Страница 4 из 54
И так как живот, в котором жил будущий Будда, подобно ларцу с реликвиями, не может быть обителью или наслаждением для кого-либо другого, го мать Бодхисатвы, когда ее сыну исполнилось семь дней, приказала долго жить и отправилась на небо тушита, где до этого обитал ее сын. И если другие женщины до или после десятого месяца рожают сидя или лежа, то у матери Бодхисатвы это было не так; после того, как она проносила свое дитя в чреве десять месяцев, она родила стоя. Это является особенностью матери Бодхисатвы.
И вот когда великая царица Майя проносила Бодхисатву в своем чреве, как масло кунжута в сосуде, десять месяцев и созрела для родов, захотела она отправиться в город своих родственников и сказала царю Шуддходане: «Я желаю, вождь, отправиться в принадлежащий моей семье город Девадаха». Царь словами «это хорошо» выразил свое согласие и велел выровнять и украсить дорогу от Капилавасту до города Девадаха банановыми ветками, наполненными водой горшками, флагами и тому подобным. Потом усадил царицу на золотые носилки, которые подняли тысяча слуг, и отправил ее с большой свитой.
Между обоими городами находится принадлежащий их жителям чудесный лес деревьев шала, называемый лес Лумбини. К тому времени разрослось все от корней до кончиков веток как бы в один-единственный плод, а между ветвями летали рои пятицветных пчел и всевозможные птицы, чирикающие сладкими голосами. Весь лес Лумбини был похож на райскую рощу и был как благоустроенный павильон для напитков могущественного царя.
Когда княгиня увидела этот лес деревьев шала, у нее появилось желание прогуляться в нем. Слуги сопроводили царицу в лес. Она подошла к великолепному дереву шала и захотела схватить его ветку. Ветка наклонилась вниз, как кончик пропитанного паром тростника, и приблизилась к ее руке. Она протянула руку и схватила ветку. И тут у нее начались схватки. Много людей поспешили к ней и какое-то время хлопотали вокруг нее. И пока она так стояла, держась за ветку шала, она родила своего ребенка.
В этот момент подоспели четыре божества чистого сердца с золотой сеткой и поймали Бодхисатву и эту золотую сеть; потом они поставили его перед матерью и сказали: «Будь благословенна, царица; у тебя родился могущественный сын.»
Если другие существа, когда они выходят из чрева матери, покрыты неприятными нечистотами, то это было совсем не так у Бодхисатвы. Он вышел из матери как проповедник с кафедры или как человек, спустившийся с лестницы; расставив руки и ноги, стоял он там и не был покрыт нечистотами вследствие пребывания в животе своей матери, чистый и белый, и сиял как драгоценный камень, положенный на одеяние из тончайшего хлопка.
Потом две тучи в честь Бодхисатвы и его матери пролились дождем с небес и освежили их тела.
Затем из рук божеств, которые поймали его золотой сетью и поставили на землю, его приняли четыре великих царя и положили на дорогое, изысканное, приятное на ощупь покрывало из шкур; из их рук приняли тогда уже его люди и положили на подушку из тонкого сукна. Он высвободился из рук людей, встал на землю и посмотрел на восток, и несколько тысяч миров были для его глаза как одно пространство. И чествовали его боги и люди благовониями, венками и тому подобным и говорили: «Ты великий герой, здесь нет тебе подобных; где найдешь более великого?»
И так посмотрел он на четыре страны света и на четыре промежуточные страны света, посмотрел вниз и вверх; и после того как он рассмотрел десять небосводов и не нашел себе подобного, он сказал: «Это север», — и сделал семь больших шагов, а бог Брахма держал над ним зонтик от солнца, а Суяма — опахало, а другие боги держали в руках обычные царские знаки власти и отличия. На седьмом шагу он остановился, голосом героя крикнул: «Я — первый в мире», — и испустил львиный рык…»
Наше предыдущее описание последующего ухода Сиддхартхи в отшельники вызывает вопрос о реальном фоне этого повествования. Его мы находим на месте — в городе Капилавасту, на празднике Ашальхи-Накхата и в лесу Лумбини, где свершилось рождение. Рождение в роще Лумбини долго оспаривалось, пока не было открыто в 1896 году место со знаменитой колонной царя Ашоки, который правил Индией примерно в 268–232 гг. до н. э. и распространил свое господство на отдаленные части субконтинента.
