В сладостном плену

Баня выпарила из него острое желание обладать ею, он поднялся, вышел в сени и вылил на себя ведро холодной воды, чтобы смыть с тела соленый пот. Как обычно после бани на него снизошло чувство спокойствия и умиротворения. Торгун пошел домой легкой походкой.

Судя по тому, как высоко стояла луна, было уже около полуночи. Бретана, наверное, уже давно и крепко спит.

Торгуй, воображение которого рисовало ее пленительный облик, внезапно остановился. На тропинке внизу заметил чей-то изящный, медленно приближающийся к нему силуэт, очертания которого скрадывались тенью. Ничего не подозревая о присутствии Торгуна, неизвестный опустил капюшон, рассыпав по плечам массу белокурых волос, и Торгун мгновенно узнал Бретану. Прежде чем он успел произнести хотя бы слово, она подняла голову и от удивления чуть вскрикнула. Ее глаза заискрились от радости.

Расстояние, которое отделяло их друг от друга, молодые люди пробежали в мгновение ока. Нимало не заботясь о том, что их кто-то может увидеть, они слились в порыве всесокрушающей страсти.

Не произнеся ни слова, Торгун жадно искал нежные, чуть раскрытые губы Бретаны и весь трепетал от еле сдерживаемой страсти. Бретана инстинктивно отвечала на каждую его ласку. О, как бесконечно долго она была лишена этого. А теперь поистине чудо, вот он здесь, рядом, и губы его дышат страстью и источают властный призыв.

Торгун мгновенно схватил ее на руки и от обоюдного желания не пошел, а прямо-таки помчался к находившейся рядом меховой лавчонке. Осторожно став на колени, он нежно опустил ее на груду мехов.

Слова были не нужны — они и так великолепно понимали друг друга. Зато как красноречивы были мощные руки Торгуна, бурно ласкавшие ее нежно-розовые соски. При каждом жадном прикосновении к ним пылкого любовника Бретана страстно выгибала спину. Как бы она хотела, чтобы это наслаждение длилось вечно, но таких же ласк властно требовали другие, более сокровенные части ее тела.

Руки Бретаны нежно ласкали его тело. Как же он силен, как несгибаем!

Еще мгновение — и Торгун освобождает ее от плаща и платья, освобождается сам и всем телом томно приникает к Бретане. Своими слитыми вместе губами они впитывают и передают друг другу неуемную страсть.

Каждый знал, что это только начало. Вот Торгун раздвигает ее ноги, поднимается на руках и некоторое время балансирует над ней, едва удерживаясь от сильнейшего желания наконец-то войти в нее.

Дальнейшее промедление становилось просто невыносимым. Она не смела произнести те откровенные слова, которые побудили бы его сделать то, чего она так страстно жаждала. Наконец она произнесла только одно слово, и его оказалось достаточно.

— Торгун.

Оно прозвучало как мольба, и он преодолел последний барьер. Он вошел в нее сразу, одним мощным решительным толчком, а Бретана приветствовала его теплой влагой своей плоти и устремленными навстречу движениями бедер. Торгуй был неутомим, и каждое его проникновение в ее тело приносило им обоим ощущение полноты слияния.

Каждое его обратное движение сопровождалось жалобным стоном Бретаны, безмолвной мольбой скорее вернуться в нее. Он все ближе и ближе подводил ее к той неуловимой грани, за которой (она это знала) последует взрыв наслаждения. Учащенные движения Торгуна совпали с ее восхождением на пик собственной страсти. Бурный напор Торгуна прорвал в Бретане плотину острого удовольствия. Затем миг восторга наступил и для него самого, и последним, преисполненным неимоверной энергии, движением он излился в нее, упиваясь сладким ароматом ее шелковистых волос.

До этого момента они не обменялись ни единым словом, ибо безмолвный диалог вели их преисполненные негой тела. Но вот теперь Торгун начал понимать ту опасность, которой было чревато их свидание.

— Кто знает, что ты ушла из дому? — спросил он, осторожно скатываясь в сторону от нее и становясь серьезным.

— Никто, — прошептала она, игриво целуя его щеку искусанными в порыве страсти губами. — Я не могла уснуть и поэтому вышла подышать свежим воздухом. Мне и в голову не могло прийти, что прогулка станет таков восхитительной.

