Страница 20 из 28
У великана отвисла челюсть.
— Хо! Как?
Хольгер повторил.
— Какого дома? — уточнил гигант.
— Любого.
— Значит, растет? Вопрос о фантастических деревьях, на которых колеса растут, как плоды, нельзя считать настоящей загадкой!
Хольгер уселся и демонстративно принялся чистить ногти концом ножа. Ему пришло в голову, что горящий магниевый стилет может оказаться так же опасен для великана, как свет солнца. А может и не оказаться. Однако, если дело дойдет до битвы, не стоит забывать про Пламенное лезвие. Он заметил, что силуэт великана, несмотря на то что костер почти догорел, стал виден гораздо отчетливее.
— В моих краях такие загадки задают друг другу дети, — сказал Хольгер.
Это была чистая правда. Однако уязвленное самолюбие заставило великана израсходовать еще несколько столь драгоценных минут на сопение и фырканье.
В конце концов он с сердитым ворчанием впал в свой обычный транс.
Небо на востоке медленно светлело. Каждая минута казалась вечностью.
Неожиданно великан встряхнулся, грохнул кулаком по земле и с досадой объявил:
— Сдаюсь. Солнце уже припекает, я должен искать убежище. Каков же ответ?
Хольгер поднялся.
— А почему я должен открыть его тебе?
— Потому что я так сказал! — гигант поднялся во весь рост и прорычал: — Или я разорву сейчас деву на куски!
— Ладно, — сказал Хольгер. — Трава. Это трава.
— Трава? Но у травы нет колес!
— Я немного приврал, чтобы ты не догадался, — спокойно заявил Хольгер.
Баламорг взорвался от ярости. Ревущая гора мяса двинулась к рыцарю. Хольгер отскочил, стараясь держаться как можно дальше от Алианоры. Если он заставит ослепшего от злобы великана побегать за ним хотя бы еще минут пять… разумеется, оставаясь при этом в живых…
— Кис-кис-кис! А ну, попробуй меня поймать!
И начались прыжки и финты, броски в сторону и катание по земле — и хлопки чудовищных лап в нескольких дюймах от тела. От этой гимнастики сердце Хольгера готово было выпрыгнуть из груди.
И вдруг — первый луч солнца упал на голову великана. Баламорг взвыл. Еще никогда и нигде не слышал Хольгер вопля, в котором было бы столько муки и ужаса. Великан рухнул — и земля ухнула, как от взрыва. Великан выл не переставая и корчился, как гигантский червяк. Это было жуткое зрелище.
И вдруг вопль оборвался. В беспощадно ясных лучах солнца на том месте, где упал великан, лежала на земле удлиненная гранитная глыба с едва различимыми человеческими очертаниями. Лопнувшие шкуры лохмотьями свисали с нее. И это было последнее, что запечатлел взгляд Хольгера. Он упал и потерял сознание…
Когда он пришел в себя, его голова покоилась на коленях Алианоры. Солнце горело в ее волосах, солнце сияло в жемчуге ее слез…
Хуги скакал вокруг каменной глыбы.
— Злато, злато, злато! — горланил он. — Все они носят на поясе целый мешок! Быстрей, рыцарь! Разрежь мешок, и мы станем богаче, чем короли!
Хольгер поднялся и, заметно прихрамывая, направился к Хуги.
— Лучше этого не делать, — предупредила Алианора, — однако, любимый, как ты решишь, так и будет. В дороге нам не помешает несколько монет. Но только прошу тебя: позволь мне нести это богатство — пусть проклятие падет на меня, только на меня.
Хольгер молча отодвинул Хуги и склонился над завязанной сумой, сшитой из грубой кожи. Несколько монет выпали из нее и, ослепительно сверкая, лежали рядом. Огромное богатство…
Но что это за запах? Нет, не терпкий смрад кожи, а совсем другой — чистый и легкий, какой бывает после грозы на рассвете… Озон? Да! Но откуда?
— Боже! — вырвалось у него.
Он подскочил как ужаленный, бросился к Алианоре, подхватил ее на руки и помчался бегом к лагерю.
— Хуги! Бегом! Быстрей! Прочь отсюда! Ни к чему не прикасайся, если тебе дорога жизнь!
В одну минуту их пожитки оказались собранными, и Папиллон галопом помчал их на запад. Только когда тропа нырнула за высокий утес, Хольгер придержал жеребца. Хуги и Алианора немедленно потребовали объяснений. Он вынужден был на ходу сочинить им историю о внезапном видении ангела, предостерегающего от смертельной опасности.