Каменная колонна, воздвигнутая в 245 году до н. э., имеет следующую надпись на североиндийском языке магадхи: «Двадцать лет спустя после своего коронования царь Ашока пришел сюда, чтобы почтить Будду, который здесь родился. Он построил эту колонну в знак того, что Пробужденный на этом месте появился на свет…» Эта надпись не только стала последним доказательством рождения Будды в роще Лумбини, но и рассеяла последние сомнения в его долго оспариваемом историческом существовании.
На этом примере мы видим связь действительности и легенды, которая встречается во всех историях, посвященных Будде. Переходы плавные, при этом рассказчики, устно передававшие свои тексты от поколения к поколению, совсем не осознавали явных для нас разрывов между реальностью и фантазией.
«Ниданакатха», из которой мы взяли рассказ о рождении, уходит своими корнями в действительные события тысячелетней давности. Она является частью возвышенной истории жизни, которую мы находим также в речах Будды как своего рода автобиографических очерках.
Совсем с другой точки зрения описывает ученик Будды Анаида в 123-й сутре «Маджджхима-Никайя» («Собрание наставлений средней длины») последнее возвращение Пробужденного на эту Землю. Ее понимание предполагает знание индийского учения о перерождениях, которое задолго до Будды существовало в Индии, — нечто само собой разумеющееся для любого индийца. Поэтому мы подробно рассмотрим его возникновение и значение в следующей главе. Знание этого учения является не только предпосылкой для понимания истории жизни Будды, но и правильным подходом к его учению.
Сутры — более поздние буддистские учебные тексты — имеют одно общее с речами Будды: повторения, которые должны углубить и сделать незабываемым сказанное. Этой форме следует и сутра «Маджджхимы-Никайя». Она постоянно повторяет начальную формулу «Когда Бодхисатва…» и дает понять, что все, что здесь происходит и соответственно высказывается, относится к нему — будущему Будде.
Сутра исходит не из событий на Земле, а из места пребывания Будды перед его последним перерождением. Это небо тушита, один из буддистских раев, где боги и бодхисатвы живут в невидимом для нас счастливом единстве до их следующей реинкарнации.
Хотя здесь нам предлагается совсем другой взгляд на рождение Сиддхартхи Гаутамы, бесспорно родство обоих текстов. Они рождены одним и тем же образом мыслей и имеют одну цель: показать нам исключительность и особое значение этого Бодхисатвы.
В сутре «Маджджхимы-Никайя», которая также была переведена на немецкий язык Юлиусом Дутойтом, мы читаем:
«Погруженный в раздумья и внутренне собранный, покинул Бодхисатва небо тушита и вошел в чрево своей матери.
Когда Бодхисатва покинул небо тушита и вошел в чрево своей матери, то в мире богов и людей, в мире Мары, в мире Брахмы, в роду аскетов и брахманов, богов и людей появилось беспредельное сияние, которое превзошло внеземную власть богов. И воздух между отдельными сферами не был более заполнен мглой и мрачной темнотой; и там, где сами солнце и луна так чудодейственны, так могущественны, но не имеют света, там появилось беспредельное сияние, которое превзошло внеземную власть богов. И создания, которые были поражены этим, узнали благодаря этому сиянию друг друга: «Есть и другие создания, которых поразило это. И вся система десяти тысяч миров качнулась, содрогнулась и задрожала, и появилось в мире беспредельное сияние, которое превзошло внеземную власть богов».
Когда Бодхисатва вошел в чрево своей матери, тогда явились четыре сына богов, чтобы стоять в карауле с четырех сторон, думая при этом: «Чтобы Бодхисатве или матери Бодхисатвы ни один человек, ни одно внеземное существо или еще кто-либо не нанес вреда!»