Юлий Цезарь

Галльские дела вообще очень осложнились в течение 60 года. Национальная партия энергично работала, чтобы поднять на ноги гельветскую армию; романофильская партия и Ариовист согласно, но с различными целями, доносили на национальную партию; римские политики находились перед этой опасностью в очень серьезном замешательстве. Должны ли были они уступить домогательствам эдуев, послать римские армии для войны с Ариовистом и, устранив вмешательство гельветов в галльские дела, взять на себя задачу ниспровержения германского владычества в Галлии? Или они должны были прежде всего заняться «гельветской опасностью», пойти на союз с Ариовистом и без промедления раздавить гельветов, чтобы гарантированно избавить Италию от всякой будущей опасности? Возможны были две политики: политика антигельветская и политика антигерманская. Нужно было сделать выбор. То, что мы знаем о проектах консула Метелла, заставляет нас думать, что уже Метелл склонился к антигельветской политике. Цезарь в 59 году окончательно принял эту политику, как доказывает союз, заключенный им с царем свевов. Этот союз означал победу интриг Ариовиста над интригами Дивитиака. Конечно, было бы очень важно знать причины, которые заставили Цезаря решиться на столь неудачный выбор; но так как у нас нет документальных подтверждений этого, мы должны довольствоваться гипотезами. Наиболее вероятна гипотеза, что причину этой ошибки следует искать в полном незнакомстве в Риме с галльскими делами. Тревожные слухи, распространявшиеся в Риме эдуями и Ариовистом об эмиграции гельветов, должны были произвести очень сильное впечатление, потому что воспоминания о нашествии кимвров и тевтонов были еще слишком свежи и живы в памяти римлян. Как только начали циркулировать тревожные слухи о гельветах, публика и политический мир со свойственной демократами привычкой все упрощать усмотрели в галльском вопросе только гельветскую опасность; все остальное — борьба эдуев и свевов, германская опасность, границы Рейна — отступило на второй план. Цезарь, захваченный общим настроением, присоединился к общему мнению и немедленно по прибытии к своей армии сделал необходимые распоряжения, чтобы напасть на гельветов.

В действительности Цезарь, решаясь на войну с гельветами, совершал очень грубую ошибку. Экспедиция гельветов должна была быть очень популярной во всей Галлии, ибо все надеялись, что она уничтожит германское владычество. Вмешательство проконсула, служившее парадоксальным образом в пользу Ариовиста, затронуло гордость и интересы национальной партии и поставило в тяжелое положение романофильскую партию и самого Цезаря. Сторонники союза с Римом, естественно, должны были отвечать перед народом за все то, что представитель Рима делал в Галлии. Предсказывали, что вмешательство Рима принесет Галлии огромные благодеяния, а проконсул, напротив, является самым ревностным союзником Ариовиста, который с помощью Цезаря избавился от столь страшного врага, как гельветы, не двинув ни одного солдата. Эта гипотеза также может показаться смелой, но ее можно подкрепить аргументом, который, по моему мнению, играет решающую роль: она позволяет нам объяснить крутой поворот в политике Цезаря, последовавший вслед за заключением мира с гельветами. Если затруднения, связанные с первой книгой Комментариев и рассмотренные до сих пор, достаточно велики, то там мы встречаемся с еще большим затруднением: Цезарь не объясняет нам, почему немедленно после войны с гельветами он начал войну с Ариовистом. Он рассказывает, что по окончании гельветской войны представители галльских народов просили у него позволения созвать собрание галлов, и он дает нам довольно патетическое описание этого собрания: представители погружены в угрюмое молчание; он сам смущен видом этой немой скорби и вынужден буквально вырывать объяснения из их уст, замкнутых суеверным страхом. Наконец несчастные решаются говорить и жалуются Цезарю на невыносимый гнет Ариовиста. Тогда Цезарь, не будучи в состоянии терпеть, чтобы с друзьями римского народа, обращались столь жестоко, в порыве великодушия решается на войну — рыцарскую войну за освобождение, предпринятую из чувства справедливости.

