Страница 62 из 62
Перечень указанных лиц нельзя рассматривать как список богатейших людей России. Хотя вопрос о финансовой идентификации конкретного предпринимателя чрезвычайно сложен, а во многих случаях и практических неразрешим, с большей долей вероятности можно утверждать, что административная власть лишь открывала путь к достижению индивидуальных выгод, но не гарантировала их. Результативность подобных стремлений зависела от многих факторов и в значительной степени от природных дарований и делового профессионализма данного лица, не только желающего, но и умеющего способствовать коммерческому успеху своей фирмы. Это удавалось далеко не всегда и далеко не всем, поэтому и состав ведущей группы российских бизнесменов менялся.
Персонификация категории "крупная буржуазия" позволила установить социальный абрис важнейшего элемента об-щества, находившегося в периоде ускоренной исторической трансформации. Быстрота и динамизм этого процесса, позволившего России за полвека совершить прорыв из архаичного прошлого на дорогу в европеизированное будущее, видоизменял не только общественную и политическую жизнь огромной империи, но и культурно-психологический облик самого предпринимателя. Уже в конце XIX века многие из них мало чем отличались от своих европейских коллег. Они имели высокий уровень образования, широкий кругозор и выступали полноправными партнерами европейцев при осуществлении крупных финансовых проектов и в России, и вне ее. Они владели знанием рыночной конъюнктуры, умели видеть перспективу, чувствовали пульс хозяйственной жизни и прекрасно разбирались в сложных хитросплетениях сановно-придворных сфер. В последние годы монархии они уже превращались в действительных "хозяев жизни", но так ими в полной мере и не смогли стать. Думается, что нельзя, в соответствии с расхожими представлениями, сводить неудачу самоутверждения лишь к тому, что старая власть их не пустила к главным рычагам управления. Эту очевидность лидеры российских либеральных партий (П.Н.Милюков, А.И.Гучков и др.) многие годы выставляли в качестве одной из важнейших причин, приведших Россию к крушению.
Но даже если принять несбывшееся, стать на зыбкую почву, предположив, что создание "кабинета общественного доверия" или "ответственного министерства" состоялось и главные посты в администрации заняли бы люди либеральных убеждений из кадетско-октябристских кругов, то и тогда "триумф капитализма" вряд ли бы состоялся. Российский либерализм во многих своих проявлениях был не буржуазным по своей сути, а скорее интеллигентско-барским. Сами претенденты на роль спасателей страны никогда не ответили на один принципиальнейший вопрос: насколько бы кадетско-октябристская власть была бы демократической, т.е. отвечала бы интересам и чаяниям большинства населения? В той конкретной исторической ситуации не только указанные деятели, но многие другие их соратники, в любом случае скорее представляли закрытый клуб единомышленников, который не мог стать действительной общественной силой, способной реконструировать страну. Сложилось бы то положение, которое в конечном итоге и возникло в марте 1917 года, когда ведущие посты в госаппарате заняли те, кто никогда, ни на каких свободных выборах в России победить не могли. В этой ситуации кабинет князя Г.Е.Львова больше походил на кабинет И.Л.Горемыкина, чем, скажем, на правительство Ллойд-Джорджа в Великобритании.
Идея столыпинских преобразований, осмеянная и ошиканная в кадетско-либеральных кругах, способная реализоваться лишь в рамках умеренно-авторитарного режима (каким и было после 1905 г. самодержавие), при понимании и поддержке образованных кругов общества, могла дать исторический шанс и П.Н.Милюкову и российскому бизнесу. Но ждать никто не хотел. Все желали играть лишь исторические партии "борцов с деспотией". Лидерам либерализма очень хотелось, чтобы Россия поскорее стала "второй Англией" и во имя этой великой цели либеральные златоусты отбрасывали жгучие экономические вопросы действительности, присвоив себе право лишь разоблачать и клеймить власть и все ее начинания. Эти политические деятели не хотели и не могли объединить сколько-нибудь значительные предпринимательские элементы.
Применительно к России само понятие "предпринимательские круги" следует скорее воспринимать как историческую метафору, чем определение некоего конкретного, связанного общностью интересов, целей и мировоззрения сообщества. Были банкиры, промышленники, торговцы, биржевики; существовали различные организации по отраслевым, региональным и даже общеимперским интересам, но почти везде, в том числе и в наиболее значительной организации – Совете съездов представителей промышленности и торговли, центробежные силы сплошь и рядом доминировали над центростремительными, а текущие интересы и потребности преобладали. Шаткость, неустойчивость экономической и социальной обстановки в стране осознавалась очень многими, но рецептов и рекомендаций по оздоровлению не предлагалось. То же, что инициировало правительство, почти сразу же отвергалось. Да подобные спасительные средства в последние годы вообще вряд ли могли быть. Крупный бизнес теснейшим образом оказался связан с государственной системой, которая отвергалась большинством политических деятелей. Экономические и политические вопросы переплелись, и конкретный прогресс в той или иной области хозяйства часто неразрывно был связан с более общими проблемами переустройства социальной жизни. Времени и возможностей для коренной реконструкции было очень мало и у государственной власти. Деловой мир, российский предприниматель оказался заложником исторической ситуации, когда все хотели блага, но никто уже почти ничего не мог. Судьба монархии и судьба предпринимателя оказались скованы одной цепью.
Причины подобной исторической аномалии следует искать не в тактике и стремлениях либеральных партий; их не следует выводить из политической недальновидности и интеллектуальной ущербности лидеров российского либерализма (здесь было достаточно ярких личностей). Основным стержневым фактором было отсутствие органической, надежной социальной базы для буржуазной эволюции. Именно тот хозяйственный импульс, резкий подъем частновладельческого хозяйства, о котором упоминалось выше, происходивший при деятельной поддержке самодержавного института власти, привел, с одной стороны, к росту наиболее крупных и совершенных финансово-индустриальных структур, а, с другой – отрывал крупный бизнес от своих естественных социальных резервов, не связав массу мелкособственнических интересов с интересами воротил делового мира.
Крупный капиталист и в XX веке, как правило, оставался одинокой фигурой, не вызывавшей симпатий не только в широкой общественной среде, но часто не имевшей поддержки и в самих предпринимательских кругах. Русские капиталисты не успели и не смогли стать альтернативной социальной силой, способной объединить конструктивные элементы общества и сошли с исторической арены вместе с самодержавной властью. Этот известный итог существования российских предпринимателей не был исторически запрограммирован, но оказался обусловленным всем ходом общественного развития, теми формами и тем уровнем, на которые его характеризовали.