерживали контакт?
— Мистеру Шмидту очень хочется видеть свою дочь замужем. Поэтому он боится за ваше здоровье.
— А не за ваше? Чего он боится?
— Вашего любопытства и моей болтливости.
— Я считаю эту фирму чудовищно бессовестной организацией.
— Сначала и я так считал.
— Сначала? — спросил Эдгар. — А теперь?
— Не стройте чрезмерных иллюзий о моей болтливости, — огрызнулся Меньшиков. — Вы далеко заходите с вашим любопытством, вы еще не знаете жизни.
Поколебавшись, Эдгар спросил:
— Но как вы могли жить, будучи «правой рукой» этого Бертона?
— Позднее вы и это тоже поймете.
— Можно мне прийти к вам снова?
— Не тратьте попусту время.
— Вы боитесь?
— Я созрел для могилы, но я боюсь.
— Что же еще худшее может произойти?
— Меня могут приговорить к смерти. Возможно, и вас тоже.
— И что вы тогда будете делать?
— Ждать.
— Чего?
— Смерти.
— И ничего не предпримете?
— Нет. Я буду бояться и ждать.
— Почему вы ничего не предпримете?
— Бесполезно.
— И вы не убежите?
— Никогда. Если суждена смерть, никто не избежит ее. Я буду сидеть перед холодильником, пить виски и ждать.
IX
В тот вечер, выйдя от бывшего сотрудника Бертона, на пути к дому старика Генри, Эдгар размышлял о разговоре с Меньшиковым и не понимал, в какой степени виноват алкоголь в его странных идеях. Прежде всего, Уиллинг не верил, что Бертон или кто-то еще всерьез может решить убить его.
С тех пор прошло несколько дней. Повинуясь обстоятельствам, он поменял место жительства, уехал из Ивергрина во Франкфурт-на-Майне и порядочно поумнел. Но в одном и поныне он резко расходился с Меньшиковым. Нужно наносить ответный удар, защищаться. Он прошел суровую школу профсоюзного деятеля. Никогда он не будет сидеть перед открытым холодильником, пить виски и безропотно ждать конца, он нанесет ответный удар по противнику, потверже и побольней. Он не знает, куда приведет его улица, но и сегодня он не верит, что на финише его ждет холодное, окончательное уничтожение.
В облаке он видит людей, пестрые одежды, белые лица, частью бодрые, частью усталые, сияющие глаза, грязную обувь, покрытую полевой пылью. Сотни людей отделяются от опушки леса — мужчины, женщины, молодые, старые; впереди них огромный транспарант: «Мы хотим жить, а не сгорать заживо. Атомную бомбу — вне закона! Мы против войны! Присоединяйся к нам!»