Страница 80 из 85
Магда держалась мужественно; это производило впечатление на окружающих. Один из них (Больдт) писал потом: «Фрау Геббельс до самого конца не обнаруживала страха смерти. Она всегда выглядела элегантной и бодрой; легко поднималась по винтовой лестнице, перешагивая через ступеньку. Для каждого у нее находилась дружеская улыбка. Возможно, что эта изумительная сила характера поддерживалась в ней ее фанатичной верой в Гитлера».
Геббельс вел себя активно: наблюдал за обитателями и посетителями бункера и ежедневно делал записи в дневнике; участвовал во всех совещаниях, проводившихся Гитлером, и общался с ним в неофициальной обстановке. Тот же свидетель, Больдт, встретив Геббельса на одном из совещаний, написал потом: «Этот маленький худой человек выглядит бледным и осунувшимся. Он в основном молчит, вопросы задает редко, только внимательно слушает объяснения по картам. В его глазах, горевших прежде фанатичным блеском, затаилось выражение невыносимой боли». Науманн, наоборот, утверждал, что Геббельс активно участвовал в совещаниях и часто высказывал свое мнение.
Последней надеждой обитателей бункера была 12-я армия генерала Венка, которая должна была начать 22 апреля операцию деблокирования, прорываясь в Берлин с юго-запада. Гитлер специально отправил Кейтеля в штаб 12-й армии, чтобы он ускорил проведение этой операции. Сам он окончательно решил не уезжать на юг (об этом он сказал Гиммлеру, прибывшему из «Хоэнлихена»), но своим приближенным разрешил покинуть Берлин — всем, кто этого хотел. Это был последний шанс спастись, которым воспользовались многие.
В понедельник, 23 апреля, случилось следующее: Геринг, находившийся на юге Германии, заявил (по словам генерала авиации Келлера, представителя Геринга в Берлине), что Гитлер, оставшийся в осажденной столице, практически не может исполнять свои обязанности главнокомандующего и главы государства, и поэтому должен вступить в действие закон, провозглашенный самим Гитлером 1 сентября 1939 года перед рейхстагом, регламентировавший назначение его преемника. Именно Геринга Гитлер и назвал тогда первым кандидатом в свои преемники. И вот теперь Геринг послал Гитлеру в бункер телеграмму с просьбой о согласии на передачу полномочий, которую Гитлер расценил как попытку предателя захватить власть. Тем временем Гиммлер встретился на севере Германии со шведским послом, графом Бернадоттом, и уполномочил его просить западных союзников принять капитуляцию германской армии. В это же время Гитлера посетил в бункере Шпеер с прощальным визитом и признался фюреру, что намеренно не исполнил его приказ о полном уничтожении всех стратегически важных сооружений. Гитлер выслушал его признание с кривой усмешкой. Он был необычно спокоен и объяснил Шпееру, что окончательно решил застрелиться, и приказал, чтобы его тело сожгли, чтобы оно не досталось на потеху врагам. Геббельс сказал, что считает такое решение правильным, и что добровольная смерть — единственный достойный выход для фюрера. Только Борман еще пытался убедить фюрера изменить свое решение. Сам он не собирался умирать ради того, чтобы обрести ореол мученика; он хотел жить, жить дальше. В это время русские танки уже проносились по улицам Берлина, и спастись можно было только по воздуху или же прорвавшись через позиции русских.
Спокойно выслушав признание Шпеера в непослушании и мягко пожурив его, Гитлер затем пришел в полное неистовство, услышав от Цорна о телеграмме Геринга. Геббельс и Борман пытались, как могли, успокоить его ярость. Гитлер отдал приказ о лишении рейхсмаршала всех его громких титулов и об исключении его из партии и всех государственных организаций, а также дал телеграмму командованию СС в Оберзальцберг с приказом арестовать Геринга как государственного изменника. Геббельс в это время, по свидетельству очевидца, «кипел от возмущения и изливал свои чувства потоком высокопарных фраз, который никак не мог прерваться». Он говорил о чести, верности, чувстве долга, но при этом кое-кто подметил переполнявшее его чувство зависти к Герингу, сумевшему вовремя удрать из ловушки, в которой оказались теперь и Геббельс, и Гитлер. Впрочем, возможно, что молодой офицер Больдт ошибся в этом наблюдении, потому что Геббельс, несомненно, бесповоротно решил умереть вместе с Гитлером.