Торгуй негромко рассмеялся, хотя его голос выдавал определенное беспокойство. Потом он быстро поднялся и пододвинул к Бретане ее разбросанную в беспорядке одежду.

— Я так по тебе соскучился, — сказал он с улыбкой, — и это все просто великолепно, но делать этого нам не следует. Тебе надо немедленно возвращаться, да и я тоже должен сдерживать свои страсти.

— Надеюсь, что этого не случится, — дразнящим тоном произнесла Бретана. — А то я буду думать, что потеряла для тебя свою привлекательность.

— Никогда! Единственное, что ты потеряла, так это невинность. А теперь быстро в постель, пока с нами обоими не разделались.

Торгун шутливо шлепнул Бретану пониже спины, а потом ласково потер мягкие округлости. Это было все, что он мог сделать, чтобы избежать соблазна снова заняться с нею любовью, но возобладал разум.

Быстро поцеловав ее в губы, он повернул Бретану лицом в сторону дороги и чуть слышно прошептал на ухо:

— Завтра я буду просить твоей руки, а сейчас мне надо набраться для этого сил. Ну все, иди к себе.

Торгун уже собирался повторить свой шлепок, когда Бретана неожиданно повернулась к нему и, опередив его возражения, поцеловала любимого. Он был долгим, страстным и в то же время каким-то по-особому нежным…

Чуть-чуть отодвинувшись, она продолжала целовать молодого скандинава, как можно дольше оттягивая момент расставания.

— Завтра, — прошептала она и, резко повернувшись, быстро побежала вниз по дороге, скрывшись из виду прежде, чем Торгун успел что-нибудь ответить. Мгновение — и вот она уже далеко, но еще долго он чувствовал на своих губах вкус ее поцелуев и вспоминал о том, что внутри нее он оставил частицу самого себя.

Глава 13

— Он пришел просить моей руки!

Бретана сразу же связала приход Торгуна с раздававшейся в соседней комнате оживленной гортанной речью скандинавов. Хотя она уже и не спала, охватившее ее возбуждение в связи с предстоящим визитом Торгуна помешало ей заняться своим обычным утренним туалетом. Было уже довольно позднее утро, а она все еще была в легкой ночной рубашке.

Голос Торгуна заставил ее поторопиться. Она прямо-таки скатилась с мягкого матраса и встала на пол. В такой знаменательный день она должна выглядеть как можно лучше. С этой мыслью она поспешила к тяжелому деревянному сундуку с одеждой, намереваясь выбрать все самое лучшее.

Быстрее одеться и — туда, где разговаривают мужчины. Впопыхах она совершенно забыла надеть обычный передник, и потому оказалась только в легком платье небесно-голубого цвета с узкой талией и глубоким, окаймленным кружевами вырезом на шее. И то и другое самым выгодным образом подчеркивало все достоинства ее фигуры. С живописно рассыпанными по плечам длинными волосами Бретана бросилась к двери в гостиную, совершенно позабыв, что еще не обута.

— Но это же неслыханно — платить серебром!

Хаакон выглядел так, как будто его ударили чем-то тяжелым.

— Она моя дочь, — примирительно пояснил Магнус.

Эта новость исторгла из горла короля какое-то зловещее рычание. Он и помыслить не мог, что Торгун когда-нибудь получит столько денег, пусть даже за возвращение такого сокровища. Это, право же, слишком. С таким богатством он вполне сможет купить корабли, заплатить наемникам и, может быть, даже вступить в борьбу за трон. Ярлы могут отказать своему королю в поддержке, если он окажется неспособным защищаться от нападения первенца Харальда.

— А ты подумал о том, как может распорядиться мой брат таким богатством?

— Меня это мало волнует, — поспешил ответить Магнус. — Для меня важно только то, что моя дочь благополучно вернулась. И свое обещание, данное Торгуну, я выполню.

Занавес, отделявший комнату, где разговаривали мужчины, от остальных помещений, раздвинулся, и взору Хаакона предстало видение, к созерцанию которого он был совершенно не подготовлен. Перед ним, во всем блеске своей красоты, в великолепном небесно-голубого цвета льняном платье, выразительно подчеркивающем контуры бюста и стройных бедер, стояла Бретана. Ее волосы, почти доходившие до пояса, придавали ей вид облаченного в мантию ангела.