Бернард Шоу

Среди первых были дипломаты. Один из них заявил, что, сиди Шоу в министерстве иностранных дел, — европейская война разразилась бы через две недели. У Шоу будет случай ловко возразить насмешнику: не нашлось в министерстве иностранных дел Шоу, — и европейская война разразилась через восемнадцать месяцев.

А к числу добреньких идеалистов относился Джон Голсуорси: в 1911 году он выступил с воззванием против использования авиации в войне. Духовные наследники Шекспира и Ньютона не замедлили подписаться под этими словами. Шоу не дал своей подписи: «Я не могу подписать этот бред. С таким же успехом можно настаивать на предложении Фильдинга: пусть армии бьются на кулаках. Вся эта болтовня о бремени вооружения ничему не служит: в наше время содержание даже крупнейших армий обходится дешевле пустых затрат по охране частной собственности. И мы отлично знаем, что благостными намерениями воздушную войну нельзя отменить, как прежде не сумели запретить разрывные снаряды. Ужасно, конечно, но ведь война ужасна сама по себе, и то-то порадуются газеты, когда вместе с градом пуль на людные города посыплется рубленое мясо аэронавтов. По-настоящему волнует другой вопрос: может быть, хоть эта перспектива укажет на необходимость создания некоей международной организации по прекращению войн. Государства будут тузить друг друга, пока не вмешается полиция. Встряхнуть да вооружить хорошенько европейско-северо-американскую полицию — вот что надо сделать. А не вести душеспасительные разговоры: «бремя вооружения» и прочее».

Начавшаяся в августе 1914 года война, казалось, удивила в Англии всех, кроме военного министерства, министерства иностранных дел и Бернарда Шоу. Однако газеты убедили людей, что для военного министерства и министерства иностранных дел война тоже была неприятной неожиданностью, а вместе с газетами врали и не краснели знаменитые писатели. Бернард Шоу счел своим долгом представить истинную картину событий. Собрав какие только мог документы, он уехал в Токи и два месяца занимался причинами и истоками войны, жарясь под солнцем на крыше отеля: «Все это представлялось мне просто стычкой двух пиратских флотилий — с одной, впрочем, важной оговоркой: сам я, моя семья, друзья — все были на английских судах, и я никак не смел желать поражения своим. Везде полощется черный «Веселый Роджерс», но я с теми, на чьих полотнищах нашлось место и для «Юнион Джека».

Иногда он спускался с крыши отеля послушать в «Павильоне» симфонические концерты Бэзила Кемерона, на которые сходились раненые бельгийцы, прибывшие сюда на поправку с фронта: «Специально для них оркестр исполнял «Типперери», но воины не поднимались на костылях и не оглашали воздух восторженными криками. Напротив, их изумленный вид слишком ясно говорил, что эту мелодию они слышат впервые в жизни».

Кто-то объявил, что Антигерманская Лига намерена закрыть церковь в Форест Хилл, ибо служба там ведется на немецком языке: старичок священник всю жизнь обращался к Господу на этом наречии. «Так, может, теперь объявить Богу вотум недоверия — зачем, мол, сотворил немцев?..» — заметил Шоу.

Сейчас мы ясно видим, что сочинение и публикация памфлета «Здравый смысл о войне» были самым мужественным поступком Шоу за всю его жизнь. Настало время сказать правду; и Шоу, как обычно, понял это лучше своих критиков — и доброжелательных и настроенных враждебно. «Нью Стэйтсмен» проворно опубликовал памфлет в своем «Военном приложении», которое разошлось в количестве 75 000 экземпляров, и он сначала был тепло принят читателями. Но скоро все перезабудут, о чем именно говорилось в памфлете, его затопит поток воинствующей прессы, и уже примутся его поносить журналисты, не знавшие из него ни строчки. Что ж, придется и это перенести, Шоу не привыкать. Пусть его измордуют в идейных баталиях, а долг он свой выполнил, как солдат на поле боя.

«Тяните из меня жилы, сколько вылезет, — любил говорить Шоу, — но если вы начнете стрельбу и потасовку, — слуга покорный: я трус и лезу под кровать. Не желаю, чтобы моя исключительно ценная жизнь зависела от пулемета».

