Будда

Власть находилась в руках верхних каст, брахманов, владевших таинством ритуального жертвоприношения, и кшатриев, которые были воинами и землевладельцами, то есть имущим классом, и осуществляли власть. Эта система господства еще до рождения Сиддхартхи привела к образованию государств, которые частично были основаны как княжества, частично развились в своего рода республики с избираемым вождем — раджой. В одном из таких маленьких государств и рос Сиддхартха, сын раджи. Каждой клеточкой своей чувствовал он противоречия того времени.

Между отдельными государствами возникали столкновения, которые иногда решались военным путем, а часто в действие вступали коварство, интриги, заговоры и обман. Брахманы, владеющие сложным ритуалом и организующие ритуальные действия жертвоприношения — особенно традиционное жертвоприношение лошади — сделали из этого первоначально ритуального обряда доходное дело, которое экономически разоряло население и многих людей довело до нищеты. Жажда наживы великих и власть имущих привела, особенно в новых, быстро растущих городах, ко все более увеличивающейся правовой неуверенности. Эксплуатация слабых сильными, бедных богатыми стала обычным явлением. Возникли первые формы мафии. В повседневной жизни царили произвол, обман и открытое насилие. «Большая рыба заглатывает маленькую рыбку», — метко говорит об этом индийская поговорка того времени.

Правители продавали сельские угодья тем богачам, которые предлагали большую цену. Торговцы стремились к наибольшей прибыли. Низшие касты и прежде всего неарии, не принадлежавшие ни к какой касте, все больше нищали. Они теряли свои хижины, многие не имели даже ежедневной чашки риса.

Это положение настолько обострилось в шестом пеке до н. э., что даже молодые люди, которых непосредственно это не касалось и которые не испытывали нужды, покидали свои города и деревни, чтобы стать бездомными. Они презирали роскошь и наслаждения. Так изо дня в день росло число нищих монахов и аскетов, бездомно блуждающих по стране.

Неизвестно, принадлежал ли отец Сиддхартхи, как раджа, к преступникам того времени. В истории его жизни мы ничего не находим об этом. Но мысли Сиддхартхи о побеге, которые он долго вынашивал в своем сердце, явно указывают на то, что его не удовлетворяло положение привилегированного богача. Об этом он, как мы знаем, многократно говорил своему отцу.

Но не столько внешнее сопротивление скверному образу жизни того времени, сколько недовольство своим внутренним состоянием заставило Сиддхартху принять то решение, которое в корне изменило жизнь 29-летнего человека. Он не только ненавидел окружавших его люден, погрязших в низменных поступках, по и давно понял всю бессмысленность этой праздной жизни. И эта преследующая его потребность ставить вопросы, которую он воспринимал как необходимость, привела к непоколебимому плану изменения жизни, который он, попреки давлению светской семьи, воплотил в жизнь.

Бросив последний взгляд на спящую Яшодхару и сына Рахулу, он однажды ночью покинул родительский дом, снял перед городом свои дорогие одежды и знаки сословия, отрезал волосы и стал, как многие другие, бездомным.

Это как раз то, что можно исторически достоверно сказать о великом решении Сиддхартхи и его исполнении, хотя и здесь, и в других сведениях, касающихся его жизни, единственным надежным источником являются речи будущего Будды.

С этой точки зрения Сиддхартха является одним из тысяч, беглецом, бунтарем против бездуховности своего времени и ее ужасных последствий. Но даже немногие факты наглядно говорят о том, что время Будды не так уж сильно отличается от нашего. А если полистать книгу истории дальше, то можно установить, что эти явления наблюдались во все времена — то явно, то более скрыто.

Сиддхартха ощутил не только нищету своего времени и своей страны. Более того, он познал, что эта нищета присуща человеческой жизни, что она заложена в сути нашего бытия, в человеческой судьбе.