В тот же день произошло прощание с генералами Йодлем и Кейтелем. Вслед за ними незаметно улизнул Риббентроп, а Шпеер покинул бункер ранним утром 24 апреля. В ночь с 25 на 26 апреля летчица Ханна Рейч привезла на своем самолете в Берлин (уже почти захваченный русскими) генерал-фельдмаршала Риттера фон Грейма и проводила его в бункер к фюреру. Гитлер назначил Грейма командующим люфтваффе вместо так позорно осрамившегося Геринга. Вообще-то приказ о назначении можно было передать по радио, тем более что германские военно-воздушные силы практически уже перестали существовать; но Гитлер, явно желая досадить Герингу, предпочел соблюсти все формальности. Ради этого фон Грейму пришлось проделать опасный перелет в Берлин. При заходе на посадку самолет был обстрелян, и Грейм, получив серьезное ранение в ногу, потерял сознание во время трудного приземления. Прибытие в бункер раненого фельдмаршала в сопровождении прославленной летчицы вызвало у его обитателей вспышку лихорадочного оживления, но его визит, планировавшийся как кратковременный, неожиданно затянулся на несколько дней, пока доктор Штумпфеггер, прописавший ему постельный режим, смог подлечить его ногу.
27 апреля, в пятницу, случилось происшествие, вызвавшее очередной приступ гнева у Гитлера: неожиданно исчез Герман Фегеляйн, шурин Евы Браун, офицер связи Гиммлера, прикомандированный для работы в бункере фюрера. Он просто ушел домой, переоделся в гражданскую одежду и хотел попробовать выбраться из осажденного Берлина. Территория, на которую распространялась в тот день власть Гитлера, уже сократилась до крошечных размеров, но у фюрера нашлось достаточно преданных стражников, чтобы пресечь столь явное непослушание — даже проявленное родственником будущей госпожи Гитлер; они сумели быстро выудить беглеца из развалин горящего Берлина и притащить в тот же вечер обратно в бункер. Фегеляйн был посажен под стражу, а на следующее утро допрошен и приговорен к наказанию.
Но тут нашлись дела поважнее. Ночью, когда грохот снарядов, рвавшихся наверху, проникал во все уголки бункера, Гитлер созвал всех своих верных соратников и сообщил им (по словам Ханны Рейч) время, способ и все остальные подробности своего добровольного ухода из жизни. Вопрос о времени был ясен сам собой: все нужно было сделать до того, как русские передовые части, в составе хотя бы одного батальона, появятся в районе бункера.
Несмотря на составленный план самоубийства, Гитлер до последнего часа сохранял надежду на подход 12-й армии Венка; но попытки прорыва к Берлину, предпринятые Венком в районе Ферча (близ Потсдама) и у Беелитца (к юго-западу от Берлина), оказались безуспешными. 28 апреля из бункера пошли одна за другой телеграммы и приказы по радио с требованиями ускорить продвижение наступающих частей — тех, которых уже не существовало в действительности. На следующий день Гитлер узнал о предательстве Гиммлера, по поручению которого граф Бернадотт вел с союзниками переговоры о капитуляции немцев. Когда до Гитлера дошло это известие, у него начался припадок бешеной ярости, грозивший, кажется, перейти в полное безумие. Никто не мог остановить этот поистине вулканический взрыв страстей; все вынуждены были молча слушать, как их свихнувшийся повелитель рычит и воет от бессильной злобы, доводя себя до изнеможения. Когда он наконец успокоился, то позвал к себе Геббельса и Бормана на тайное совещание, о содержании которого не было сказано ничего; догадывались только, что все трое наметили последовательность своих дальнейших действий; больше им просто ничего не оставалось делать. Фегеляйн, как офицер, представлявший Гиммлера в бункере, был немедленно подвергнут перекрестному допросу. В конце концов он признался, что ему было известно о переговорах Гиммлера с Бернадоттом. После этого беднягу снова заключили под стражу, а потом по приказу Гитлера вывели наверх, в сад, и расстреляли.