Без сомнения, он знал, что смелые люди не боятся правды и побеждают, а трусы хватаются за ложь и ложь их сокрушает. Но неужели он того не знал, что трусов всегда больше, чем людей смелых, и что в переломные моменты прорицатель истины всерьез рискует быть повешенным? А уж положение его самого было так серьезно, что дальше некуда. Он по собственному опыту знал, что в такой вот злосчастной ситуации множество людей, до этого не выказывавших к нему никакой враждебности, спешат излить накопленные за много лет желчь и зависть. Людей, лишенных чувства юмора, бесило не только то, что говорил Шоу, но и то, как он это говорил.

«В смешном ищи скрытую правду», — учит Старец в «Назад, к Мафусаилу». К сожалению, серьезно относящиеся к себе люди в подобных случаях ищут спрятанную дубинку.

Когда в ежемесячном приложении к «Нью-Йорк Таймс» появилась первая половина «Здравого смысла», разразился потоком брани Генри Артур Джонс, соперник-драматург. К легкомыслию Шоу они все как-то еще притерпелись, но чтобы легко и изящно им резали в глаза правду — это, знаете ли, слишком!

Вспоминая свои довоенные статьи, написанные в напрасной надежде предотвратить катастрофу, Шоу пишет: «Публика не вняла моему голосу. Тогда я заставил леди из моей пьесы сказать: «К…бабушке!» — и моментально затмил своей известностью кайзера, царя, сэра Эдуарда Грея[149], Шекспира, Гомера и Президента Вильсона. Газеты целую неделю занимались одним только мною — вот как теперь войной, а одна из них даже посвятила специальный выпуск одному-единственному слову из моей пьесы — в свое время она не удостоила такой чести даже Лондонский договор 1839 года. Мне сразу стало ясно, что эту страну нельзя воспринимать серьезно. А не могу переломить свою натуру! Опять лезу с добрыми советами и не боюсь нового заговора молчания, поскольку известность я себе верну очередной пьесой, куда вставлю очень и очень сильные выражения: ведь теперь-то видно, что я не ошибался относительно внешней политики».

«Здравый смысл» вызвал что угодно, но только не заговор молчания. Умный человек не нашелся бы ничему возразить в этом памфлете, и, надо полагать, именно поэтому памфлет Шоу подвергся яростным нападкам. Там было черным по белому написано, что нарушение нейтралитета Бельгии было задумано — и задумано плохо — как повод к британской интервенции; что если бы у солдат всех армий было достаточно разума, они бы перестреляли своих офицеров и разошлись по домам; что гражданам всех воюющих стран пора бы набраться ума и ке давать больше денег на дипломатические войны; что не в одной Германии, айв Англии полно своих юнкеров (то есть помещиков) и милитаристов; что худая слава об английском лицемерии гуляет по всему свету; что самовосхваление и поливание врага грязью — отнюдь не лучший способ выиграть войну; что войну можно было предотвратить, если бы британский министр иностранных дел заблаговременно прояснил позицию Англии; что настоящие причины войны с Германией гораздо серьезнее, нежели выходит по официальной версии. Было там и множество других замечаний. В сущности говоря, это был чрезвычайно патриотический памфлет, где предстали свободными от грязи и лжи основы демократии.

Но еще ни одно сочинение не приносило своему автору столько ненависти и оскорблений, если не считать «Прав человека» Тома Пейна, пролившего свет «здравого смысла» на столь же кризисное состояние своего времени. Роберт Линд неплохо сформулировал создавшееся положение, сказав, что памфлет Шоу не встретил ни одного разумного возражения, но с его появлением о войне стали говорить и писать как о борьбе между Великобританией. Францией, Россией и Бельгией, с одной стороны, и Германией, Австрией, Турцией и Бернардом Шоу — с другой. В прессе появилось предложение бойкотировать пьесы Шоу. Его сторонились старые друзья. Знакомые не раскланивались. При его появлении люди уходили из комнаты. Герберт Асквит выразил мнение многих собратьев-офицеров, заявив как-то вечером в кают-компании своего дивизиона: «Этого человека надо поставить к стенке!» Даже дружественные критики сдержанно роптали: «Не ко времени чудит наш зануда». Особенным негодованием исходили люди, не читавшие «Здравого смысла». С каждой почтой в его почтовый ящик ложилась изрядная порция оскорблений. Отказались фотографироваться с ним многие «звезды», участвовавшие в благотворительном утреннике.

149

Министр иностранных дел Англии.