Его авторитет не позволил им усомниться.
А какими еще словами он мог объяснить им подлинную суть дела? Он и сам был не очень силен в ядерной физике. Помнил только обрывки лекций об экспериментах Лоуренса и Резерфорда. И о лучевой болезни.
Басни о проклятии, наложенном на золото погибшего великана, оказались чистою правдой. Превращение атомов углерода в атомы кремния сопровождается радиоактивным излучением, а в данном случае речь шла о многих тоннах вещества.
Глава 13
Теперь дорога шла вниз. Через несколько часов в лесу, по которому они ехали, стали попадаться следы человеческой деятельности: пни срубленных деревьев, кучи выкорчеванного кустарника и поляны, вытоптанные скотом. Наконец — даже некое подобие дороги, петляющей сквозь чащу. По словам Алианоры, по этой дороге они могли еще до вечера добраться до какого-то городка. Хольгер дремал в седле: ночное приключение вымотало его, а медленная езда и пение птиц так сладко баюкали.
Они миновали брошенный хутор. Все говорило о былой зажиточности хозяев: основательный и просторный дом из тесаных бревен, аккуратные соломенные крыши над амбаром и овчарней. Однако дом был пуст, из трубы не шел дым, а по безжизненному подворью неуклюже скакал ворон. Ворон посмотрел на путников, склонив голову набок, и насмешливо каркнул.
— По следам видно, — сказал Хуги, — что хозяин свое стадо в город угнал или еще куда по дороге. Хотел бы я знать зачем.
К вечеру они выехали из леса на открытую местность. Вокруг колосились поля пшеницы. Солнце падало за кромку гор, и первые звезды робко теплились на востоке. Было еще достаточно светло, и Хольгер заметил недалеко впереди на дороге облако пыли. Он причмокнул, и уставший Папиллон сделал вид, что прибавил ходу. Алианора, гоняющая в небе голубей, опустилась на землю и приняла человеческий облик.
— Нет смысла беспокоить этих людей, — сказала она. — Они куда-то торопятся и явно чем-то встревожены.
Хуги потянул большим носом воздух.
— Гонят скотину за городские стены. Ух и смердит! Всем на свете — и навозом, и псиной, и потом, да вдобавок чем-то совсем не людским…
Стадо остановилось, и они догнали его. Несколько овец отбились и забрели в пшеницу. Пастухи и псы, безжалостно топча хлеб, выгоняли их на дорогу. Странно, подумал Хольгер. Не очень похоже на бережливых крестьян.
Папиллон остановился: дорогу путникам преградили всадники с копьями наперевес. Это были коренастые, светлокожие бородачи, одетые в простые полотняные кафтаны, подпоясанные ремнями. И хотя они производили впечатление флегматичных и миролюбивых людей, что-то в их голосах и движениях говорило о мрачной готовности к драке.
— Кто вы такие? — спросил один из них.
— Сэр Хольгер из Дании со своими друзьями, — объявил Хольгер. — Я прибыл с миром и хотел бы найти в городе еду и ночлег.
— Ольгер? — переспросил другой и почесал затылок. — Вроде я где-то это имя слыхал.
— Я прибыл издалека и в ваших краях проездом. Ты слышал не обо мне.
— Ладно, — сказал первый. — Стадо вот надо гнать. Приветствуем, значит, тебя, господин, в Лурвиле. Боюсь, что ты прибыл в недоброе время, но сэр Ив не откажет в гостеприимстве… Эй ты, там! — закричал он. — Вороти эту телку, а то она добежит до соседнего графства… Меня зовут Рауль, господин. Прости, что остановил тебя.
— Что у вас происходит? — спросила Алианора. — Зачем вы гоните скот за стены?
— Ну да, гоним, — кивнул Рауль. — Днем, значит, пасем его все сообща, а к сумеркам гоним в город. Нынче по ночам все, кто могут, за стены идут. Ни один храбрец, слышь, в одиночку за город ночью не сунется. Оборотень у нас шастает, вот так.
— Да что ты? — охнул Хуги.
— Ну. В последние годы все у нас пошло наперекосяк. В каждом доме беда на беде сидит. Нынешней весной, слышь, топор мой возьми да шмякни мне по ноге. А после и отца моего рубанул. Три недели — посевную как раз — пролежали мы с ним пластом, слышь. И в каждой семье такие страсти. Люди говорят, все оттого, что Срединный Мир подымается. Чернокнижье в силу входит, — Рауль перекрестился. — Но этот волк-оборотень — самая худшая из всех наших напастей, Христос нас сохрани.