Мы можем, разумеется, исходить из того, что не только бегство Сиддхартхи в бездомность и побудившие его к этому познания вели его по пути, сделавшему его Буддой, — и что более важно — способствовали его вхождению в историю.

Этот путь мог быть здесь предначертан или, по крайней мере, обозначен. Для того чтобы пережить тысячелетия в памяти и почитании человечества, требуется гораздо больше, требуется описанное выше триединство жизни, учения и легенды, без которого сегодня не было бы буддизма, хотя это триединство следует обосновывать не исторически, а по мере проявления.

Мир проявления и вместе с тем первый мир воздействия Будды принадлежит легенде. Он одновременно является знакомством, внутренним изображением и отображением. В ней отразились азиатские переживания и видение, мир видимого и невидимого, чудо в многообразном, необозримом образе.

Мы отступаем от сухой истории и вступаем не только в мир мечты, иллюзии, заблуждения, так называемую майю, по и в мир последних истин, который мы в конце концов познаем из тройного явления Будды — из его учения.

Поэтому мы должны отличать того молодого человека, который покинул родительский дом, жену и ребенка, чтобы искать свой путь, от того, который излучает блеск и творит чудеса, как об этом говорится в легенде, хотя для сегодняшнего наблюдателя последствия обоих явлений одинаковы.

Для 29-летнего цель еще очень далека. Но Сиддхартха достигает ее: он становится Буддой. Мы знаем об этом из его сохранившихся речей, в XIX веке переведенных также и на европейские языки, и из его легенды и чудес, описанных в ней. Она сохранилась наряду с его речами и сделала Будду бессмертным в нашей памяти. Событие, не имеющее примеров.

В ней дом превращается во дворец. Раджа становится могущественным королем. Мы сталкиваемся с жизнью, подобной восточной сказке. Ранняя Индия дала волю своей фантазии, и становление Будды стало ее продуктом.

Так мы уже здесь находим зачатки деления. Из одного становится два. Один человек показывает два лица: свое настоящее и другое, из легенды. Из этого другого лица возникает потом лицо Будды, которое мы все знаем, которое отражает его, заставляя забыть о сходстве. Его настоящее лицо из 80 лет земной жизни безвозвратно исчезло — это образ, который никто не знает. Но все мы создаем себе его портрет, картину его юности, его странствий и его нирваны — что бы мы под этим ни понимали. Мы же должны что-то подразумевать под этим, если хотим понять, о ком и о чем идет речь. Означает ли Будда в буквальном переводе Пробужденный?

Пробуждение было последним следствием решения о бегстве, которое было как освобождением из застенка домашнего быта, так и освобождением тела от телесности, которую он воспринимал как тюрьму.

И здесь все то же искажение образов, которое мы постоянно находим у Будды, так как мы знаем, что он был больше, чем Сиддхартха Гаутама из Капилавасту — склонный к размышлениям отпрыск кшатрия с невообразимой глубиной созерцания.

Почему это так, мы узнаем из легенды его происхождения, наслоившейся на его действительную жизнь. Мы не сможем понять ее, если не воспримем как часть индийской реальности, как действительность в смысле индийского мышления и веры. Поэтому мы хотим открыть здесь два доступа: во-первых, через саму легенду, а во-вторых, через попытку осветить ее местоположение и окружение в индийском мировоззрении — в круговороте рождений.

Глава III

Бодхисатва спускается. Рождение принца

Задолго до того, как из Будды рождается третье, решающее — его учение, которое сегодня является самым важным, мы постоянно встречаем его в двух ипостасях: в его истории рождения как принца и как бодхисатву. При этом на первом плане стоит бодхисатва как существо просветления. Принц — это только его преходящее последнее воплощение, которое мы встречаем в Капилавасту. Жизнь в качестве принца мало соизмерима с совокупностью бодхисатвы, который предстает перед нами, если мы следуем легенде, в немыслимом для неазиата образе: блистательное явление, существо, без ауры которого мы бы сегодня не знали о Будде и его учении.