Нужно очень мало понимать в политике, чтобы принять всерьез этот героический рассказ… Римская политика вообще и политика Цезаря в частности не ведали таких сентиментальных соображений. Война против Ариовиста была очень серьезной войной, потому что, будучи наступательной, она велась всего шестью легионами против очень сильного врага, воодушевленного большими успехами, к тому же в отдаленной стране, без прочной операционной базы. К этим военным затруднениям прибавлялось затруднение политическое, еще более важное. Ариовист был союзником Рима и с совершенной лояльностью выполнял свои обязательства. Его ссоры с эдуями не могли считаться предлогом для разрыва, потому что эти ссоры предшествовали заключению союза с Ариовистом. Объявляя друзьями и союзниками эдуев и свевов, Рим, очевидно, решил не вмешиваться более в их раздоры. Следовательно, для войны не было никакого приличного предлога. А если римский проконсул не мог начать войны несправедливой, то еще трудней было ему решиться на войну противозаконную. В случае неудачи начавший противозаконную войну полководец мог подлежать очень тяжелой уголовной ответственности; нельзя не учитывать и впечатления, которое противозаконная война могла произвести на суеверных и невежественных солдат. Последнее не надумано; подобный, хотя и исключительно редкий, случай в военной истории Рима произошел в Везантионе (Besancon): солдаты взбунтовались и отказались выступить, ссылаясь именно на то, что война была противозаконной.

Следовательно, очевидно, что, если Цезарь решился на столь опасную и скоротечную войну — в несколько недель, — идя навстречу всем опасностям, ставя на карту свою карьеру, он должен был быть принужден к этому серьезными политическими причинами, которые не позволяли ему выжидать. В противном случае он постарался бы выиграть время, чтобы увеличить свою армию, как сделал он это в следующем году во время войны с белгами, и найти более серьезный casus belli, чем тот, которым он воспользовался. Что же это были за столь серьезные причины? Если придерживаться рассказа Комментариев или традиционной версии этой истории, то их совершенно не видно. Напротив, мы можем дать очень удовлетворительный ответ на этот вопрос, если примем все предложенные нами объяснения. Цезарь начал войну с Ариовистом, чтобы изгладить в общественном мнении Галлии тяжелое впечатление, произведенное его войной против гельветов. Эта война разрушила опору его галльской политики и увеличила могущество Ариовиста, т. е. царя, бывшего ему соперником, если только он хотел иметь какое-либо влияние на галльские дела. Цезарь должен был осознать допущенную им грубую ошибку в течение войны с гельветами или после ее окончания. И чтобы немедленно исправить ее, очень смело разорвал союз, который сам заключил с Ариовистом, и объявил ему войну. С принятием этой нашей гипотезы все становится понятным.

Можно, однако, сделать одно возражение. Можно сказать, что Цезарь вовсе не ошибался о положении дел в Галлии; что он знал настоящую цель эмиграции гельветов; что при своем отъезде из Рима он прекрасно знал, что ему надо победить не гельветскую опасность, но опасность германскую; что он решился начать войну с Ариовистом, но хотел сначала избавиться от гельветов, которые ставили себе ту же самую задачу. В этом случае союз с Ариовистом был бы только хитростью, чтобы отвлечь внимание царя свевов и убедить его предоставить Цезарю свободу действий в войне с гельветами. Таково мнение Дюрюи. Но существуют, по моему мнению, два возражения, кажущиеся мне неустранимыми. Во-первых, если Цезарь основательно знал положение Галлии и истинный характер движения гельветов, то он не взял бы Думнорига в качестве начальника конницы. «Комментарии» показывают, что открытие интриг Думнорига было большой неожиданностью для Цезаря. Это указывает, что Цезарь не знал отношений, связывавших экспедицию с политическими партиями Галлии, т. е., что он имел очень поверхностное и несовершенное представление о том, чем это движение было в действительности. Другим основным возражением является для меня союз с Ариовистом. Если бы он предвидел, что война с Ариовистом неизбежна, он никогда не согласился бы дать ему титул друга и союзника. Всякий, знающий римские дела, отвергнет мысль, что Цезарь мог хладнокровно прибегнуть к столь безрассудной мере, которая могла создать ему столь важные затруднения.